Неудача под Питаной обернулась для Фимбрии катастрофой. Он не сумел захватить в плен понтийского царя, а затем пожать плоды своих побед и завершить войну, поскольку его опередил Сулла, предложивший царю весьма выгодные условия[1024]. Дарданский мир оказался для царя даже более благоприятным, чем вызвавшее возмущение многих римлян соглашение с Югуртой в 111 г.[1025] Фактически это был союз, если учесть военную помощь, оказанную Митридатом Сулле (Гуленков 1998, 59-60). В сущности, под давлением обстоятельств[1026] будущий диктатор сделал то, о чем говорил Архелай, предлагая ему в обмен на уступки Митридату деньги и корабли, столь нужные для борьбы с марианцами. Как резонно замечает А. Н. Шервин-Уайт, «это предложение, восходящее к мемуарам Суллы, не так глупо, как может показаться»[1027].
Фимбрия стал первой жертвой Дарданского договора. Он оказался в безвыходном положении, не сумев сделать того, что, как уже говорилось, только и могло оправдать расправу с Флакком и узурпацию командования. Продолжать войну со столь скромными силами, да еще имея в тылу армию Суллы, было опасно. Все это явно не способствовало сохранению им прежнего авторитета у воинов и командиров.
Вскоре Сулла подступил к Фиатирам[1028], где стояло войско Фимбрии, и расположился в двух стадиях от него. Он потребовал от марианского полководца передать ему свою армию, которой тот командует незаконно. Фимбрия отвечал, что Сулла тоже командует точно так же. Воины Суллы стали окружать рвом лагерь фимбрианцев, которые начали перебегать на их сторону[1029]. Фимбрия созвал сходку и принялся уговаривать воинов не покидать его, но те заявили, что не будут воевать с согражданами, после чего он, как уверяет Аппиан (Mithr. 59.242), бросился им в ноги, чем вызвал у них еще большее отвращение.
Число перебежчиков выросло, и Фимбрия, если верить Аппиану (loc. cit.), стал подкупать командиров, а затем собрал их и потребовал, чтобы подчиненные поклялись ему в верности. Самые преданные из их числа стали требовать поименного принесения клятвы. Но когда глашатай вызвал ближайшего помощника полководца, Нония, тот отказался присягать. Фимбрия обнажил меч и хотел убить его, но из-за всеобщего возмущения не решился. Он будто бы подослал во вражеский лагерь раба, соблазнив его деньгами и обещанием свободы, и приказал ему убить Суллу. Но раб будто бы выдал себя нерешительностью, был схвачен и во всем сознался. Фимбрия пытался вызвать Суллу на переговоры, но тот не явился сам, а прислал к нему Рутилия Руфа[1030], который гарантировал неприятельскому командующему беспрепятственный проход до побережья, если тот хочет отплыть из Азии. В ответ Фимбрия заявил, что «у него есть другая, лучшая дорога», удалился в Пергам и покончил с собой вместе со своим рабом в храме Асклепия[1031].
В этом рассказе следует оговорить несколько моментов. Совершенно очевидно, что он основан на враждебных Фимбрии источниках[1032]. Говорится о попытке подкупа Фимбрией своих подчиненных, но умалчивается об аналогичных действиях Суллы, которые, как мы видели на примере армии Сципиона, в таких ситуациях имели место. Нет полной уверенности и в правдивости истории с рабом, подосланным убить Суллу — это мог быть обычный перебежчик, согласившийся дать нужные его новым хозяевам показания. Наконец, не говорится о такой очевидной причине измены воинов Фимбрии, как заметный численный перевес противника[1033]. (Вопрос о том, была ли в действительности предоставлена марианскому военачальнику свобода передвижения, будет рассмотрен в следующей главе.)
Так или иначе, в результате событий под Фиатирой циннанское правительство постигла катастрофа — оно лишилось единственной боеспособной армии, а также окончательно потеряло все провинции к востоку от Италии, которые стали теперь базой для наступления Суллы на Апеннинский полуостров, начавшегося в 83 г.
САРДИНИЯ И СИЦИЛИЯ
О положении на Сардинии наши сведения крайне скудны. Мы знаем лишь, что её наместником в 82 г. был Квинт Антоний Бальб[1034], претор 83 или 82 г.[1035] Известно, что в качестве претора он чеканил в Риме денарии с победными символами, очевидно, демонстрировавшими решимость марианцев отразить нападение возвращавшегося из Азии Суллы[1036]. Во вверенной ему провинции он это сделать не смог, как и другие марианские военачальники в Италии, Испании, Африке и на Сицилии. Как сообщает эпитоматор Ливия (per. 86), на острове высадился Л. Марций Филипп, перешедший на сторону Суллы и ставший его легатом. Он разбил войско наместника (сам Антоний погиб) и овладел островом[1037].
Что касается Сицилии, то ее наместником еще во времена Союзнической войны был Гай Норбан, хорошо показавший себя в ходе борьбы с италийцами[1038]. Затем его сменил Марк Перперна Вейентон[1039]. Диодор, повествуя о событиях 82 г., называет Перперну «стратегом Сицилии» (XXXVIII. 14). Учитывая, что этим термином греческие авторы обычно обозначали претора, многие исследователи решили, что именно в 82 г. он и занимал эту должность[1040], т. е. тогда же стал и наместником.
Однако, по мнению Э. Бэдиана, сообщение Диодора не дает бесспорных оснований для такой датировки[1041]. С этим трудно не согласиться — мы имеем дело лишь с эксцерптом, да и под стратегом мог иметься в виду просто наместник. Логично предположить, что Перперна занимал претуру в 83 г., после чего и отправился на Сицилию (Konrad 1994, 146). Не исключено также, что он управлял в 82 г. островом уже не первый год[1042].
Так или иначе, в 82 г. Перперна занимал пост наместника Сицилии. Диодор пишет: «В то время как Марий [Младший] из-за недостатка необходимого был покинут воинами, лишь стратег Сицилии Марк Перперна, хотя Сулла и присылал к нему [для переговоров] и предлагал перейти на его сторону, до такой степени не поддавался увещеваниям, что не только сохранял верность Марию, но даже надменно заявлял, будто переправится с Сицилии со всеми силами и вызволит Мария из Пренесты» (XXXVIII. 14). Более краток Плутарх: «Спустя некоторое время пришла весть о том, что Перпенна укрепляется на Сицилии, стараясь превратить остров в опорный пункт (όρμητήριον) для остатков... приверженцев Мария... Против них был послан Помпей с большим войском. Перперна немедленно (εύθύς) уступил ему остров» (Pomp. 10. 1-2).
Рассмотрим эти сообщения. Э. Бэдиан предполагает, что Перперна отправился на Сицилию еще в начале войны (проверить это трудно) и сравнивает его с Серторием, отбывшим той порой в Ближнюю Испанию. Оба имели связи в своих провинциях: дед первого подавлял на Сицилии восстание рабов, а второй воевал на Пиренейском полуострове в 90-х гг. (Ваdian 1958, 269). Однако если о деятельности Сертория в качестве наместника Hispania Citerior довольно подробно рассказывают Плутарх и Эксуперанций (см. с. 330-338), то о Перперне таких сведений нет. Поэтому вопрос об отношениях Перперны с жителями острова, насколько мне известно, в историографии практически не ставился, если не считать замечания о вероятных связях Перперны благодаря его деду с сицилийцами. Но на основании косвенных данных можно высказать и другие предположения. Плутарх рассказывает (Pomp. 10.11), что Помпей хотел покарать Гимеру, державшую сторону врага (μετά των πολεμίων), т. е. марианцев. Промарианскую позицию занимала, видимо, и Мессена, коль скоро Помпей не пожелал обойтись с нею милостиво (φιλανθρώπως πάσαις έχρήτο πλήν Μαμερτίνων τών εν Μεσσήνη — 10.2). По словам Плутарха, Помпей карал лишь наиболее знатных и явных врагов Суллы (έν δόξη μάλιστα τών Σύλλα πολεμίων — 10.10), остальных же щадил, причем ясно, что было их не так уж и мало, причем в их число входили и сицилийцы. Об этом свидетельствует упоминание чуть ниже сторонника марианцев Стенния из Гимеры (10. 11-13). Вряд ли factio Mariana имела бы столь значительную поддержку на острове, если бы его наместник вел себя слишком уж неподобающим образом. Обращает на себя внимание, что Цицерон в своих весьма пространных «верринах» нигде не упоминает о злоупотреблениях Перперны (хотя бы для того, чтобы представить их как не столь вопиющие по сравнению с верресовыми). Молчит и явно враждебный Перперне Плутарх. Правда, по его словам, Помпей, высадившись на Сицилии, πόλεις άνελάμβανε τετρυχωμένας (10.2), что Г.А. Стратановский переводит как «начал восстанавливать разрушенные города» (Плутарх 1994, 66). Но из Плутарха следует, что боев на острове не было, откуда же взяться разрушениям? Глагол μναλαμβάνω имеет также значение «вновь занимать», a τρύχωι— «разорять», так что можно говорить просто о занятии армией Помпея городов, чьи жители были разорены (например, налогами)[1043]. Но вполне возможно, что перед нами обычное для Плутарха риторическое преувеличение, тем более что оно никак не связано с предыдущим и последующим изложением.
Как же понимать отказ Перперны перейти на сторону Суллы и его угрозу переправиться в Италию, вместо чего последовала сдача острова без сопротивления? Прежде всего надо учитывать характер изложения Диодора, который, желая демонстрировать примеры умеренного и милосердного поведения, в то же время весьма благосклонен к Сулле — последний у Диодора предлагает наместнику Сицилии договориться, а тот надменно (μετ’ άνατάσεως) отказывается и разражается пустыми угрозами, а сам, как мы знаем из Плутарха и как, очевидно, сообщал далее и Диодор, позорно бежит с острова перед наступающим Помпеем. В то же время нельзя не отметить и другое: Перперна был, по словам греческого историка, единственным (μόνος), кто не оставил попавшего в тяжелое положение Мария Младшего. Возможно, симпатии автора к Сулле и, соответственно, неприязнь к его врагам наложились здесь на благоприятный для Перперны рассказ, восходящий к местной традиции. Собственно, кроме замечания о надменности ответа наместника Сулле, ничего предосудительного о Перперне в данном пассаже не сказано. То, что он не пошел на помощь Марию, как собирался, могло