ишь из одного источника, и притом почти случайно (Evans 2007, 87). Посему весьма вероятно недопонимание Плутархом рассматриваемой меры (Long 1866, 219). То же касается и рассуждений Р. Эванса о причинах огромной задолженности Сульпиция — цифра «три миллиона (μυριάδας τριακοσίας)»[1243] вызывает серьезные сомнения. И дело тут не только в сугубо инвективном характере всего пассажа Плутарха, что уже само по себе настораживает. (Достаточно вспомнить абсурдное утверждение, будто Сульпиций прямо на форуме подсчитывал доходы от продажи прав гражданства (!), торговать которыми он не мог просто в силу отсутствия необходимых полномочий.) Напомним также, что Веллей Патеркул (II. 18. 5) в характеристике Сульпиция пишет о его богатствах (opibus), зато о другом плебейском трибуне, Г. Скрибонии Курионе, чьи долги были вдвое меньше сульпициевых[1244], отзывается как о suae alienaeque et fortunae et pudicitiae prodigus, расточителе своего и чужого состояния и целомудрия (II. 48. 3). Таким образом, достоверность сведений об астрономической задолженности Сульпиция как минимум оказывается под вопросом[1245] и потому вряд ли может служить опорой для каких-либо выводов. Поэтому и рассуждения о том, будто ее причиной стало то, что Сульпиций на свои деньги содержал небольшую армию, также очень спорны, тем более что в существовании столь крупного отряда есть основания усомниться (см. ниже).
Как же тогда трактовать этот пассаж Плутарха[1246]? Мы можем ограничиться лишь догадками, учитывая неконкретность сообщения греческого писателя, который вслед за своим источником имел целью не объяснить суть закона, а показать порочность Сульпиция. Речь шла, видимо, лишь о каком-то конкретном виде долга. Можно также предположить, что lex Sulpicia de aere alieno senatoruijn каким-то образом стеснил Суллу или кого-то из его друзей, чем и обусловлена столь враждебная реакция на закон, отразившаяся у Плутарха. Так или иначе, но видеть в этом вырванном из контекста сообщении свидетельство антисенатской позиции трибуна оснований явно недостаточно[1247].
Рассмотрим теперь широко используемое для доказательства упомянутого тезиса сообщение Плутарха о 600 молодых всадниках, которых Сульпиций будто бы именовал «антисенатом» (άντισύγκλητον ώνόμαζεν: Mar. 35.2; Sulla. 8.3). Обычно это сообщение принимается учеными[1248], хотя еще Моммзен резонно указал, что оно восходит к рассказам врагов трибуна[1249]. Несомненно, что Сулла, чьи воспоминания активно использовались последующими авторами, был заинтересован в том, чтобы изобразить себя защитником сената, а своих врагов — его недругами. Э. Бэдиан настаивает на недостоверности сообщения Плутарха, поскольку для «термина» «антисенат» нет латинского слова, а потому он является ученой конструкцией. Кроме того, в эпоху, когда сенат насчитывал примерно 300 человек, у Плутарха вдруг заходит речь о 600[1250], а столько их стало только после реформ Суллы[1251]. А. Кивни возразил на это, что слово άντισύγκλητος могло передаваться описательно, как предположил Э. Линтотт[1252], число же сенаторов не так важно — главное, указать на существование «антисената» (Keaveney 1983b, 55). В этих аргументах много верного, тем более что численность patres в сенате после пополнения его Суллой могла быть и меньше, порядка 450-500 человек[1253]. Но само по себе указание на столь значительное число членов сугубо неформального объединения, «антисената», понятно с пропагандистской точки зрения, но абсурдно с любой другой. Кто и как считал этих людей? Почему это единственное сообщение, прямо предполагающее враждебные отношения Сульпиция и сената, содержится в крайне пристрастном источнике, каковым является соответствующий пассаж Плутарха? Почему у других античных авторов оно не встречается вообще (Werner 1995, 322, Anm. 469), что крайне странно, учитывая исключительность этого факта? Неясно, наконец, в какой обстановке произносились интересующие нас слова, что имеет немаловажное значение — одно дело, если они прозвучали на сходке или в сенате, и совсем другое, если во время пирушки. Вероятнее, что трибун называл своих друзей в шутку[1254] просто сенатом, не имея в виду задеть этим patres — никто же не рассматривает как политический выпад выражение «сенат собутыльников (senatus congerronum)» у Плавта (Most. 1049). Однако противники Сульпиция могли осуществить нехитрую подмену понятий: сенат в Риме только один, и любой другой, поскольку самим фактом своего существования оспаривает его права[1255], может быть лишь враждебным ему, т. е. «антисенатом». Не исключено, что это слово, отсутствующее в латинском, появилось в грекоязычном источнике, каковым вполне могли быть мемуары Суллы.
Так или иначе, сколь-либо убедительных оснований считать, что Сульпиций пребывал в конфликте с сенатом или его большинством, причем уже к моменту внесения своих законопроектов, у нас нет[1256]. Напротив, имеются косвенные данные в пользу того, что отношения реформатора с patres в указанное время были не так уж плохи — не сообщается о недовольстве patres ни законопроектами Сульпиция[1257], ни даже его насильственными действиями в отношении консулов, ни о том, что сами эти действия затрагивали сенат. Можно, конечно, объяснив все неполнотой изложения античных авторов, считавших это чем-то само собой разумеющимся. Или же просто тем, что их интересовало противостояние Суллы и Мария, а не позиция сената. Но тогда перед нами тот случай, когда к молчанию источников можно применить цицероновское cum tacent, clamant. Ведь ни один из девяти плебейских трибунов — коллег Сульпиция не наложил вето на его законопроекты, что было бы практически неизбежно в случае противостояния реформатора с сенатом[1258]. Кроме того, после введения неприсутственных дней люди Мария и Сульпиция совершили вооруженное нападение на консулов, в ходе которого погиб сын одного из них, Помпея. Случай этот был вполне подходящим для издания senatus consultum ultimum, но его, насколько известно, не последовало, хотя ничто не мешало принять таковое сразу же после отмены feriae Суллой.
Оборотной стороной отношения сенаторов к трибуну-реформатору было, видимо, их отношение к консулам того года. Сулла, чьи предки после 277 г. не занимали консульской должности, добился ее лишь в 50 лет, т. е. через 7 лет после suo anno, а когда он женился на Метелле, это породило недоброжелательные разговоры[1259]. Вряд ли улучшению его репутации в глазах нобилей способствовал происшедший незадолго до этого инцидент, когда он не покарал воинов, убивших легата Авла Постумия[1260]. У коллеги Суллы, Помпея Руфа, был только один предок-консул в роду, а сам он вел себя весьма вызывающе по отношению к нобилитету. Во время своей городской претуры в 91 г. он запретил пользоваться имуществом сыну прославленного Фабия Аллоброгского, под предлогом его непомерной страсти к роскоши[1261]; Сулла же с ним, как известно, породнился, отдав за его сына свою дочь от первого брака[1262]. Не вызывает удивления инертная позиция patres в условиях противостояния консулов с трибуном[1263].
Но почему же тогда Сулла после взятия Рима провел закон, расширявший права сената, поскольку теперь плебейским трибунам без его одобрения запрещалось вносить законопроекты в комиции (Арр. ВС. I 59. 266)? Причина, думается, проста: сделал он так во избежание ситуации, в которую попал сам, когда незадолго до этого народное собрание по инициативе «смутьянов» лишило его командования. В случае, если бы такой законопроект прошел предварительное обсуждение в курии, вероятность его одобрения оказалась бы близкой нулю, поскольку нового возвышения Мария, судя по событиям Союзнической войны, сенаторы явно не желали.
Каковы же были отношения реформатора с ordo equester? На чем основывается популярный в историографии тезис о его союзе с всадниками? Сторонники этой точки зрения ссылаются на слова Плутарха о том, что при Сульпиции находилось 600 молодых людей из всаднического сословия[1264], которых он называл «антисенатом» (Маr. 35.2: έξακοσίους μέν είχε περί αύτόν των ιππικών οιον δορυφόρους; см. также: Sulla. 8.3). Л. Парети полагает, что рассказ Плутарха (Sulla 8.2) о том, как трибун прямо на форуме подсчитывал деньги за продажу им гражданских прав (δς γε τήν 'Ρωμαίων πολιτείαν έξελευθερικοΐς καί μετοίκοις πωλών άναφανδον ήρίθμει τιμήν δια τραπέζης έν άγορά κείμενης), свидетельствует о подкупе его всадниками[1265], они же, по мнению итальянского ученого, содержали и упоминавшийся выше трехтысячный вооруженный отряд Сульпипия (Pared 1953, 556).
Однако эти аргументы представляются неубедительными. В научной литературе уже указывалось, что присутствие при Сульпиции 60