Своим «правом» на более «достойного» предводителя воспользовались и солдаты Валерия Флакка. Сначала они взбунтовались против него, предпочтя ему талантливого и удачливого Фимбрию, к тому же не обделявшего их добычей, но когда им пришлось столкнуться с превосходящими силами Суллы, они спокойно перешли на его сторону. Не случайно тот оставил Fimbriani в Азии (Plut. Luc. 7. 1-2; App. Mit hr. 64.265), поскольку быть уверенным в их верности или хотя бы управляемости в схватке за Италию, естественно, не мог. Сомнительно, во всяком случае, что они проявили бы ту сдержанность во время марша по Южной Италии, которая была призвана обеспечить (и наверняка обеспечила) Сулле симпатии, а то и поддержку многих жителей Апеннинского полуострова.
В то же время обращает на себя внимание поведение воинов Метелла Пия — их братание с солдатами Цинны во время осады Рима (см. выше) не переросло в массовое дезертирство, хотя обстановка к тому располагала, и войско Метелла, пусть, видимо, и небольшое, сохранялось до конца гражданской войны. Очевидно, огромную роль играла здесь личность полководца.
Таким образом, во время первой гражданской войны армия, что вполне естественно, стала играть намного более важную роль в римской политике, чем прежде, начав осознавать себя как политическая сила. Но она еще не заставляла подчиняться себе политиков в такой степени, как то произойдет во времена второго триумвирата. «Клиентские армии» оказались опорой многих честолюбивых военачальников, и именно они демонстрировали наибольшую боеспособность. При этом и воины, призванные по набору, также стали проявлять неслыханное прежде своеволие, о чем говорят убийство Цинны и неоднократные переходы на сторону неприятеля. Превращение же армии в самостоятельную политическую силу было еще впереди.
ОСОБЕННОСТИ ПОЗИЦИИ НОБИЛИТЕТА В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
К 39 г. многие знатные фамилии утратили прежнее влияние. После 168 г. до указанного срока ни разу не были консулами Эмилии Павлы[1308], после 164 г. — Манлии Торкваты, после 152 г. — Клавдии Марцеллы, 143 г. — Клавдии Пульхры, 134 г. — Корнелии Сципионы, 126 г. — Эмилии Лепиды, 125 г. — Фульпии Флакки, 116 г. — Фабии Максимы etc.[1309] В то же время вновь укрепили свои позиции Валерии Флакки (консулаты 100 и 93 гг. после 131 г., цензура 97 г.), Лицинии Крассы (консулаты 97 и 95 гг. также после 131 г., цензура 89 г.), Домиции Агенобарбы (консулаты 96 и 94 гг. после 122 г., цензура 92 г.), Юлий Цезари (консулаты 91 и 90 гг. после 157 г., цензура 89 г.). Впервые стал консулом (99 г.) и цензором (97 г.) представитель странного, но прежде не имевшего среди своих членов обладателей этих магистратур рода Антониев. Значительно выросло число homines novi среди консулов — Тит Дидий (98 г.), Г. Целий Кальд (94 г.), М. Геренний (93 г.), П. Рутилий Луп (90 г.; впрочем, тогда же он и погиб).
У нас очень мало данных о политических группировках на 89 г. Союзническая война, по-видимому, серьезно повлияла на расстановку политических сил. В результате Союзнической войны, как считает К. Г. Рийкоек, перестал существовать союз Домициев Агенобарбов — Кассиев Лонгинов (Rijkhoek 1992, 119), который дал между 96 и 92 гг. трех консулов и одного цензора (Gruen 1968, 191). То же можно сказать, как полагает немецкий ученый, и о приверженцах одного из крупнейших политиков того времени — Л. Марция Филиппа (Rijkhoek 1992, 119). Но это могло быть вызвано не Союзнической войной, как думает Рийкоек, а тем, что цель — отмена реформ Друза — оказалась достигнута. (Что, впрочем, не помешало Филиппу достичь при циннанцах вершины сенаторской карьеры — цензуры.) Об ослаблении группировки Метеллов говорилось выше.
Однако очевидно, уже в конце 89 г. появляются новые группировки — сторонников и противников избрания Цезаря Страбона, а также союз Суллы, Помпея Руфа и Метеллов (см. с. 59-60, 65-66)[1310]. Первые две factiones явно прекратили существование после провала Цезаря Страбона при его попытке добиться участия в выборах, с последней же дело обстоит несколько сложнее. С одной стороны, упомянутый союз просуществовал достаточно долго — Метелл Пий поддержал Суллу в гражданской войне на ее заключительном этапе и стал его коллегой по консулату в 80 г. Но, с другой стороны, мы видели, что он не спешил присоединиться к нему и в течение кампаний 83 и 82 гг. действовал не просто автономно, а на значительном удалении от Суллы, который позднее считал великой удачей свои добрые отношения с ним во время совместного консулата в 80 г.[1311]
Весьма интересен вопрос о поддержке нобилями Сульпиция. Лояльная позиция сената — т. е. прежде всего наиболее влиятельных консуляров, которые и определяли его политику — не могла быть обеспечена без группы поддержки. Источники сообщают о союзе Сульпиция с Марием, но такой союз трибун заключил уже в ходе борьбы за свои законы[1312]. Здесь уместно вспомнить о предполагаемой дружбе Сульпиция и Друза (см. Keaveney 1979, 454 + η. 11). Можно допустить, что Скавр, в свое время советник Друза (Cic. Dom. 50), обещал поддержку и Сульпицию, чьи проиталийские проекты перекликались с замыслами трибуна 91 г., а проект lex de libertinorum suffragiis — с аналогичным законом Скавра, проведенным им еще в 115 г. (auct. de vir. ill. 72.5). Учитывая, что последний, возможно, умер лишь в начале 88 г.[1313], это тем более не исключено. К тому же Скавр как принцепс сената мог обеспечить поддержку одних и дружественный нейтралитет других сенаторов, прежде всего консуляров[1314]. Стоит также отметить, что многим из них — прежде всего тем, кто был связан с италийскими общинами (и тем более являлся патроном какой-либо из них), распределение италийцев по всем трибам теоретически сулило определенные выгоды. Что же касается менее влиятельных союзников Сульпиция, то Аппиан (ВС. I. 60. 271) называет в их числе тех, кого после взятия Рима Суллой по его инициативе объявили hostes, Публия Корнелия Цетега и (Марка?) Юния Брута[1315]. В принципе они, конечно, могли быть людьми Мария, а не Сульпиция, но о прежних связях арпината с ними ничего не известно, а потому резонно предположить, что они являлись союзниками именно Сульпиция.
Взятие Рима Суллой вряд ли произвело на нобилитет положительное впечатление[1316], поскольку продемонстрировало пренебрежение будущего диктатора к традиционным порядкам, не предполагавшим ввода войск в Город, да еще без санкции сената. И хотя сенат не был тождествен знати, все же нет оснований полагать, что сама знать не сохраняла свой контроль над ним. Можно было бы считать, что лучше всего позицию нобилитета отражало предложение Антония сложить оружие обеим сторонам еще до взятия Города, однако неизвестно, было ли это предложение принято.
Активного сопротивления Сулле сенаторы не оказали — очевидно, дали себя знать неожиданность ситуации и страх перед армией, однако стоит напомнить, что против расправы над Марием выступил его родственник, видный нобиль — Сцевола Авгур. В поддержку же предложения выступил, как уже говорилось, Лутаций Катул, чью позицию определяла его давняя зависть к Марию. Выражал ли он еще чьи-либо воззрения, можно только гадать, хотя это и вероятно. Во всяком случае, об активной поддержке инициативы Суллы со стороны других нобилей данных нет.
Позиция нобилитета по отношению к Сулле до его отъезда на Восток, очевидно, была умеренно оппозиционной, о чем свидетельствуют и настроения в Риме в целом — те нобили, которые сочувствовали будущему диктатору, судя по всему, прямо об этом заявлять не спешили. Не вызывает сомнений то, что трибун Вергиний (Вергилий), подавая в суд на Суллу, рассчитывал на поддержку влиятельных сенаторов, т. е. прежде всего нобилей.
Гораздо более определенная ситуация имела место во время осады Рима Цинной и Марием. В источниках упоминается немало представителей знати, принимавших участие в обороне Города. Помимо консулов Гнея Октавия и Луция Корнелия Мерулы, это Публий Лициний Красс, отец и сын (?) Катулы, Марк Антоний, Гней Помпей Страбон, Квинт Цецилий Метелл Пий, возможно, Атилий Серран. В отношении Помпея и Метелла Пия необходимы оговорки, поскольку, как мы видели, первый вел боевые действия без должной активности и даже начал переговоры с неприятелем, а Метелл Пий вообще признал Цинну консулом и удалился из Города, бросив Октавия на произвол судьбы[1317]. В отношении Серрана мы знаем лишь, что он погиб после взятия Рима Цинной и Марием, но сведений о каких-либо его действиях в то время нет. Примечательно также, что Октавий стал первым из представителей своего рода консулом после 128 г., а последний из Мерул занимал высшую магистратуру и вовсе в 193 г. (более ста лет назад), у Цинны же был только один консул в роду, т. е. он принадлежал к числу «молодой» знати. Все это лишний раз свидетельствует о продолжавшейся «ротации» правящей верхушки, а не о ее закостенелости.
С другой стороны, часть нобилитета поддержала Цинну — иначе, собственно, он вряд ли решился бы на выступление. В числе его приверженцев мы видим достаточно знатных людей (по крайней мере, имевших в роду консулов) — Гнея Папирия Карбона и Гая Марция Цензорина. Возможно, к нему присоединился и укрывшийся после поражения Сульпиция Брут. Фимбрия был, по-видимому, теснее связан с Марием, ибо, скорее всего, его отец или дядя был коллегой арпината по консульству в 104 г.
Во время dominatio Cinnana в Риме оставались виднейшие нобили — Луций Валерий Флакк (консул 100 г., цензор 97 г.), Квинт Муций Сцевола Понтифик (консул 95 г.), Марк Перперна Вейентон (консул 92 г.), Луций Марций Филипп (консул 91 г.), Луций Домиций Агенобарб (консул 94 г.). Хотя они активными сторонниками новой власти себя не зарекомендовали, но само их пребывание в Риме уже во многом легитимировало режим, законность которого особых сомнений у граждан не вызвала