Какова цель нашего существования, каким мы его знаем сейчас? — не теоретически, но на самом деле? Какова цель нашего повседневного существования? Только выжить, не так ли? — со всем этим страданием, со всем этим горем и неразберихой, войнами, разрушениями и так далее. Мы можем изобрести теории, мы можем сказать: «Так не должно быть, должно быть что-то другое». Но это всё теории, они — не факты. То, что мы знаем, это неразбериха, боль, страдание, бесконечные антагонизмы. Мы знаем также, если мы вообще осознаём, как они возникают. Цель жизни, от мгновения к мгновению, каждый день — уничтожить друг друга, эксплуатировать друг друга, либо индивидуально, либо коллективом человеческих существ. В нашем одиночестве, в нашем страдании мы стараемся использовать других, мы пытаемся убежать от самих себя — путём развлечений, через богов, через знание, через всяческие формы веры, через отождествление. В этом наша цель, сознательно или подсознательно, так мы сегодня живём. Существует ли более глубокая, более широкая цель за пределами всего этого, цель — не от неразберихи, не от приобретений? Имеет ли это не требующее усилий состояние какое-либо отношение к нашей повседневной жизни?
Несомненно, оно вообще не имеет отношения к нашей жизни. Как оно может иметь? Если мой ум в смятении, мучится, прилагает отчаянные усилия, страстно борется, одинок — как он может быть связан с чем-то, что не от него самого? Как может истина быть связанной с ложным, с иллюзией? Мы не хотим признать это, ведь наша надежда, наше смятение заставляют нас верить во что-то большее, более благородное, что, как мы говорим, связано с нами. В своём отчаянии мы ищем истину, надеясь, что с открытием её отчаяние наше исчезнет.
Итак, мы можем видеть, что запутавшийся ум, ум, охваченный скорбью, ум, осознающий свою собственную пустоту и одиночество, никогда не сможет найти то, что вне его самого. То, что за пределами ума, может обрести бытие, только когда причины смятения, страдания, рассеяны или поняты. Всё, что было мною сказано, о чём я говорю — как понять себя самих, ведь без самопознания иного нет, иное — лишь иллюзия. Если мы можем понять всеобщий процесс самих себя, «са́мо», каждый миг, от мгновения к мгновению, мы увидим, что при прояснении нашего собственного смятения, беспорядка, то, иное, обретает бытие. Тогда переживание того, иного, будет иметь отношение к этому. Но это никогда не будет иметь отношения к тому, к иному. Будучи по эту сторону занавеса, будучи во тьме, как можно иметь переживание света, свободы? Но когда однажды имеет место переживание истины, тогда вы можете соотнести, связать его с этим миром, в котором мы живём.
Если мы никогда не познаём, что такое любовь, а знаем только постоянные ссоры, страдания, конфликты — как можем мы испытать ту любовь, что не от всего этого? Но когда однажды мы переживаем такое — тогда мы больше не беспокоимся выяснять отношения. Тогда любовь, разум — в действии. Но чтобы испытать такое состояние, все знания, накопленные воспоминания, действия самоотождествления должны прекратиться, так, чтобы ум был неспособен к каким-либо проецируемым ощущениям. Тогда, в переживании такого, в этом мире имеет место действие.
Несомненно, это и есть цель существования — выйти за пределы эго(са́мо)центрической активности ума. Переживая такое состояние, которое не измеримо умом, — тогда само переживание этого создаёт внутреннюю революцию. Тогда, когда есть любовь, нет никаких социальных проблем. Не существует никаких проблем любого рода — когда присутствует любовь. Из-за того, что мы не знаем, как любить, мы имеем социальные проблемы и системы философии о том, что делать с нашими проблемами. Я говорю, эти проблемы никогда не могут быть решены никакой системой, ни слева, ни справа, ни из середины. Они могут быть разрешены — наше смятение, беспорядок, наше страдание, наше саморазрушение, — только когда мы сможем пережить то состояние, которое не является проецированием «са́мо», нашего «я».
38. Об изменении
ВОПРОС: Что вы подразумеваете под изменением?
КРИШНАМУРТИ: Вполне очевидно, что должна быть радикальная революция. Мировой кризис требует её. Наша жизнь требует её. Наши каждодневные события, устремления, тревоги требуют её. Наши проблемы требуют её. Должна быть фундаментальная, радикальная революция, ведь всё вокруг нас рушится. Хотя порядок внешне и сохраняется, фактически происходит медленный распад, разрушение: волна разрушения постоянно настигает волну жизни.
Поэтому должна быть революция — но не революция, основанная на идее. Такая революция — это просто продолжение идеи, не радикальное изменение. Революция, основанная на идее, приносит кровопролитие, разрушение, хаос. Из хаоса вы не можете сотворить порядок; вы не можете преднамеренно создать хаос и надеяться сотворить порядок из этого хаоса. Вы не Богом-избранные, кто сотворит порядок из беспорядка. Таков ложный способ мышления со стороны тех людей, которые хотят вызвать всё больший и больший беспорядок, чтобы создавать порядок. Ведь в момент, когда они у власти, они полагают, что знают все способы, как навести порядок. Видя всю эту катастрофу — постоянное повторение войн, непрекращающийся конфликт между классами, между народами, ужасное экономическое и социальное неравенство, неравенство способностей и дарований, пропасть между теми, кто необычайно счастлив, спокоен, и теми, кто пойман в ловушку ненависти, конфликта, и страдания — видя всё это, видишь, что должна быть революция, должно быть полное изменение, не так ли?
Это изменение, эта радикальная революция — что-то самое отдалённое, завершающее, или оно — каждый миг, от мгновению к мгновению? Я знаю, нам хотелось бы, чтобы оно было самым отдалённым, ведь намного легче думать в терминах отдалённого, далёкого, отсутствующего. В конечном счёте когда-то мы будем изменёнными, в конечном счёте когда-то мы будем счастливыми, в конечном счёте когда-то мы постигнем истину; пока же — давайте продолжать. Несомненно, такой ум, думающий в терминах будущего, не способен действовать в настоящем; поэтому такой ум не стремится к изменению, он просто избегает изменения. Что же мы подразумеваем под изменением?
Изменение — не в будущем, никогда не может быть в будущем. Оно может быть только сейчас, от мгновения к мгновению. Так что же мы подразумеваем под изменением? Несомненно, это очень просто: видеть ложное как ложное и истинное как истину. Видеть истину в ложном и видеть ложное в том, что было принято как истина. Видеть ложное как ложное и истину как истину — это и есть изменение, потому что когда вы видите что-то очень ясно как истину, эта истина освобождает. Когда вы видите, что что-то ложно, эта ложная вещь отпадает. Когда вы видите, что эти обряды — просто пустые повторения, когда вы видите истину этого и не оправдываете их, налицо изменение — разве не так? — ведь ещё один обруч зависимости исчез. Когда вы видите, что классовое различие ложно, что оно вызывает конфликт, создаёт страдание, разделение между людьми — когда вы видите истину этого, сама эта истина освобождает. Само восприятие этой истины есть изменение, не так ли? Поскольку мы окружены таким множеством того, что ложно, восприятие ложности каждый миг, от мгновения к мгновению, есть изменение. Истина не накапливаема. Она — каждый миг, от мгновения к мгновению. Что накапливается, складывается — так это память, и с помощью памяти вы никогда не сможете найти истину, ибо память — от времени, времени как прошлое, настоящее и будущее. Время, представляющее собой продление, длительность, никогда не может найти то, что вечно; вечность — не продление. То, что длится, продолжается — не вечно. Вечность — в мгновении. Вечность — в сейчас. Сейчас — не отражение прошлого, не продолжение прошлого через настоящее в будущее.
Ум, желающий будущего изменения или смотрящий на изменение как на отдалённую цель, никогда не сможет найти истину, ибо истина — это то, что должно приходить каждый миг, от мгновения к мгновению, что должно быть открываемо заново; не может быть открытия путём накопления. Как вы можете открыть новое, если вы перегружены старым? Только сбросив это бремя, вы откроете новое. Чтобы открыть новое, вечное, в настоящем, каждый миг, от мгновения к мгновению, человеку нужен необычайно бдительный ум, ум, который не ищет результат, ум, который не в процессе становления. Ум, занятый становлением, никогда не может знать полного счастья подлинного довольства; не довольства самодовольным удовлетворением; не довольства достигнутым результатом, а довольства, которое приходит, когда ум видит истину в том, что есть, и ложь в том, что есть. Восприятие этой истины — каждый миг, от мгновения к мгновению; и такое восприятие отодвигается путём вербализации этого мгновения.
Изменение — не цель, не результат. Изменение не результат. Результат подразумевает остаток, причину и следствие. Где есть причинность, есть ограничение быть следствию. Следствие — просто результат вашего желания быть изменённым. Когда вы желаете быть изменённым, вы всё ещё мыслите в терминах становления; то, что становится, никогда не может познать то, что является налично-существующим. Истина — налично-существующее каждый миг, от мгновения к мгновению, и счастье, которое длится — не счастье. Счастье — такое состояние бытия, которое вне времени. Это лишённое времени состояние может прийти только когда присутствует громадная неудовлетворённость — не та неудовлетворённость, которая создаёт канал, по которому она ускользает, а неудовлетворённость, не имеющая никакого выхода, для которой нет путей бегства, которая уже не ищет удовлетворения. Только тогда, в таком состоянии высшей неудовлетворённости, реальность может обрести бытие. Эта реальность не покупается, не продаётся, не повторяется; она не может быть уловлена в книгах. Она должна быть найдена каждый миг, от мгновения к мгновению, в улыбке, в слезе, под опавшим листом, в блуждающих мыслях, в полноте любви.
Любовь не отлична от истины. Любовь — такое состояние, в котором процесс мысли, как время, полностью прекратился. Где любовь есть, есть и изменение. Без любви революция не имеет никакого смысла, ведь тогда революция — просто разрушение, распад, всё более и более нарастающее бедствие, нище