Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего — страница 60 из 67

влияют на будущее, служа стимулом для преображения. Невзгоды и отчаяние позволяют сделать онтологический скачок, побуждают к действию, к поискам продуманных решений, к изучению вариантов радикально иного будущего. Если мы сопоставим все нерешенные научные проблемы в онкологии с неимоверным количеством человеческих страданий, это послужит орудием, которое проложит новые пути для критического мышления, для расширения кругозора в глобальном масштабе, для оптимистического взгляда на наш мир. Надежда, что мы можем добиться облегчения боли и страданий, которые приносит рак, – можем и добьемся, как бы ни развивались события, – обеспечит нам перемены к лучшему и на личном, и на общественном уровне.

Задачей этой книги с первых же страниц было описать потаенные стороны рака, о которых молчат те, кто испытал на себе его тяготы. Меня побудила написать ее абсолютная убежденность, что движителем квантовых скачков в научном и общественном прогрессе в противоположность невыносимо медленному поступательному движению служит сострадание. Только неизмеримые мучения онкологических больных обладают силой, способной зажечь факел сострадания, который высветит дорогу к быстрым и решительным переменам. Только сострадание способно переубедить узколобых и пробить стену мнимой логичности – бич современной онкологии. Будущее – в профилактике рака за счет выявления первых маркеров первой раковой клетки, а не в погоне за последней. Я твержу об этом с 1984 года и буду продолжать говорить об этом, пока не найдется тот, кто выслушает меня.

Для имеющих глаза заря уже занимается.

АЛИ ИБН АБУ ТАЛИБ

Хаттам-шад

Благодарности

Черновик “Первой клетки” я написала за три месяца. Мой племянник Азад Раза заметил:

– Ачи, ты писала эту книгу тридцать лет. А за три месяца просто скачала.

Так и есть.

Я целиком и полностью обязана созданием “Первой клетки” моим пациентам, оказавшим в последние тридцать лет колоссальное влияние на мою жизнь. К сожалению, при всем упорстве и преданности делу мне почти не удалось улучшить результаты их лечения, и хвастаться особенно нечем. Поэтому я начинаю этот раздел с признания своих ошибок и прошу прощения у всех пациентов за то, что мало сделала для них.

Но я пыталась. Я говорила на эти темы при каждом удобном случае, я постоянно писала о самых разных проблемах и недочетах современной онкологической парадигмы, выступала на радио и по телевидению, сделала доклад на TEDx, давала интервью и записывала подкасты. И что же? Мне почти никого не удалось переубедить. Все слушают, сочувственно кивают и возвращаются к прежним занятиям. Некоторого успеха я добилась лишь в 2014 году, когда в ответ на ежегодный вопрос фонда Edge Foundation “Какую научную идею пора отправить на свалку истории?” написала “Хватит делать из мыши слона”. Это понравилось СМИ и привлекло внимание к моей персоне, поскольку мои утверждения вызывают споры. Даже отрицательная реакция лучше никакой. Как писал Оскар Уайльд, “конечно, плохо, когда о тебе говорят на каждом углу, но еще хуже, когда о тебе вовсе не говорят”[29]. Меня пригласили на Эн-Пи-Ар. Взяли интервью на радио “Фрикономикс”. Время от времени я стала получать письма от единомышленников. Мои старания разоблачить недостатки редукционистского подхода и критику моделей на мышах при разработке противораковых средств поддержал и Алан Шлехтер из Национальных институтов здравоохранения, и Роберт Перлман из Чикагского университета.

Однажды вечером ко мне на обед пришел Джон Брокман, основатель фонда Edge Foundation и владелец “лучшего веб-сайта на свете”, и привел свою жену Катинку Матсон.

– Вам нужно, чтобы у ваших пациентов появились лучшие перспективы. Вам нужно, чтобы исследователи перестали впустую возиться с моделями на мышах. Вам нужно, чтобы онкологи иначе лечили пациентов. Вам нужен ни много ни мало сдвиг парадигмы в онкологических исследованиях и противораковой терапии. Напишите книгу. Подобные вопросы имеет право поднимать только такой человек, как вы, знающий эту отрасль изнутри. Если вы изложите свои соображения убедительно, общество это заметит. И тогда, вероятно, начнется диалог, – мягко уговаривала меня очаровательная Катинка. А Джон, известный своей жесткой прямотой, не стал тратить слов впустую и просто похлопал меня по спине:

– Солнышко, хватит ныть, займитесь делом. Пришлите нам заявку на книгу. К началу следующей недели.

Мое расписание и так забито под завязку – мне нужно и принимать пациентов, и руководить лабораторией по исследованиям рака, где кипит работа, к тому же у меня есть и преподавательская нагрузка, и административные обязанности, – поэтому первым моим побуждением было поручить рассказать мою историю профессиональному писателю. Я позвонила моей дорогой подруге Заре Хаушменд, которая уже написала за других несколько книг, имевших шумный успех, а она взяла и отговорила меня. Спасибо, Зара!

Тогда я позвонила за советом младшему брату Аббасу, который живет в Италии. Аббас – основатель сайта 3 Quarks Daily. А главное – он мой самый доверенный главный редактор. Я несколько лет публикую статьи на 3 Quarks Daily, и часть из них вошла в эту книгу (в том числе разделы об Омаре и Пере, “Битва против рака”, о Харви и Лауре; небольшой отрывок из главы о леди Н. публиковался в онлайн-журнале MDS Beacon). Аббас – человек невероятно начитанный, а его чутье во всем, что касается науки и литературы, не имеет себе равных.

– Апс, мне надо очень-очень хорошо подумать над твоим вопросом, стоит ли прислушиваться к совету Джона и Катинки, – сказал он. – Дай мне ровно три секунды. Да. Конечно, они правы. Немедленно садись писать.

Азад, автор нескольких восхитительных книг о художниках и искусстве, сказал:

– Ачи, это исключительно нужная книга. Мой опыт говорит, что работа займет у тебя примерно полтора года. Пожалуйста, не откладывай, начинай прямо сейчас. Пиши обо всем, что ты говорила нам все эти годы. Больше ничего не нужно. Приступай.

Я и приступила. И вот что получилось. Спасибо, Джон, Катинка и Макс Брокман. Спасибо, Аббас и Азад.

Когда я раздумывала, давать ли Харви талидомид, я позвонила за советом Оуэну О’Коннору, заведующему отделением лимфом в Мемориальном онкологическом центре имени Слоуна и Кеттеринга в Нью-Йорке. До этого я никогда не видела Оуэна и не разговаривала с ним, но, как только объяснила, какова причина моего звонка, он сразу продиктовал мне свой домашний и мобильный телефон и настоятельно попросил звонить когда угодно, и днем, и ночью, если мне понадобится помощь. И точно так же поступали практически все наши коллеги по всей стране, к которым я обращалась за советом во время болезни Харви. Невероятная чуткость, неимоверное желание помочь, безусловная готовность тратить на нас время и делиться опытом. Мы ездили в Бостон к Джону Гриббену из Онкологического центра имени Даны и Фарбера и к Брюсу Габнеру из Центральной больницы штата Массачусетс, мы консультировались у Рона Леви в Калифорнии и звонили в Нью-Йорк Канти Раю – многолетнему лучшему и ближайшему другу Харви. В последующие годы Канти постоянно пользовался случаем приехать в Чикаго и не только давал нам профессиональные медицинские советы, но и по-человечески утешал, в чем мы так нуждались и что мы так ценили.

Хотя те дни были для нас окрашены печалью, онкологи по всей стране, а в нашем непосредственном окружении – медсестры и сотрудники больниц, секретари и лаборанты, коллеги-ученые и администраторы из Университета имени Раша относились к нам с такой беспримерной добротой и состраданием, так стремились помочь, что это озаряло нашу жизнь утешительным светом. Я от всего сердца благодарю Лакшми Венугопаль, Саиру Альви, Вилу Раванам, Сунила Мандла, Лори Лизак, Минни Кинг, Беверли Бердж, Криса Каспера и Наоми и Ури Галили, которые всегда были рядом, чтобы помочь Харви, подержать меня за руку и взять на себя рабочие дела, пока мы с Харви не имели такой возможности из-за его болезни. За все пять без малого лет болезни Харви не припомню ни одного случая, когда у нас возникали какие бы то ни было жалобы на медицинское обслуживание, и государственное, и частное, несмотря на бесчисленные анализы и исследования, сотни врачебных приемов и десятки госпитализаций. Все были на нашей стороне, все делали больше, чем мы рассчитывали. Доктора Стив Розен, Ганс Клингеман, Парамесваран Венугопаль, Джамиля Шаммо, Сима Сингаль, Джайеш Мехта, Стефани Грегори, Сефер Гезер, Рафаэль Борок и Фил Бономи ухаживали за Харви, как за своим родственником. Нашими добрыми друзьями и крепкой опорой на всех уровнях были Лео Хеникофф, президент Университета имени Раша, и его потрясающая жена Кэрол Трэвис Хеникофф. Особенной заботой и любовью окружил нас наш дорогой друг Стюарт Левин, декан медицинского факультета в Университете имени Раша. Никаких слов благодарности не хватит, чтобы воздать Стю должное за то, как он утешал нас с Харви и помогал стать сильнее в течение пяти лет болезни. Когда стало ясно, что Харви вот-вот испустит последний вздох, я позвонила не кому-нибудь, а именно Стю. Не прошло и нескольких минут, как он уже был рядом. И оставался рядом, пока я не получила свидетельство о смерти и не уладила все формальности.

Основатель компании “Селджен” Сол Бэрер и ее директор по медицинской части Джерри Зельдис, два великих мечтателя, которые сделали из никому не известной крошечной фирмы с бюджетом в несколько миллионов долларов глобального фармацевтического гиганта с оборотом в десятки миллиардов, пришли мне на помощь, когда это было особенно нужно, и назначили Харви талидомид и “Ревлимид” как симптоматические средства. Прошло двадцать лет, а Сол и Джерри по-прежнему мои добрые друзья, как и их преемник Марк Аллес – человек очень талантливый и необычайно чуткий. Надежным другом десятки лет был для меня и Мохамад Хусейн из “Селджен”.