зывает одному мандат: читай, мол, Лениным подписан. А тот говорит: «Ты, буржуй, товарища Ленина не марай, читать я не умею, а вас, таких угнетателей, не впервой вижу». Второй боец говорит: «Чего рассуждать, давай кончать с этой контрой, а то от своих отстанем». Нет, — говорю, — братцы, расстрелять вы нас всегда успеете. Везите к Буденному, он разберется, кто мы такие.
— Еще раз простите, товарищ Калинин. Не думал, что так получится. Виновные будут строго наказаны, — сказал я.
— Нет, нет, дорогой мой, — горячо возразил Михаил Иванович. — Мы сами во всем виноваты. Понесло же нас из Воронежа к вам без охраны. Мы этих бойцов должны еще благодарить. В такую-то погоду и к белым немудрено попасть, и попали бы, если не подвернулся ваш разъезд.
Мы угостили наших дорогих гостей горячим чаем и даже нашли по этому случаю по чарке водки. Михаил Иванович и Григорий Иванович основательно прозябли, и погреться им было кстати.
Калинин рассказал нам о положении в республике — разруха, голод, топлива нет, керосина нет, спичек и то нет. Как бы в подтверждение сказанного, он за чаем вытащил из кармана три черных сухарика и кусочек сахара, аккуратно завернутые в обрывок газеты.
— И все же, — продолжал Михаил Иванович, — наши рабочие и революционные крестьяне полны решимости отстоять свою власть Советов. Именно свою, в этом все твердо убеждены, поэтому и будут бороться до победы. И мы вот с Григорием Ивановичем приехали к вам, чтобы еще раз убедиться в этом. Много слышали о вашем корпусе и не вытерпели, поехали посмотреть.
Я доложил Михаилу Ивановичу о состоянии и задачах корпуса, показал по карте расположение частей и соединений. К слову сказал и о своем предложении, изложенном в письме Сталину. Михаила Ивановича заинтересовала мысль о создании Конной армии, и он обещал мне свою поддержку.
Докладывая о действиях соседних с корпусом армий, я подчеркнул настоятельную необходимость укрепить руководство 8-й армии: командующий Сокольников постоянно разъезжает, витает где-то в пространстве в то время, как штаб его дезорганизован изменой Ротайского; дивизии армии большей частью действуют самостоятельно, а при решении общих задач с Конным корпусом временно входят в его оперативное подчинение.
Я попросил Калинина также поторопить через Реввоенсовет Южного фронта 13-ю армию. После взятия Касторной противник будет отступать значительно быстрее, чем раньше, поэтому необходимо энергичнее преследовать врага, не давать ему передышки.
Калинин выразил желание поехать на фронт, и я едва отговорил его от этой поездки, весьма опасной при быстро изменявшейся в те дни обстановке, да еще в непогоду, когда даже бойцы с трудом ориентируются — где свои и где противник.
— Как же так? — волновался Михаил Иванович. — Мы уедем и не увидим знаменитых атак наших орлов-конников.
— Увидеть, как, примерно, атакуют наши части, можно и без риска для жизни, — подсказал начальник штаба корпуса Погребов. — Сейчас выводится на тактическое учение Особый резервный кавдивизион.
— Учение?! — удивился Михаил Иванович и стал расспрашивать, как поставлено у нас обучение молодых бойцов. Я доложил, что, прежде всего, мы учим вести действительный огонь, то есть огонь только на поражение, что особенно важно, так как приходится постоянно испытывать недостаток в боеприпасах и добывать их главным образом у противников; учим умело владеть шашкой и управлять конем в бою, а если учесть, что многие наши бойцы раньше не сидели в седле и не прикасались к шашке — дело это сложное; учим маскироваться, правильно использовать местность, время года, суток и погоду; учим военной хитрости, смекалке в бою и товарищеской взаимовыручке; после одиночной подготовки переходим к тактике мелких подразделений, а затем и частей; в ходе занятий отрабатываются элементы боя, порядок взаимодействия и все то, без чего нельзя воевать и тем более побеждать.
— Честное слово! — воскликнул Михаил Иванович. — Не ожидал, что у вас в таких неимоверно сложных условиях ведутся военные занятия. К могучему революционному порыву наших бойцов прибавить знания — это же здорово! Это же один из секретов вашего успеха! Спасибо, Семен Михайлович, и за информацию, и за просвещение старого революционера, но совсем молодого солдата, — пошутил Михаил Иванович.
Мы оделись и вышли на улицу. Метель не утихала. Сильный ветер с воем и свистом бросал тучи снега на покосившиеся, как будто присевшие домишки и полусгнившие придворные постройки.
Выехав на окраину села, мы остановились у небольшого, одиноко стоявшего сарая и укрылись от ветра за его стенами. Я приказал Погребову дать сигнал «к наступлению» и в ожидании его рассказал нашим гостям о боях корпуса на подступах к Касторной.
Но вот щелкнуло несколько одиночных выстрелов, и раскатистое несмолкаемое «ура» загремело вдали.
Вначале из снежной мглы вырывались отдельные всадники, потом их становилось все больше, больше, и наконец могучая конная лавина, разрезая воздух сотнями клинков, поднимая тучи сбитого копытами снега, с мощным боевым кличем со всех сторон на полном карьере понеслась на село Стадница.
Стремительная «атака» произвела на Калинина и Петровского сильное впечатление.
— Да, трудно таких сломить и еще трудней победить, — взволнованно сказал Михаил Иванович. — Семен Михайлович, так это и есть ваш корпус? — глядя на меня из-под очков, спросил он.
— Что вы, Михаил Иванович, это всего резервный кавдивизион.
— Э, Семен Михайлович, какой же это дивизион — такая махина! — засмеялся Калинин. — Не вводи меня, голубчик, в заблуждение.
Я объяснил, что этот кавдивизион выполняет у нас ординарческие функции и используется в критические моменты как резервная ударная сила; нередко резервный кавдивизион используется и для внезапного удара по противнику в тыл с целью захвата артиллерии, и на решении этой задачи бойцы и командиры кавдивизиона отлично наспециализировались, это — беспредельно преданные революции и исключительно мужественные люда, способные на самопожертвование; как правило, каждый из них имеет на своем счету десяток и более убитых и зарубленных; все они имеют несколько ранений.
— В общем, — заключил за меня Григорий Иванович, — эти молодцы — отборная красная гвардия вашего корпуса.
Пока мы разговаривали, вокруг нас собралось плотное кольцо бойцов и командиров. Михаил Иванович и Григорий Иванович беседовали с ними, расспрашивали о боевой жизни, рассказывали об успехах советской власти и тех трудностях, которые еще предстоит преодолеть.
Под вечер Калинин и Петровский распрощались с нами и под прикрытием усиленного взвода резервного кавдивизиона уехали в Воронеж.
3
4 ноября части корпуса продолжали вести разведку противника и готовились к наступлению на Касторную. Бои вели только разведывательные подразделения. По данным разведки, было установлено, что противник подготавливается к упорной обороне. На станции Касторной и в селе Касторном пехота противника отрывала окопы для круговой обороны. По железной дороге курсировали бронепоезда, прикрывающие своим огнем все подступы к железнодорожному узлу. Сюда стягивались и кавалерийские части противника. Мы услышали, что генерал Постовский, возглавлявший оборону Касторной, поклялся, что он не сдаст этого железнодорожного узла и подступы к нему зальет кровью красных.
Противник рассчитывал на свое превосходство в силах, на отличные возможности для маневра бронепоездов, на удобное для обороны географическое расположение Касторной. Однако, полагаясь на богатый боевой опыт корпуса, на его высокую боеспособность, возлагая надежды на поддержку 11-й кавалерийской дивизии, с подходом которой наши боевые возможности увеличивались, я был твердо уверен в победе.
Не только по карте, но и по данным разведки корпуса, — кстати сказать, она действовала в районе Касторной очень активно, — мы установили, что местность на северных подступах к Касторной сильно пересеченная. С востока Касторная прикрывалась рекой Олым и особенно укрепленными оборонительными позициями. Наиболее открытой, благоприятной для наступления была местность с юга и юго-запада от Касторной. Отсюда я и решил нанести удар.
К вечеру 4 ноября был отдан приказ Конному корпусу с рассветом 5 ноября перейти в наступление с целью овладения железнодорожным узлом Касторное.
В ночь перед наступлением сильно похолодало, пошел густой сухой снег, подул сильный ветер, а к утру разыгралась пурга.
Несмотря на неблагоприятную погоду, все части корпуса с рассветом 5 ноября перешли в наступление. 4-я кавалерийская дивизия наносила главный удар противнику через Орехово, Погожевку, Котовка с выходом на железную дорогу Стар. Оскол — Касторная с целью охвата противника с юга. 6-я кавалерийская дивизия, тесно взаимодействуя с 4-й дивизией, наступала уступом влево, через станцию Нижнедевицк, Олым, Суковкино, прикрывая корпус от главных сил Мамонтова.
К 16 часам 4-я кавалерийская дивизия с боями овладела линией Семеновка, Горяиново, Плоское, Орехово. Особенно ожесточенный бой разгорелся в районе Орехово. Противник силою до шести кавалерийских полков оказывал упорное сопротивление, но под стремительными ударами главных сил 4-й кавдивизии отошел под прикрытие бронепоезда в направлении Погожевки.
6-я кавалерийская дивизия к 13 часам овладела Верхне- Туровым. Однако, попав в этом районе под сильный огонь бронепоездов и превосходящих сил противника, подтянутых со стороны города Нижнедевицка, дивизия вынуждена была оставить Верхне- Турово и отойти в исходное положение.
Ввиду того, что бушевала пурга, исключавшая всякое наблюдение и ориентировку, корпус прекратил наступление и закрепился на занятых рубежах.
6 и 7 ноября прошли во взаимных атаках и контратаках. Противник подтягивал свежие силы, вывел на железную дорогу Касторная — Воронеж три бронепоезда, которые непрерывно обстреливали позиции наших частей ураганным огнем. Однако 7 ноября части корпуса улучшили свое положение: 4-я дивизия заняла Успенку, а 6-я — Погожевку.