— Отвага без головы не много стоит, — подумав, произнес Сталин.
— Кавалерия, — оживился Шорин, — правильно говорил товарищ Троцкий, это высший род войск, которым всегда командовали князья, графы и бароны. Почему бы это?..
В зале повисло неловкое молчание.
Сидевший рядом со Сталиным седой человек из военспецов вежливо спросил:
— Скажите, товарищ Буденный, — он по-смотрел на командарма, — в каких случаях вы можете идти в атаку в конном строю на пехоту противника?
— Что? — спросил командарм, думая о своем.
— А вот что. Во-первых, когда боевые порядки пехоты расстроены, во-вторых, при преследовании противника и, в-третьих, при внезапном нападении.
— Правильно!.. — изумился Буденный. — А ты кто такой?
— Не отвлекайтесь, — попросил Сталин, недовольно глянув на военспеца. Тот, смутившись, умолк.
— Согласно директиве, Ростов, — продолжил Шорин, — входил в полосу наступления восьмой армии, а Конная Армия должна была занять Таганрог, и мне не понятно, почему Реввоенсовет Первой Конной не соизволил постучать, входя в чужой дом.
— Я знаю. Ростов должен был взять командарм-восемь Сокольников… — Буденный повернулся к Сокольникову: — Но пока ты чесался, мы взяли Таганрог и Ростов… Мы сделали это раньше.
— Вся страна радуется победе под Ростовом, — сказал Ворошилов. — А вы недовольны. Какая разница, кто из нас взял Ростов. Ерунда какая-то получается.
Егоров мельком глянул на Сталина. Тот сидел, склонив голову, курил.
Тогда Егоров повернулся к Шорину и осторожно сказал:
— Вы не правы. А ошибки наши используют враги. Партизанские командиры порождены революцией. Кто видит в них только отрицательные качества, тот никуда не годный революционер.
— А вы вообще директивы не выполняете!.. — закричал вдруг Шорин Буденному. — Покрываете казаков, отпускаете пленных, отменяете решения трибунала, риквизиции на местах, действуете в интересах казаков и в их манере.
— Я не казак, — ответил Буденный, — я — иногородний. А Дон знаю. Казак казаку — рознь. Всех под одну гребенку нельзя. Казак — не кулак. Раскулачить — это одно, а расказачивать — другое.
— Вы не правы, — вновь обратился Егоров к Шорину, — подобные директивы давно отменены Центром.
— Я расказачиванием заниматься не буду, — продолжил Буденный. — За одно казачье звание казнить не буду. Казак — это не только жандарм. Я на всех фронтах — на Японском, и на Турецком, и на Германском — вместе с ними был… А Запорожская сечь? А Пугачев? А Степан Разин? Тоже казаки! У казаков своя гордость. Кто придумал седла у казаков отбирать и лампасы спарывать? Да они скорее жену отдадут. А линия фронта через нутро людей проходит: сын — за красных, отец — за белых. Люди в огне мотаются. Понимать надо! Плохо, когда кровь глаза застилает.
А в клубе продолжалось представление.
Председатель. Сейчас известный в четвертом эскадроне конь Шаляпин исполнит песню.
Шаляпин.
Люди думают, что мы
И безмозглы и немы.
Но хочу сказать —
Как же здесь молчать?
Поневоле закричишь,
Языком заговоришь.
Коли плачешь от всего.
Все кони в президиуме и в зале. Игги, иг-ги, и-го-го!
Шаляпин.
Есть уставы у людей,
Пишут в них про лошадей:
Как коней кормить,
Как не погубить,
Как ухаживать за мной.
Знаешь ты устав такой?
Иль не знаешь ты его?
Все. Игги, игги, и-го-го! I!
Вдруг па сцену, отталкивая самодеятельных актеров, выскочил Матвей. Поднял руку. Стало тихо.
— Мыль холки и выбивай подпорки! — дико крикнул он. — Командарма смещают.
— Кто?! — рявкнул зал.
— А хрен его знает кто, с усами… Похоже, из армян.
— Братва, не выдадим командарма!
Опрокидывая стулья, зрители и актеры кинулись к дверям.
В парадном зале продолжалось сочетание.
— Вы должны выполнять приказы, а не обсуждать их, — возмущался Шорни.
— Я этого так не оставлю! — кричал Сокольников. — Я буду жаловаться!..
— Вы уже жаловались, — сказал Сталин. — Согласно вашей докладной, состояние наших войск на Кавказском фронте вызывает опасения, а в Конармии, в частности, полное разложение.
— Да! — крикнул Сокольников. — Конная Армия разложилась! Я утверждаю!
— Анархия! — кричал Ефремов.
Тут распахнулись двери, и в зал ворвалась толпа разгневанных бойцов. Впереди всех Матвей.
— Врешь, лахудра! — орал он. — Врешь, харя буржуйская…
— Да как вы смеете!.. — взорвался Шорин.
— Ты можешь меня расстрелять, — кричал Матвей, — но сначала пойдешь к нам в полки, и мы покажем тебе, какой у нас держится порядок! Найди хоть одну раскованную лошадь. И вообще!..
Шорин не нашел слов.
— А что? — в наступившей тишине сказал Сталин. — Может быть, товарищ прав. Идемте посмотрим. Лучше один раз увидеть, чем пять раз услышать.
Все встали.
— Если что увидите, — сказал командарм, — отстраняйте от командования!
Во дворе усадьбы их ждали бойцы и командиры. Лица их были неразличимы в темноте, только цигарки вспыхивали.
— Зря никого не обижали! — кричали из толпы.
— Где санитарные части?
— Бинтов нету.
— Патронов нет…
— Измена!
Буденный поднял руку. Мгновенно наступила тишина…
…В городе и ночью продолжалось движение.
— Смотрите, — сказал командарм, указывая на колонны. Усталые бойцы ехали молча, мерно покачиваясь в седлах, Буденный, широко шагая, вел гостей. Те еле поспевали за ним.
— Смотрите! — говорил командарм.
Во дворах бойцы чистили оружие, сидя у костров, тихо разговаривали, пели.
На площади командарм остановился. Вся площадь была заставлена тачанками. Лошади хрупко жевали сено. Люди спали вповалку. У костров хлебали жидкие щи.
— Смотрите! — сказал Буденный…
…В хате на полу вповалку сидели и лежали люди.
Дверь скрипнула. В дверях показался Буденный. За ним входили члены РВС.
— Здорово, ребята… — сказал Буденный. Бойцы вскочили и нестройно ответили на приветствие.
— Сидите, — сказал Буденный. — Ну и накурили вы, ребята, дохнуть нечем.
В комнату вбежал взводный.
— Извиняюсь, товарищ командарм, заспал, не скомандовал, — произнес он глухим голосом.
— Ты пьяный? — грозно спросил Буденный.
— Чего? — не понял взводный.
— Я спрашиваю, ты пьяный?
— Ты что, командарм! — возмутился взводный. — Да кто же у нас в Первой Конной пьет?
Сталин не выдержал и улыбнулся.
— Понятно, — сказал он. — Пошли дальше.
— Кони кованы? — все-таки спросил Буденный.
— В полном порядке, Семен Михалыч, — ответил взводный. — На круг кованы и кормлены…
— А оружие?
— С вечеру чищено.
— Дай-ка, — Буденный снял винтовку со стены, отвел затвор. — Изрядно чищено…
…Члены РВС тихо вошли во двор.
На сене лежали пехотинцы, сосредоточенно слушали Суркова.
— Прошлый раз, — говорил Сурков, — мы рассмотрели, товарищи, расстрел Николая Кровавого, казненного екатеринбургским пролетариатом. Теперь перейдем к другим тиранам, умершим собачьей смертью. Петра Третьего задушил Орлов, любовник его жены. Павла растерзали придворные, Николай Палкин отравился, его сын пал первого марта, его внук умер от пьянства… Об этом вам надо знать, товарищи… — Пехотинцы слушали его, раскрыв от удивления рты. — Вот такой бардак был в царских домах, товарищи, — резюмировал Сурков.
В штабном вагоне, у аппарата, Сталин диктовал:
— По моему глубокому убеждению, наш новый комфронта и члены Реввоенсовета должны принять следующие меры. Первое. Немедленно удалить Шорина. Второе. Передать Конармии в оперативное подчинение две стрелковые дивизии для опоры на флангах. Третье. Отставить командарма-восемь Сокольникова без промедления. Четвертое. Особое- внимание — боеприпасы. Пятое. Армия вышла за рубежи имеющихся карт. Шестое. Проследить передачу армии трех тысяч обещанных седел. Все.
Аппарат отстукивал ответ. Бежала лента. Сталин читал ее и, комкая, прятал в карман.
— Предсовобороны товарищ Ленин сообщает, что будет доставлено все возможное, в частности, больше патронов и аэропланов. Наступление Деникина есть покушение на основу Советской власти, а вместе с ней и на существование Коммунистической партии. Товарищ Ленин просит РВС Первой Копной принять все меры, не останавливаясь перед героическими. Конная Армия — это неоценимое золото республики. — Сталин обернулся, в упор посмотрел на Шорина и Сокольникова.
— Я этого так не оставлю, — сказал он, — вы меня знаете. А пока идите.
Шорин и Сокольников молча вышли. Сталии повернулся к командарму:
— Командующим Кавказским фронтом назначен Тухачевский. Надеюсь, сработаетесь. Членом РВС фронта — Орджоникидзе. Его вы знаете.
Буденный и Ворошилов облегченно вздохнули, переглянулись.
— Поймите меня правильно, товарищи,
Владимир Ильич Ленин и правительство Республики не сомневаются в боеспособности Конармии и вашей преданности делу революции. Но выяснить отношения было необходимо. Надо было разобраться. — Сталин обернулся к Егорову. — Закрывая на этом совместное заседание РВС армии и фронта, считаю, что мы можем во всем смело положиться на революционное чутье и военный опыт командарма.
Они вышли из вагона и в темноте не сразу разглядели толпу конармейцев, плотно обступившую вагон.
— Семен Михаилович, — удивился Сталин, — почему товарищи не отдыхают? Завтра бой. Кстати, и нам пора, проводите меня. Спокойной ночи, товарищи.
Он взял командарма под руку, и они пошли по темной платформе.
На путях стоял агитпоезд Первой Конной.
Бахтуров вошел в вагон с надписью: «Типография газеты «Красный кавалерист». За столом сидел очкарик и, улыбаясь, что-то увлеченно строчил под стук типографской машины.
— Что это? — спросил Бахтуров, выдернул листок из-под руки очкарика и стал читать. Очкарик ждал.