Джеки всегда была личностью. Когда президент подошел к ней с письмами, в которых содержалась критика по поводу ее слишком коротких юбок, она просто сказала: «Но они не слишком короткие», — и он махнул рукой на это. Он предложил, чтобы она носила шляпы вместо шарфов, которые делали ее похожей на кинозвезду. В интервью для Библиотеки Кеннеди мать Джеки, Жанет Ли Бувье Очинклосс, рассказала о совете, который она, несомненно, давала дочери, когда та была первой леди: «Я действительно думаю, что тебе нужно сохранить свою личность, или ты просто станешь точно такой же, как миссис Кулидж, или точно такой же, как миссис Эйзенхауэр, или точно такой же, как миссис Трумэн. Думаю, тебе нужно как-то попытаться — в пределах разумного; есть определенные вещи, которые, очевидно, ты не можешь делать, когда находишься на виду у общественности. Считаю, что Джеки в целом была права, делая то, что, по ее мнению, было правильным или естественным для нее».
ГОЛОС ДЖЕКИ НАПОМИНАЛ ДЕТСКИЙ ЛЕПЕТ (сестры Кеннеди за глаза называли ее «Дебютанткой»), но она была крепкой, как кремень, и отсекала людей, если чувствовала, что они предали ее. Она тонко выстроила образ «Камелота», убедив своего друга-журналиста Теодора Х. Уайта назвать годы президентства Кеннеди «Камелотом» — волшебным временем, которое было слишком хорошим, чтобы длиться вечно, — в журнале LIFE. «Только горькие мужчины пишут историю, — сказала она Уайту. — Жизнь Джека была больше связана с мифом, магией, легендой, сагой и историей, чем с политической теорией или политологией». Она опасалась, что мечты и достижения ее мужа будут преданы забвению. В дни, последовавшие за убийством, она попросила президента Джонсона Флоридский космический центр на мысе Канаверал назвать в честь ее мужа. В течение часа Джонсон сделал это. Она хотела, чтобы и ее вклад остался в истории, и написала записку на одиннадцати страницах, в которой перечислены сокровища, собранные ею в Белом доме, и отправила ее Леди Берд до своего отъезда.
= «Жизнь Джека была больше связана с мифом, магией, легендой, сагой и историей, чем с политической теорией или политологией».
Джеки вызвала Уайта в семейный комплекс Кеннеди в поселке Хайаннис-Порт, на полуострове Кейп-Код, штат Массачусетс, через неделю после убийства своего мужа и представила чрезвычайно убедительный четырехчасовой рассказ об их пребывании в Белом доме. Согласно рукописным заметкам, которые Уайт сделал во время интервью, Джеки сказала ему: «Я не собираюсь быть вдовой Кеннеди публично; когда все это закончится, намереваюсь как можно дальше спрятаться от дел». Джеки нарисовала яркую картину тех страшных мгновений, когда ее муж получил смертельный выстрел и она держала его голову, пока они мчались в Далласскую больницу «Parkland Memorial». «Джек, Джек, ты меня слышишь? Я люблю тебя, Джек». Когда они наконец доехали до больницы (короткая поездка казалась бесконечной), любимый охранник Джеки, Клинт Хилл, попросил ее позволить им вынести президента из машины. Но она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел его таким, с открытым мозгом и окровавленного.
— Миссис Кеннеди, — сказал Хилл. — Пожалуйста, позвольте нам помочь президенту.
Но она не отпускала своего мужа.
— Пожалуйста, миссис Кеннеди, — попросил он ее. — Пожалуйста, позвольте нам забрать его в больницу.
Она не отвечала, и он интуитивно понял проблему: снял пиджак и положил его на голову президента. Только тогда она отпустила тело.
Она настояла на том, чтобы ее пустили к мужу, прежде чем закрыть гроб в больнице, и полицейский помог ей снять испачканные белые перчатки, которые затвердели от крови. Она надела простое золотое обручальное кольцо в пятнах крови на его палец и поцеловала его руку. Позже она пожалела об этом решении, осознав, что у нее ничего не осталось от него, поэтому один из самых доверенных помощников Кеннеди заехал морг и забрал кольцо. «Это самое интимное, что у меня есть в память о нем, — сказала она Уайту, тихо поворачивая кольцо вокруг своего пальца. — Он купил его в спешке в Ньюпорте, прежде чем мы поженились. На нем даже не было гравировки, когда он подарил мне его. Мне пришлось поставить дату позже».
Она тщательно отредактировала эссе Уайта объемом в тысячу слов, которое было опубликовано в журнале LIFE 6 декабря. Она рассказала о «магии» президентства своего мужа и о том, как они любили слушать перед сном бродвейский мюзикл Лернера и Льюи «Камелот». «Я вставала с кровати по ночам и ставила для него запись, когда было так холодно вылезать из постели, — рассказывала она, — на «старушке Виктроле» (проигрыватель виниловых пластинок фирмы Victrola. — Авт.) в гардеробной между двумя спальнями, чтобы он успокоился и уснул. Его любимые строки были в конце: «Не позволяйте забывать, что было место на земле, что просияло краткий миг, названье места — Камелот».
Джеки, как и большинство других первых леди, была самым яростным защитником наследия своего мужа. Она затаивала грандиозные обиды на любого из его хулителей и на всякого, кто задавался вопросом о таинственном совершенстве этой тысячи дней. Она никогда больше не разговаривала со своим близким другом, редактором Washington Post Беном Брэдли, после того, как в 1975 году была опубликована его книга «Conversations with Kennedy» («Беседы с Кеннеди»), потому что книга оказалась слишком интимной. Она выбрала историка Уильяма Манчестера, чтобы написать исчерпывающий отчет об убийстве своего мужа и предоставила ему беспрецедентный доступ к материалам, проведя с ним часы и рассказывая о глубоко личных переживаниях смерти своего мужа. Но она пришла в ярость, когда увидела окончательный продукт «Death of a President» («Смерть президента»), и потребовала, чтобы его издатель «Harper & Row» и журнал Look, который должен был опубликовать отрывок из книги, внесли сотни изменений. «Самым худшим в моей жизни были попытки вытащить все домыслы Манчестера из его книги, — сказала Джеки. — Я записывала свою устную историю с ним вечером и наедине, и довольно трудно остановиться, когда открываются шлюзы». Она не смогла добиться того, чтобы Манчестера лишили гонорара, но он оказался в больнице из-за нервного срыва, вызванного стрессом от судебной тяжбы.
Джеки была в такой же ярости, когда в 1978 году она подписала дарственную на свою устную историю в интервью для Библиотеки президента Кеннеди, и почти сразу Хью Сайди из журнала Time завладел материалом и написал на его основе колонку. Вскоре и другие источники стали претендовать на эти воспоминания и дублировать копии записи интервью. Пленка и стенограмма должны были быть доступными, если даритель не возражал, и поскольку Джеки подписала этот документ, никого нельзя было обвинить. Тем не менее она негодовала, и ее адвокат настаивал на удалении стенограммы и пленки из общедоступного зала, пока Джеки и библиотека не подготовят новое соглашение. Леди Берд написала Джеки 3 августа 1978 года, действуя как обеспокоенная мать: «Сотрудники библиотеки объяснили мне, как архивный регламент может привести к неудачной эксплуатации вашего интервью. Тем не менее я чувствую, что можно и нужно предпринять шаги, которые могли бы защитить вас. Вам пришлось так много вынести на виду у общественности, и мне неприятно, что мы могли стать хотя бы отдаленным агентом неприятной для вас огласки». Леди Берд никогда не переставала чувствовать себя защитницей Джеки.
Пэт Никсон выросла на небольшой овощеводческой ферме в Артезии, штат Калифорния, примерно в двадцати милях к юго-востоку от Лос-Анджелеса. Когда ей было двенадцать, она потеряла мать. После смерти матери она взяла на себя домашние дела, в том числе кропотливые хлопоты по стирке: нужно было развести огонь в кирпичном камине во дворе, длинными палками достать одежду из котлов с кипящей водой, прополоскать ее в холодной воде и развесить тяжелую мокрую одежду на веревке для просушки. (Даже в Белом доме со штатом прислуги почти сто человек она настаивала на том, чтобы самой стирать свое нижнее белье и ночные рубашки и лично собирать свои вещи для поездок.)
Она рассказывала дочери Джули: «Когда умерла моя мать, я просто взяла на себя ответственность за свою жизнь». Она также заботилась о двух старших братьях и об отце, вплоть до его смерти от силикоза, болезни шахтеров, через пять лет после кончины матери. К семнадцати годам Пэт осталась сиротой. Она была полна решимости получить высшее образование и зарабатывала на учебу в качестве оператора телефонной связи в Университете Южной Калифорнии и немного съемками в кино. Она закончила вуз с отличием в 1937 году. Когда она работала в банке, ее ограбили под дулом пистолета; даже в такой ситуации она спокойно изучила лицо грабителя и опознала его в полиции. Она познакомилась с Ричардом Никсоном, когда оба пробовались на роли в местном производстве кинофильма «Темная башня» в 1938 году. Она зарабатывала 190 долларов в месяц преподаванием стенографии и машинописи в средней школе в Уиттиере, штат Калифорния, а он был начинающим юристом, который только что окончил школу права при Университете Дьюка, где его прозвали «Мрачный Гас».
= Никсон влюбился в Пэт с первого взгляда и сделал предложение в первый день знакомства, но ему пришлось ухаживать за ней два года, прежде чем она согласилась выйти за него замуж.
Никсон влюбился в Пэт с первого взгляда и сделал предложение в первый день знакомства, но ему пришлось ухаживать за ней два года, прежде чем она согласилась выйти за него замуж. Он был настолько увлечен, что даже изредка отвозил ее в Лос-Анджелес на свидания с другими мужчинами, чтобы иметь возможность провести с ней время в машине. Ее письма к нему были дружескими и явно неромантичными. Одно из писем 1938 года начиналось приветствием: «Хай-хо, Хай-хо! Как делишки?» — и приглашала Никсона в гости, предлагая «зажарить бифштекс» для него. Его послания к ней раскрывают глубокую любовь, которая, возможно, стихла с годами, но была сильной в начале знакомства. «Каждый день и каждую ночь я хочу видеть тебя и быть с тобой. Но у меня нет чувства эгоистичной собственности или ревности. На самом деле я всегда хочу, чтобы ты жила так, как сама хочешь, потому что, если бы ты этого не делала, то изменились бы и не была бы собой», — писал он с интонацией, которую трудно представить в Ричарде Никсоне. «Будем совершать долгие поездки по воскресеньям; отправимся в горы на выходные; будем читать книги перед камином; вместе расти и обретать счастье, которое, мы знаем, действи