е касается февраля 1480 года, то информацию о русском походе в Ливонию мы черпаем, прежде всего, из летописей, по сведениям которых после трехдневной осады русские заняли острог Кастер («костер Омовжу») в устье реки Эмайыги и оттуда подступили к Дерпту, который в течение суток подвергали осаде. Город они не взяли и 20 февраля вернулись в Псков «с множеством полона» и «с многым добытком»[152]. Спустя три дня московское войско покинуло город в связи с мятежом братьев великого князя Андрея Большого и Бориса Васильевичей.
По сути дела, этот поход не относится к разряду крупномасштабных боевых операций, а, скорее, напоминает «малые войны», характерный атрибут псковско-ливонского порубежья. Магистр был извещен о русском наступлении на Дерпт в начале февраля[153], но к его началу находился далеко от границы, в замке Буртниек[154] — возможно, в связи со сбором войск. Выступив навстречу противнику, он потерпел поражение[155], но, видимо, не слишком серьезное, не помешавшее ранее запланированному походу на Псковщину. Во всяком случае, 25 февраля ливонское войско под командованием магистра выступило из Нейхаузена в направлении Изборска. Штурм крепости не удался, но ливонцы опустошили ее округу вплоть до Пскова[156] («не дошед 10 верст сташа станы вся сила немецкая»[157]). К ливонскому бивуаку близ Устьев подступило псковское войско во главе с наместником Василием Васильевичем Шуйским, но ливонцы совершили вылазку и нанесли ему урон, если верить псковской летописи, по причине нерадивости князя-воеводы[158]. Развить успех ливонскому магистру, однако, не удалось, поскольку Ревель и Дерпт не обеспечили снаряжение флотилии на Чудском озере. У Дерпта, пережившего осаду, не было на это сил, а Ревель, оказав помощь Нарве, счел для себя возможным не тратиться еще и на корабельные экипажи[159]. Псковичи воспользовались случаем и, разместив войско на речных судах, вознамерились отрезать отход ливонскому войску. 1 марта в Пецкой губе произошло сражение, после чего магистр приказал своему воинству отступить. По пути к границе ливонцы сожгли крепость Кобылий городок, жители которой были частью истреблены, частью угнаны в Ливонию[160].
За все время конфликта Псков и Ливония выясняли отношения один на один. Новгород, хоть и объявил Ливонскому ордену войну, начинать военные действия не спешил[161]. Иван III, в свою очередь, занимался подавлением мятежа братьев, спорами с Литвой и организацией обороны южных рубежей своего государства[162]. Ливония также не имела внешней поддержки, и поэтому успехи ливонского войска в ходе зимней кампании были невелики. По окончании похода магистр фон дер Борх вновь занялся поиском союзников. Он пытался узнать у литовских панов о сроках предполагаемого приезда польского короля в Литву, чтобы направить ему посольство[163]. После окончания псковского похода в Дерпт пришел ответ (магистр, находившийся в Риге из-за болезни, получил его только 26 марта), в котором сообщалось о намерении короля праздновать Пасху, приходившуюся на 2 апреля, в Вильно[164]. 30 марта магистр, который не успевал снарядить посольство, просил Казимира принять его в Литве спустя одну-две недели после Пасхи[165]. Встреча была назначена на 21 мая в Тракае[166], о чем ливонский магистр узнал лишь 5 мая[167]. Борх спешил с отправкой своих послов, комтура Голдингена и Дюнабурга, в надежде, что они застанут при королевском дворе послов верховного магистра, которые окажут им поддержку[168]. Ливонский магистр надеялся на помощь польского короля, поскольку был извещен о его тайных сношениях с Новгородом и мятежными братьями великого князя[169], о сборе войск и предполагаемой войне с Московией[170]. Одновременно он все же опасался, что в случае победы Казимир не преминет захватить Новгород и Псков, в результате чего Ливония окажется окруженной его владениями[171]. Нейтрализовать угрозу он надеялся с помощью главы Немецкого ордена и для этой цели хотел отправить в Пруссию посольство[172]. 28 мая посланцы магистра прибыли в Вильно и днем позже были приняты королем, который обещал, что «вскоре они получат благоприятный ответ»[173]. Его содержание неизвестно, но по возвращении в Ригу послы известили магистра и мантаг (собрание вассалов ордена), что король отнесся к ним «с самым дружеским и добрым расположением»[174].
Дипломатическая активность ордена была заметна и в городах «заморской» Ганзы. В начале 1480 года магистр одобрил намерение ливонских городов отправить в Любек свое посольство к середине Великого поста, к 12 марта[175]. 13 февраля он принял в замке Буртниек его участников — ратманов Клауса Фельта из Риги, Геннига Румора из Ревеля и Генриха Ланге из Дерпта, которые получили от него инструкции[176] и подтверждение полномочий на срок пребывания в Данциге и Любеке[177]. В Данциге, где послы оставались с 10 по 17 марта, просьбы о помощи Ливонии отклика не получили[178]. В Любек они прибыли 29 марта, но только 8 апреля предстали перед городским советом и передали ему просьбу магистра о присылке и содержании ганзейскими городами 2000 кнехтов[179], а также о разрешении на взимание военного налога с торговавших в Ливонии ганзейских купцов[180]. Ливонские города постарались также использовать ситуацию себе во благо, обратившись к «заморским» ганзейцам с просьбой освободить их по примеру вендских городов от выплаты «зундской пошлины» при проходе торговых кораблей через Зундский пролив, однако получили категорический отказ[181].
Совет Любека предложил вендским городам прислать к 20 апреля своих представителей для вынесения решения, но на его приглашение отозвались лишь Росток, Висмар и Люнебург, которые ничего не могли сделать ввиду отсутствия представителей Гамбурга[182]. На повторном заседании, которое состоялось 5 мая, присутствовали депутаты Любека, Гамбурга, Люнебурга, Ростока, но не было никого из Висмара. В результате собрание отказало ливонскому магистру в присылке наемников, но разрешило в течение пяти лет взимать для военных нужд «сотый пфенниг» с товаров, доставляемых в Ливонию гражданами указанных четырех городов (предполагалось также привлечь к этой акции прочие вендские города и Данциг); кроме этого, магистру позволялось облагать военным налогом ганзейцев, торговавших в Ливонии[183]. К концу июля ливонские послы доставили эту весть на родину[184]; чуть позже взимание «сотого пфеннига» было утверждено ландтагом[185].
Тем временем вооруженное противостояние Ливонии и Пскова возобновилось. Весной, когда начал сходить снег, псковичи начали работы по восстановлению сожженного зимой Вышгородка, о чем ливонский магистр был информирован епископом Дерпта Иоганном Бертковым[186]. Магистр взял ситуацию под свой контроль, распорядившись, чтобы городские власти Ревеля отправили на Чудское озеро 200 человек в помощь дерптцам, «чтобы округа Чудского озера была заселена нашими [людьми], а не русскими схизматиками, и чтобы можно было им противостоять»[187]. Богатейшие рыболовецкие угодья Чудского и Псковского озер служили поводами для псковско-ливонских раздоров, начиная с XIV века. В ходе же войны 1480–1481 годов заметными стали усилия ливонских ландсгерров, магистра и Дерптского епископа, закрепиться на их берегах путем усиления своего военного присутствия. К реализации программы планировалось привлечь Ревель с его флотом и «морского дела старателями». В своих письмах к ревельскому магистрату магистр Берндт фон дер Борх неоднократно просил прислать на Чудское озеро моряков и корабельных мастеров на том основании, что «наши служители не могут водить корабли по воде, и если б они у нас были, мы все давно бы уж не страдали, а дерзость русских на Чудском озере давно была б окорочена»[188]. Ревель, однако, интереса к этому делу не проявил и серьезной помощи Дерпту не оказал. Из посланий дерптского магистрата следует, что военные действия близ Чудского озера вели, главным образом, его граждане, стараясь, иногда не безуспешно, вытеснить псковичей из «обидной» зоны