18 августа в Кобленце Фалькенхайн поставил перед Тирпицем вопрос: почему немецкий флот еще не ударил по союзникам? Гроссадмирал ответил: это было бы самоубийством, сродни тому, чтобы двинуть один-единственный армейский корпус на Санкт-Петербург. «В таком случае флот бесполезен, – презрительно бросил Фалькенхайн. – Лучше отпустить моряков на берег»{710}. Тирпиц приводил свои доводы: задача флота – защищать морские интересы Германии, а бросив его на превосходящие силы противника, эту задачу вряд ли удастся осуществить. Адмирал, как он признавался соратникам позже, опасался, что флот назначат крайним за неудачи страны на фронте, – и опасался не зря. Непоследовательность довоенных планов самого знаменитого моряка Германии стала очевидной. Роль творца морского величия страны оказалась Тирпицу не по плечу: кайзер, потратив огромные средства, приобрел по его наущению всего лишь гигантскую эскадру вооруженных яхт.
Джеллико между тем понимал, что его главная задача – отстоять превосходство Британии на море, не допуская опрометчивых поступков и безрассудного геройства. «Было ясно, что основная забота главнокомандующего – защитить флот от опасности, – писал один из моряков, служивших в подчиненной Битти эскадре крейсеров. – Его стратегия немало удивляла ту часть Гранд-Флита, которая действовала непосредственно на Северном море и надеялась ни много ни мало сойтись с врагом в бою»{711}. Во время учений, когда «вражеские» эсминцы шли в торпедную атаку, Джеллико неизменно отводил корабли, вызывая у офицера линейного крейсера саркастическую усмешку: «Если он так сделает во время атаки немцев, то разгромить его, конечно, не разгромят, но и победы ему не видать»{712}.
И тем не менее Королевский флот внес значительный вклад в предотвращение победы Германии в 1914 году, несмотря на то, что поначалу он избегал столкновений на море. В ходе операции, организованной сэром Эдмундом Слейдом, удалось без единой потери переправить во Францию британские экспедиционные войска. Если не считать мелких посягательств Германии на торговые маршруты и несколько потопленных торговых судов, союзные коммерческие перевозки осуществлялись почти без помех, обеспечивая бесценное преимущество перед Центральными державами. Немецкая и австрийская пресса клеймила устроенную союзниками блокаду как демонстрацию трусости и действий исподтишка: «Они хотят уморить нас голодом!» – кричал один из заголовков{713}. Несмотря на некоторые недостатки в организации, вмешательство Королевского флота в морские перевозки врага создало Центральным державам немало трудностей с самого начала войны. Осенью все воюющие армии испытали нехватку вьючных и тягловых животных, жизненно важных для передвижения войск, поскольку сотни тысяч лошадей и мулов гибли под пулями и от изнеможения. И если британцы и французы закупали замену в США, Аргентине, Австралии с последующей переправкой в Европу, то немцы этого сделать не могли. Им приходилось реквизировать еще больше животных с захваченных континентальных территорий, где сельское хозяйство и без того страдало от потери тяглового скота. Нехватка транспортных средств осложняла военные операции Германии. На сельскохозяйственном производстве сильно сказывалось отсутствие импортируемых удобрений. Для английского обывателя все это выглядело скучной рутиной на фоне ожидаемых нельсоновских морских сражений. Однако лейтенант немецкого флота граф Германн фон Швайниц был прав, когда писал в своем дневнике про могущественную британскую армаду: «Они держат под контролем океаны со всех сторон. <…> Все наши победы на суше сводятся на нет»{714}.
Чем дольше союзные стратеги думали над своей позицией, тем более правильным им казалось избегать крупного риска, сосредоточившись на том, чтобы сохранить статус-кво. В этом их намерения совпадали с немецкими. Адмирал Гуго фон Поль, позже получивший должность командующего флотом, заявлял: «Ничто так не сыграет на руку англичанам и не испортит нам репутацию, чем поражение нашего флота в серьезной битве». Гиппер, под началом которого находились немецкие линейные крейсеры, писал 6 августа: «Если мы рискнем сейчас сразиться… мы не только не добьемся победы, но и погубим весь наш флот в мгновение ока – чего еще желать Англии?»{715} Для обеих сторон главной задачей на ближайшие четыре года стали не затратные наступательные операции, а удержание своих позиций, сохранение ресурсов.
Тем не менее часть Гранд-Флита всегда находилась в море, независимо от метеоусловий проводя учения и патрулирование. Походы, особенно ночные, были незабываемыми приключениями для тех, кому доводилось нести вахту на верхней палубе, один из них писал: «Темные силуэты вокруг растворяются в окружающей бездне, громада земли исчезает в кромешном мраке, и поднимается ветер – ветер судьбы, который не стихнет, пока не пристанешь либо к берегу смерти, либо к родным берегам. Впереди и по сторонам абсолютная темень, позади – еще более густая тьма, и сквозь эту черноту мчится со скоростью 17 узлов наша 30-тысячетонная громадина. И это… наша повседневность»{716}.
Однако повседневность горячие сердца британских моряков не устраивала: высшие офицеры отчаянно искали способ навязать врагу бой. Два радикально настроенных моряка – капитан подводной лодки Роджер Киз и капитан миноносца Харвичской флотилии Реджинальд Тиритт – придумали застать врасплох немецкие легкие корабли, день и ночь бороздившие Гельголандскую бухту, территориальные воды немецкого флота. Они намеревались заманить несколько миноносцев Ингеноля под орудия и торпеды превосходящих сил британских линкоров и подлодок во время отлива, когда немецкие дредноуты не смогут перебраться из гавани через устье Яде. Поначалу Адмиралтейство даже слышать об этом не хотело. Но Киз отличался если не блестящим умом, то напором и удалью. На его счету было немало геройских подвигов во время Боксерского восстания в Китае в 1900 году – например, как-то раз он провел поезд через вражеский заслон, держа револьвер у виска машиниста. И теперь, фигурально выражаясь, он проворачивал такой же дерзкий трюк, рискнув обратиться через голову адмиралов напрямую к Первому лорду Адмиралтейства. Черчилль охотно принял замысел Киза и приказал привести его в действие.
План состоял в следующем: три всплывшие британские подлодки подманят немцев и уведут на несколько миль от главной морской базы кайзера, где их встретят около 50 небольших линкоров. Если операция пойдет неудачно и вмешаются дредноуты кайзеровского флота, британцев ждет полное фиаско: ни один корабль без брони не выдержит огня тяжелых орудий. Единственной страховкой на случай неудачи служили два британских линейных крейсера, которым полагалось дрейфовать в 40 милях к северо-западу. В своих планах разработчики явно вдохновлялись набегом Дрейка на Кадис в XVI веке, когда пират «подпалил бороду испанскому королю». Однако Адмиралтейство со свойственным ему головотяпством не удосужилось ни посовещаться с Джеллико, ни даже поставить его в известность о готовящейся операции до самого дня сражения 26 августа.
Первыми вышли в море подводные лодки Киза, которые их командующий сопровождал на миноносце Lurcher. Лейтенант Освальд Фруэн с миноносца Lookout огорчался, что о грядущем сражении было объявлено за два дня: «Я бы предпочел, чтобы все случилось внезапно. С моим богатым воображением и склонностью к пессимизму мне совершенно ни к чему лишние два дня на раздумья!»{717} На следующий день корабль Фруэна вышел в море в составе флотилии Тиритта – 32 эсминца в общей сложности. Коммодор поднял свой флаг на недавно сошедшем со стапелей крейсере Arethusa, который на самом деле привлекать к операции не стоило, он был совершенно не готов к бою.
Джеллико – осторожный, благоразумный, инстинктивно стремящийся все держать под контролем – выразил беспокойство по поводу всего предприятия. Склонный к сосредоточению сил, он предлагал вывести Гранд-Флит в море и курсировать там, где он сможет вмешаться, если представится возможность или возникнет угроза провала. Адмиралтейство эту идею отвергло, однако с неохотой позволило ему привлечь оставшуюся часть эскадры линейных крейсеров. В результате Битти отбыл курсом на Гельголанд ранним утром 27 августа – на следующий день после Ле-Като – с шестью легкими крейсерами резерва. После чего Джеллико против воли Адмиралтейства все же повел свои основные силы на юг, пусть и отводя им лишь вспомогательную роль. Операция, даром что родилась спонтанно и претворялась в жизнь с промедлением, стала тем не менее важной вехой в истории морской войны: впервые Королевский флот выдвинулся всем составом, нацеленный на битву. Колонна за колонной остроносые серые корабли двигались через Северное море, снявшись с немногочисленных якорных стоянок. Одни капитаны жаждали совершить подвиг для родины, другие просто надеялись избежать катастрофы.
Эпоха дредноутов породила новую иерархию среди моряков: офицеры больших кораблей считались элитой (за исключением инженеров-механиков), пользовались значительными благами и обладали некоторым влиянием – по крайней мере в порту. Три вечера в неделю Битти в полупарадной форме ужинал с гостями у себя в каюте под аккомпанемент корабельного оркестра. В другие вечера музыканты играли у кают-компании. У нижних чинов условия работы сильно разнились. В корабельном чреве, грохотом, пеклом и вонью напоминающем металлургический завод, обливались потом машинисты. «Даже самые несведущие могли догадаться, что мы выходим в море, – писал один офицер, – по песням, которые затягивали в кубрике, как только машинисты получали приказ разводить пары. Весь корабль гудел от этих песен, словно улей»