1 апреля британская 4-я армия захватила лес Сави всего в 6 километрах к западу от Сен-Кантена, шпиль базилики которого уже можно было видеть из передовых траншей новой линии фронта. Среди участников боев в этот день был поэт Уилфред Оуэн, который вел свой взвод под артиллерийским огнем на германские траншеи лишь для того, чтобы обнаружить, что немцы покинули их. Глубоко потрясенный артобстрелом, он заснул на насыпи у железной дороги и был буквально подброшен в воздух разрывом снаряда, упавшего «совсем рядом», как заметил один из его биографов, после чего «беспомощно спрятался рядом с расчлененными останками другого офицера. Когда он вернулся на базу, все заметили, что он дрожит, плохо соображает и заикается. Возможно, командир усомнился в его храбрости и даже мог назвать его трусом» [163].
Несмотря на скептицизм командира, врач диагностировал контузию, и Оуэн был направлен в госпиталь в Этрету. Оттуда он отправил домой открытку с изображением скал, окружающих город, и написал: «В данный момент я почти как в раю. Главный военный госпиталь № 1. Врач, санитары и медсестры все американцы, удивительно, из Нью-Йорка! Возможно, мне разрешат покататься на лодке и даже поплавать». По возвращении в Британию Оуэн был направлен в Крейглокхарт, в военный госпиталь для офицеров, страдающих нервными расстройствами, про которых позже написал:
Здравый их рассудок мертвыми похищен,
Держит их за космы память об убийствах.
Многое безумцы эти повидали… [164]
Очевидно, Вудро Вильсон пытался найти способ покончить с этими убийствами, но немецкое правительство обращало мало внимания на его инициативы. Немецкие власти были уверены, что обладают широкой народной поддержкой. 3 апреля Альберт Эйнштейн из своего берлинского дома написал другу в Голландию о крайнем национализме молодых ученых и профессоров в своем окружении. «Убежден, что мы имеем дело со своего рода психической эпидемией. Иначе я не в состоянии понять, как люди, глубоко порядочные в личном поведении, могут иметь такие крайне противоположные взгляды по основным вопросам. Это можно сравнить со временами мучеников, крестоносцев и сжигания ведьм».
Германия уже два месяца вела неограниченную подводную войну. 4 апреля сенат Соединенных Штатов 82 голосами против 6 высказался за вступление в войну. Через два дня палата представителей 373 голосами против 50 поддержала его решение. В этот день, 6 апреля, Соединенные Штаты объявили войну Германии. Не могло быть никакого сомнения в потенциальном влиянии появления американских войск на полях сражений. По крайней мере миллион, а впоследствии более трех миллионов человек проходило подготовку на территории Соединенных Штатов. Однако, разумеется, должно было пройти много времени, по крайней мере год, а то и больше, прежде чем гигантская машина набора, обучения, транспортировки через Атлантику, а затем оснащения всех этих сил на территории Франции даст результаты. Американская армия была мала, а ее последний боевой опыт ограничивался карательной экспедицией в Мексике.
Формирование армии для войны в Европе поначалу шло очень медленно. Прошел целый месяц после объявления Америкой войны Германии, прежде чем бывший командующий мексиканской экспедицией генерал Джон Д. Першинг, находившийся в этот момент в Техасе, получил несколько загадочную телеграмму от своего тестя, сенатора Соединенных Штатов: «Телеграфируй сегодня, насколько ты можешь говорить, читать и писать по-французски». Прежде чем Першинг успел ответить, что говорит по-французски «вполне свободно», ему уже предложили должность командующего американскими войсками, которые будут отправлены в Европу.
Судя по всему, апрель не сулил Германии и Австрии ничего хорошего. Соединенные Штаты постепенно станут активным участником войны. Россия, несмотря на продолжающиеся аресты и убийства офицеров своими же солдатами, продолжала воевать. Армии союзных держав уже превосходили армии Центральных держав в живой силе и ресурсах. Впрочем, у Германии с Австрией был один неотъемлемый географический актив: преимущество «внутренних линий» коммуникаций. Сеть железнодорожных, автомобильных и речных сообщений связывала армии, заводы и столицы в компактный континентальный узел. Связи между Нью-Йорком и Лондоном, между Британией и Францией и их важнейшими заморскими источниками поставок сырья и продовольствия заметно осложнялись атаками подводных лодок. Связи между Берлином, Веной, Будапештом и Белградом эффективно нарушить было невозможно.
Негодование союзников усилилось после того, как 8 апреля у берегов Сицилии немецкая подводная лодка U-55 торпедировала британский пароход «Торрингтон». Подводники не только уничтожили одну из спасательных шлюпок, убив четырнадцать находившихся в ней человек, но и сознательно ушли под воду в тот момент, когда два десятка пассажиров «Торрингтона» цеплялись за корпус подводной лодки. Все они утонули.
В этот день, стремясь подорвать одну из опор Антанты, Ленин и 32 его соратника-большевика начали свой путь из Цюриха на специальном поезде через Германию и Швецию, а потом на катере через Ботнический залив в Россию. Кайзер, когда ему сообщили об этой военной хитрости, отнесся к ней положительно. Впрочем, его австрийский коллега, молодой император Карл, высказал опасение, что успех большевистской революции может представлять опасность для всех монархов, пять из которых уже были «свергнуты в ходе войны» [165].
16 апреля Ленин благодаря возможностям, предоставленным ему немцами, прибыл в Петроград. Первое же его выступление на Финляндском вокзале Петрограда содержало зловещую для Германии фразу: «Недалек тот час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов».
На Западном фронте готовилось новое наступление союзников. 5 апреля английский летчик Уильям Лиф Робинсон, в сентябре сбивший над Англией немецкий самолет и удостоенный за это Креста Виктории, сам был сбит над немецкой линией фронта и оказался в плену. До конца войны он пробыл в неволе, его несколько попыток побега провалились. Былые заслуги не располагали к нему его тюремщиков. «Боши донимали, травили, запугивали его всеми возможными способами», – позже вспоминал его приятель военнопленный. К тем, кто пытался бежать, относились особенно плохо, и Робинсон, в насмешку прозванный одним из начальников лагеря «английским Рихтгофеном», часто подвергался наказаниям и унижениям.
Британские солдаты на Западном фронте ждали нового наступления, но это никак не проявлялось в их переписке. 8 апреля британский поэт и художник Исаак Розенберг написал своему другу: «Мы уже довольно давно не испытываем угрозы артобстрелов, хотя жуткие сражения очень близки. Но что касается жилья и элементарных условий человеческого существования, мы в такой же степени могли находиться в пустыне Сахара. Если было бы желание рассказать тебе то, что довелось видеть, я мог бы нарисовать несколько леденящих кровь картин того, как от разрывов снарядов трупы выбрасывает из могил, и многое другое, но лучше избавлю тебя от этого».
9 апреля, на второй день Пасхи, британские и канадские войска предприняли одновременное наступление в районе Арраса и хребта Вими. В предшествовавших ему воздушных боях, когда в течение пяти дней английские летчики пытались очистить небо для воздушной разведки, было сбито 75 британских самолетов, погибло 19 летчиков. Первое наступление британских войск утром 9 апреля оказалось успешным. Им удалось преодолеть линию Гинденбурга и взять в плен 5600 немцев. Почти вся система траншей передовой линии противника была захвачена за три четверти часа; через два часа была захвачена и вторая линия обороны. К ночи под контролем британцев оказалась даже часть третьей линии. Канадцы также преуспели в первые часы и взяли 4000 пленных.
Отчасти успех наступления 9 апреля был обеспечен новой системой артиллерийской поддержки – «катящейся», или, как ее позже стали называть, «ползучей»: артиллеристы постепенно и систематически переносили вперед огонь своих батарей, а пехота продвигалась следом, пользуясь результатами работы артиллерии, приводившей в смятение защитников и уничтожавшей оборонительные сооружения. Систему «ползучего» артобстрела придумал и реализовал при Аррасе бригад-майор Алан Брук [166].
Впрочем, третья линия немецкой обороны, гораздо лучше укрепленная, чем две предыдущие, устояла перед наступлением, хотя и оказалась прорвана в нескольких местах. К исходу дня британские танки, которые должны были наступать перед пехотой, остановились, отчасти застряв в грязи, отчасти из-за механических поломок. Пушки на конной тяге было очень трудно перетаскивать через захваченные немецкие траншеи. Они оказались неожиданным и неприятным препятствием для артиллеристов, которым еще никогда не приходилось перемещать свои орудия за линию фронта. И слово «успех» отнюдь не означало, что победители испытывали меньше страданий, чем побежденные, как в этом наступлении, так и в любом другом. Среди канадцев, погибших 9 апреля, был и рядовой Эрл Хемброф, который в прошлом октябре находился на Сомме в составе канадского медицинского отряда. Тогда он записал в дневнике: «Мало кто из крыс и фрицев слишком занят, чтобы не обращать внимания на газ». В первый день сражения при Аррасе погиб и поэт Эдвард Томас, очень любивший британскую глубинку.
А пахарь, что убит в бою свирепом,
Дремал частенько под открытым небом
И похвалялся, что, хлебнув немного,
Спал под кустом – за пазухой у Бога.
А что за куст и где произрастает,
Никто не знал, да и теперь не знает,
Во Франции или в краю ином
Тот пахарь почивает вечным сном [167]