прорвать линию обороны британцев.
17 июля британцы нанесли ответный удар, выпустив 100 000 газовых снарядов с хлорпикрином, от которого погибло 75 немецких солдат. Но прорыва также не произошло. В июле из-за случайного взрыва на линкоре «Вангард» у мыса Скапа-Флоу погибло больше британцев, чем за все время проведения газовых атак с применением горчичного газа и хлорпикрина. От этого единственного случайного взрыва погибло 804 моряка. В живых осталось лишь трое.
На Восточном фронте в центральном секторе немецкие войска заменили австрийцев. «Вчерашние новости принесли сильное облегчение, – записал 17 июля в дневнике генерал Хоффман. – Литцман вернул Калуш, и теперь в этой части немецкие позиции настолько сильны, что можно не волноваться» [190]. Через два дня немцы прорвали линию фронта русских у Золочева шириной 30 километров. «Ситуация развивается по плану, – записал Хоффман 21 июля, но добавил: – Мне бы хотелось больше пленных. Наши приятели удирают с такой скоростью, что мы не в состоянии их догнать. Пока только 6000 и всего 70 пушек».
Немцы освобождали австрийскую территорию. «Вчера здесь побывал австрийский император, – записал Хоффман в дневнике 23 июля, – и вел себя на грани грубости. Разумеется, нет и речи о благодарности за возвращение ему его провинции». Через три дня в Тарнополь по пути в Золочев заехал кайзер. Его войска, а не австрийские вернули Центральным державам Восточную Галицию. «Разумеется, он был в прекрасном настроении», – записал Хоффман.
Миротворческие усилия летом продолжались, но не более успешно, чем ранее. В июле британский военный промышленник сэр Бэзил Захарофф провел в Швейцарии секретную встречу с премьер-министром Турции Энвер-пашой и предложил туркам 1 500 000 долларов золотом, если они подпишут сепаратный мир с союзниками [191]. Энвер соблазнился, но отказался. В Берлине состоялось заседание рейхстага, на котором следовало принять решение о выделении дополнительных денег для продолжения войны. Было решено, что после заключения мира Германия не потребует никаких территориальных аннексий. «Мирная резолюция», представленная в рейхстаге 19 июля, была принята 212 голосами против 126 при 17 воздержавшихся. Она призывала немецкое правительство работать «ради мира с помощью соглашений и полного примирения». Но доктор Михаэлис, выдвиженец и официальный представитель Генерального штаба, который шестью днями ранее сменил Бетман-Гольвега на посту канцлера, настаивал на том, что Германия не должна искать мира. «Я не считаю, что такая организация, как немецкий рейхстаг, достойна решать по собственной инициативе вопросы войны и мира во время войны», – пренебрежительно заявил он.
Кайзер также решительно отмахивался от всех мыслей о мирных переговорах. 20 июля, впервые почти за два десятилетия, он встретился с представителями всех политических партий Германии, за исключением независимых социалистов. В бескомпромиссной речи он сообщил им о своих планах развернуть «Вторую пуническую войну» против Англии, в ходе которой вся Европа под руководством Германии покончит с британским мировым господством [192]. Делегаты от умеренных партий были шокированы, и еще больше после того, как кайзер, упомянув о недавних победах Германии на Галицийском фронте, заявил: «Где появляется моя гвардия, там нет места демократии». Мирная резолюция рейхстага не интересовала правителя Германии.
Попытка бывшего лидера британских лейбористов Рамсея Макдональда получить в парламенте поддержку мирной резолюции, принятой рейхстагом, провалилась. За его предложение проголосовало лишь 19 человек, 148 высказалось против. Макдональд с горечью написал президенту Вильсону, что американский нейтралитет мог бы оказаться лучшим способом достижения мира. 27 июля в лондонском Ист-Энде состоялась встреча сочувствующих большевикам. Они назвали себя Лондонским Советом и поставили задачу требовать немедленного прекращения войны. Подстрекая местное население сорвать встречу, правительство через газету Daily Express обнародовало место ее проведения, а также распространило листовки с информацией о прогерманском митинге. В них предлагалось «вспомнить последний воздушный налет и выступить против». 8000 человек так и поступили. Среди них были и солдаты в форме, которые штурмовали трибуну и разогнали митинг.
В последнюю неделю июня и весь июль на острове Корфу проходили переговоры между представителями славянских народов о возможности создания нового государства, отчасти в границах Австро-Венгрии, основанные на уверенности в том, что в ходе войны Австро-Венгерская империя развалится и Сербия восстановит свою независимость. Корфская декларация, подписанная 20 июля, предполагала послевоенный союз трех основных южнославянских народов – сербов, хорватов и словенцев – в виде единого государства под началом сербской королевской фамилии. Национальным меньшинствам гарантировалась свобода языка и вероисповедания, и на основе тайного и всеобщего голосования предполагалось избрать Учредительное собрание.
Идея создания нового государства нашла наиболее горячую поддержку в Соединенных Штатах, где проживали многочисленные группы эмигрантов южнославянского происхождения и где возможность замены имперской системы демократической воспринималась как прогресс в человеческих отношениях. Однако возникший во время переговоров конфликт между сербами, которые желали господства Белграда, и хорватами, предпочитавшими создание объединенного южнославянского государства (Югославии), нежели «Великой Сербии», оказался очень острым и остался неразрешенным.
Такие планы на будущее представляли полный контраст с повседневными проблемами, возникавшими в ходе продолжающейся войны. Волнения и недовольства по-прежнему угрожали боеспособности некоторых армий. 16 июля, за четыре дня до подписания Корфской декларации, взбунтовались французские части на Салоникском фронте. Тем не менее именно этот фронт в итоге привел к освобождению Сербии. Французские солдаты не были революционерами: они просто требовали права уезжать домой на побывку. Три сотни согласилось с новыми условиями предоставления отпусков, но 90 было арестовано.
Волнения в войсках происходили и в других частях по обе стороны фронта. Один итальянский офицер написал с Австро-итальянского фронта: «Меня очень тревожат вражеские элементы, проникающие в войска». Людендорфа тоже достаточно сильно беспокоило распространение политической пропаганды среди передовых частей немецких войск. Он распорядился внимательно просматривать все письма, приходящие солдатам на фронт.
Однако главную опасность для боеспособности союзников и реализации планов, основанных на завоеваниях, представляла обстановка в России. 16 июля в Петрограде вспыхнуло инициированное Львом Троцким народное восстание с требованием немедленного прекращения войны. К протесту присоединилось 6000 моряков Кронштадтской военно-морской базы. Троцкий полагал, что это может стать началом революции, но Ленин, восстанавливающий силы после переутомления, посчитал восстание преждевременным. Волнения продолжались три дня. 18 июля отряд юнкеров и солдат, верных Временному правительству и выступавших за продолжение войны, ворвался в помещение большевистской газеты «Правда» и разнес его на куски. Ленин, опасаясь ареста и даже убийства, решил скрыться.
Военные успехи русских на Восточном фронте подходили к концу. 19 июля генерал Хоффман отдал приказ о контрнаступлении под Злочевом, что привело к прорыву русских оборонительных позиций на фронте шириной 20 километров. Более 6000 русских солдат попало в плен; еще тысячи просто бежали с поля боя. Когда весть об этом достигла Петрограда, премьер-министр князь Львов подал в отставку. Его место занял Керенский. В тот же день сдались последние пятьсот кронштадтских мятежников, но на фронте русское наступление превратилось в отступление, почти бегство. Десятки тысяч русских солдат просто бросали оружие и бежали из зоны боевых действий. Сотни офицеров были убиты. На Восточном фронте близ Бучача находились два подразделения бронеавтомобилей – британское и бельгийское. Их офицеры уговаривали русских дезертиров вернуться на фронт, но тщетно.
Австро-германские войска начали продвижение к российской границе. 21 июля близ Тарнополя отряд бронеавтомобилей британской морской пехоты принял участие в боевых действиях на стороне русских. 23 июля российские войска оставили два города – Галич и Станислау [193], через два дня – Тарнополь. Кайзер лично прибыл наблюдать за наступлением австрийцев. 28 июля австрийская армия, перед которой была не организованная оборона, а 40 000 русских дезертиров, бегущих на восток, вышла к российской границе в районе Гусятина. На смену генералу Брусилову, назначенному Керенским главнокомандующим российскими армиями, пришел генерал Корнилов, который своим первым приказом осудил измену «некоторых частей».
Одним из возможных способов помочь русским могло стать наступление британцев на Западном фронте, которое отвлекло бы немецкие войска и пушки с востока. Хейг был уверен, что британская армия способна летом прорвать оборонительные порядки немцев, не дожидаясь прибытия значительного числа американских войск. Генерал Першинг ясно дал понять, что не намерен бросать свои войска в бой до лета 1918 г., когда в его распоряжении окажется миллион боеспособных солдат. Однако Военное министерство в Вашингтоне полагало, что сможет предоставить вдвое меньше людей. 20 июля Хейг впервые встретился с Першингом, после чего записал в дневнике: «Он начинает понимать, что на французов положиться нельзя».
Генерал Смэтс, приободренный своим медленным, но успешным наступлением на немецкие войска в Восточной Африке, доказывал в Военном кабинете в Лондоне, что моральный долг Британии – провести в этом году наступление на Западном фронте. Черчилль, вернувшийся в правительство в качестве министра вооружений, но не входивший в состав Военного кабинета, призывал Ллойд Джорджа «ограничить последствия» любого возобновления наступательных действий на Западном фронте. «Наши армии равны, – говорил Черчилль премьер-министру. – Возможно даже, что немцы сильнее. У них больше резервов и достаточно снаряжения. Бесконечные полосы оборонительных сооружений, различные способы их затопления, огромные сложности из-за естественного рельефа местности представляют непреодолимые препятствия».