{515}. Мирные отношения с ВКЛ были закреплены договором, по которому, очевидно, Ржева была признана за Дмитрием Донским. Однако не все ржевские волости стали московскими. Как следует из литовско-московского договора о «вечном мире» от 31 августа 1449 г., заключенного Василием II Темным и Казимиром IV (вывод о существовании договора 1381-1382 гг. делается из содержания этого документа), ржевская волость Осуга осталась в правлении волостелей великого князя Кейстута («А который места волостили веда Осугу пры великомъ князи Кестут(ь)и, и твоим волостелемъ по тому ж ведати, а мне, великому князю Василью, не въступатисе»){516}.
Сохранившая литовское управление волость компенсировала довольно ощутимую территориальную потерю. Она охватывала южную часть Ржевской земли и тем самым предоставляла возможность контролировать ржевскую территорию в целом. Кроме того, в конце XIV в. район волости Осуга был единственным местом соприкосновения владений ВКЛ с тверскими землями, служа своеобразным мостиком между двумя государствами.
Территория волости, очевидно, занимала пространство вдоль р. Осуги, впадающей в Вазузу очень близко от слияния последней с Волгой. Восточным соседом Осуги неизбежно становились владения Тверского и Фоминско-Березуйского княжеств. Более точно определить протяженность волости Осуга, к сожалению, пока не удается. Метод ретроспекции в данном случае не срабатывает, так как в районе р. Осуги в дальнейшем образовались волости и станы (например, Лаптевская Ржевского уезда), которые трудно отождествить или как-то связать с волостью Осугой.
В связи с приобретением ВКЛ волости Осуги, а также из-за существования в течение долгого времени литовско-тверской границы, следует сделать следующий вывод. Между основным массивом Великого княжества Московского и Ржевской землей до ликвидации государственности Великого Новгорода и Великого княжества Тверского не существовало сухопутной связи. Ржевская земля с середины XIV в. попеременно принадлежала Москве, Вильно или Твери, но примерно с 1381-1382 гг. почти постоянно (кроме коротких периодов 1399 и 1447-1449 гг.) находилась в составе московских владений{517}, оставаясь, по сути, эксклавом[83]. Уникальный участок литовско-тверской границы на протяжении столетия перекрывал Москве прямой доступ к ее верхневолжскому владению, имевшему большое стратегическое значение. В свое время стремление обладать землями Фоминско-Березуйского княжества выдавалось историками за желание Москвы наладить сухопутную связь со Ржевой{518}. Однако, даже приобретя низовья р. Вазузы, московские князья все так же вынуждены были пользоваться транзитным сообщением через тверские или литовские владения. Таким образом, становится очевидным особое значение зоны литовско-тверского пограничья как определенного рычага воздействия на сферу московских интересов.
Неопределенность литовско-тверского рубежа создает вместе с тем проблему при реконструкции завершающего отрезка литовско-московской границы. На линии, соединяющей верховья р. Осуги с Волгой (в районе между московской Ржевой и тверскими Опоками), условная литовско-московская граница превращалась в московско-тверскую. Конкретное место стыка трех рубежей указать затруднительно. Причинами этого можно назвать как уже упоминавшийся особый статус литовско-тверских владений в пограничной зоне, так и характер местности, представляющей собой сплошное болото.
Итак, обращение к уникальному фрагменту литовско-московских договоров 1449 и 1494 гг. позволило наметить один из участков границы двух соседних государств, боровшихся за объединение русских земель. В итоге выяснилось, что для реконструкции всего ржевского участка литовско-московской границы рассматриваемый фрагмент грамот недостаточен. Начальный и конечный отрезки этой границы отсутствовали. Их помогли уточнить второстепенные данные из посольских речей князя Т.В. Масальского (подробное описание захваченной вселукским наместником части соседней торопецкой волости Дубна), разводной грамоты великого князя Ивана III удельному волоцкому князю Борису Васильевичу (обозначение рубежа ржевской волости Вселук с новогородской волостью Лопастица) и все тех же грамот 1449 и 1494 гг. (известие о присоединении ржевской волости Осуги к ВКЛ). С максимально возможной точностью было определено место стыка литовской, московской и новгородской границ на крайнем северо-западе московских владений, доказана обособленность (до 1478 г.) Ржевской земли от основной территории Великого княжества Московского, выявлена специфика ржевской границы, проходившей по заболоченной и лесистой местности, а потому даже в актах намеченной лишь условно.
Видимо, до 1449 г. западная ржевская граница не была установлена на уровне межгосударственных соглашений. Тем не менее уже до середины XV в. сложились «старые рубежи» Ржевской земли. Очевидно, официальное размежевание основывалось на традиционно сложившихся представлениях о пределах волостей Торопецкого повета, Вельского княжества с одной стороны и Ржевской земли (уезда) — с другой. Поэтому с некоторыми оговорками намеченную на вторую половину XV в. границу можно относить и к более раннему времени.
Размежевание ржевских земель с Торопецким поветом и Вельским княжеством произошло только после окончательного закрепления Ржевы за Москвой. При этом на ржевском направлении не вся протяженность литовско-московской границы была зафиксирована. Оставались участки территории, где соприкасались литовские и московские владения, однако во второй половине XV в. они не были разграничены. Также и описанная в договоре линия прохождения границы (делимитация) не давала достаточных данных для реального проведения границы на местности (демаркации). Спецификой ржевской границы оставалась ее неопределенность ввиду особых условий местности, не позволявших точно разделить неосвоенные и никем не занятые земли.
Сложная, насыщенная событиями борьба за обладание Ржевской землей ярко иллюстрирует начальный этап появления и становления литовско-московской границы. Закрепив за собой Ржевскую землю, Москва обеспечила прочную основу для развития дальнейшей экспансии и сделала значительный шаг на пути объединения русских земель.
§ 2.3. Литовско-тверская граница
Литовско-тверские политические связи имели глубокие корни и завязывались еще в XIII в.
Под 6793 (1285) г. в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку сообщалось: «Воевали Литва Тферьского владыкы волость Олешню»{519}. Объединенное русское войско, состоявшее из ратей городов Твери, Москвы, Волока Ламского, Торжка, Дмитрова, Зубцова и Ржевы, т.е. пограничных городов, выступило против литовцев и разбило их. Каковы же обстоятельства и причины обнаружившейся литовско-тверской конфронтации?
В свое время (1266) только что занявший псковский престол князь Довмонт захватил жену и двоих сыновей (среди них, возможно, был Андрей) князя Герденя (в то время наместника литовского князя Войшелка в Полоцке) и полностью разгромил погнавшегося за ним, а потом пытавшегося переправиться через Двину полоцкого князя{520}.
В том же году в Новгород прибыл с полками великий князь владимирский Ярослав Ярославич (первый тверской князь), намеревавшийся «ити на Плесковъ на князя Домонта»{521}. Новгородцы не поддержали Ярослава. Однако указанное событие выявило явную союзническую связь между полоцким наместником князем Герденем, а вслед за ним и литовским князем Войшелком (одним из немногих православных в то время литовских князей), с правителями Тверской земли.
Показательно, что первый тверской епископ Симеон прибыл на новую кафедру именно из Полоцка (между 1267 и 1271 гг.), который вынужден был вынужден оставить в связи с распространением там после князя Герденя католического влияния{522}. Не случайно нападение 1285 г. князя Довмонта последовало именно на епископские владения Симеона. Поставление же в тверские епископы в 1289 г. сына Герденя Андрея явно говорит в пользу крепких связей между определенными политическими силами в Литве и Тверском княжестве. (Следует заметить, что исследователь истории Твери Эккехард Клюг отрицает возможность литовско-тверских союзнических отношений{523}).
Как бы то ни было, но уже в XIII в. литовско-тверские противоречия вызвали конфликт, затронувший и определивший тверское пограничье. Между тем непосредственной границы между литовскими и тверскими владениями в то время, очевидно, еще не существовало.
Отсутствие общей границы, а, следовательно, и пересечения территориальных интересов стало, возможно, одной из причин политического сближения Литовского и Тверского княжеств в XIV в. Уже зимой 6828 (1320/1321) г. был заключен брак между тверским князем Дмитрием Михайловичем и дочерью великого князя литовского Гедимина Марией («…за князя Дмитриа Михаиловича приведоша княжну Марию изъ Литвы Гедиминову дщьрь»){524}.
Дальнейшее укрепление литовско-тверских отношений, как это ни парадоксально, было связано с посредничеством Москвы. Именно к московскому князю (великому князю владимирскому) Семену Ивановичу в 1349 г. прибыли послы от великого князя литовского Ольгерда с просьбой отдать за него дочь тверского князя Александра Михайловича Ульяну («…князь Литовьскыи Олгордъ прислаль свои послы къ князю великому Семену Иванович[ю] бити челомъ и просити за себе свести княжи Семеновы княжны Ульяны княжи дчери Александровы Михаиловича Тферьского»)