Еще до приезда главнокомандующего генерал Шепелев устроил полки, расставил их на более выгодных местах, отвел резервы в Корабельную слободу и приготовился к встрече неприятеля, если бы он вздумал, выйдя из кургана, наступать внутрь Корабельной слободы.
Остановившись под сильным ружейным огнем неприятеля, князь Горчаков долго всматривался в положение наших и неприятельских сил и убедился лично в невозможности отбить Малахов курган. Он видел, что курган занят большими массами французов, за которыми находились сильные резервы, и потому овладение вновь укреплением потребовало бы огромных жертв.
Генерал-лейтенант Шепелев получил приказание не возобновлять атак, но во что бы то ни стало удержаться на занятой позиции и не дозволить французам двинуться вперед.
Бой был прекращен и, можно сказать, доставил новую славу русскому оружию. Из 12 атак, произведенных многочисленным неприятелем в различных пунктах, 11 было отбито, и только одна, на Малаховом кургане, была удачна для союзников. Самое занятие Малахова кургана было следствием огромного превосходства сил неприятеля, направившего на него до 30 тысяч человек.
Из этого видно, что кровавый день 27 августа не может считаться днем победы для неприятеля – она принадлежит скорее русскому оружию как по числу приобретенных успехов, так и по тому, что на всех пунктах атакующий был в несколько раз сильнее защищающегося. Несмотря на то, успех неприятеля был так незначителен, а утомление так велико, что он не решался тревожить славного гарнизона и дозволил ему свободно отступить по единственному мосту, протянувшемуся почти на версту расстояния.
Обе стороны дрались с отличной храбростью и лишились многих и многих храбрых товарищей. Наша потеря в этот день простиралась до 12 913 человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими. Из этого числа мы потеряли до начала штурма более 2 тысяч человек от бомбардирования, так что, собственно, при отражении штурма наша потеря простиралась до 10 тысяч человек.
Союзники, по их собственному показанию, потеряли при штурме 10 067 человек, но надо полагать, что гораздо больше. Кроме того, как мы, так и они лишились многих достойных генералов, штаб– и обер-офицеров. Госпитали и перевязочные пункты были переполнены ранеными, посреди которых слышались радостные крики победы, указывавшие на уверенность каждого, что штурм отбит, что славный гарнизон проявил нечеловеческие силы и что пролитая, еще теплая кровь современников будет священна для потомков.
Государь император, получив донесение об отбитии штурма на всей линии, кроме Малахова кургана, достойно оценил заслуги богатырей севастопольских и, удостоив их своим высоким вниманием, увековечил заслуги гарнизона следующим приказом российским армиям и флоту.
«Долговременная, едва ли не беспримерная в военных летописях оборона Севастополя обратила на себя внимание не только России, но и всей Европы. Она с самого почти начала поставила его защитников наряду с героями, наиболее прославившими наше отечество. В течение одиннадцати месяцев гарнизон севастопольский оспаривал у сильных неприятелей каждый шаг родной, окружавшей город земли, и каждое из действий его было ознаменовано подвигами блистательнейшей храбрости. Четырехкратно возобновляемое жестокое бомбардирование, коего огонь был справедливо именуем адским, колебало стены наших твердынь, но не могло потрясти и умалить постоянного усердия защитников их. С неодолимым мужеством, с самоотвержением, достойным воинов-христиан, они поражали врагов или гибли, не помышляя о сдаче. Но есть невозможное и для героев. 27 сего месяца, после отбития шести отчаянных приступов, неприятель успел овладеть важным Корниловским бастионом, и главнокомандующий крымской армией, щадя драгоценную своих сподвижников кровь, которая в сем положении была бы уже без пользы проливаема, решился перейти на Северную сторону города, оставив осаждающему неприятелю одни окровавленные развалины.
Скорбя душой о потере столь многих доблестных воинов, принесших жизнь свою в жертву отечеству, и с благоговением покоряясь судьбам Всевышнего, Коему не угодно было увенчать их подвиги полным успехом, Я признаю святой для себя обязанностью изъявить, и в сем случае, от имени Моего и всей России, живейшую признательность храброму гарнизону севастопольскому за неутомимые труды его, за кровь, пролитую им в сей, почти целый год продолжавшейся защите сооруженных им же в немногие дни укреплений. Ныне, войдя снова в ряды армии, эти испытанные герои, служа предметом общего уважения своих товарищей, явят, без сомнения, новые примеры тех же воинских доблестей. Вместе с ними и подобно им, все наши войска, с той же беспредельной верой в Провидение, с той же пламенной любовью ко Мне и родному нашему краю, везде и всегда будут твердо встречать врагов, посягающих на Святыни наши, на честь и целость отечества. Имя Севастополя, столь многими страданиями купившего себе бессмертную славу, и имена защитников его пребудут вечно в памяти и сердцах всех русских совокупно с именами героев, прославившихся на полях Полтавских и в битвах под Бородино, Чесмой и Синопом».
Глава XVII
Отступление войск с Южной стороны города на Северную. – Пожар города и взрывы батарей. – Приказ главнокомандующего. – Посещение Крыма государем императором. – Высочайший приказ по крымской армии. Окончание военных действий. – Заключение мира
В четыре часа пополудни начальники войск и отделений получили распоряжение об очищении Южной стороны Севастополя и о переходе войск на Северную. Вместе с тем на бастионы доставлено было расписание, составленное начальником штаба гарнизона князем Васильчиковым, в каком порядке и когда отступать каждому полку или команде. Отступление это могло быть произведено только по единственному мосту, перекинутому через рейд, и при содействии небольшого числа судов, предназначенных для перевозки войск.
Каждый легко поймет, как затруднительно и опасно было это отступление в виду многочисленного врага. Совершенное в порядке, оно составило одну из блестящих страниц боевых подвигов наших войск, достойно закончивших славную оборону Севастополя, по своей продолжительности не имеющую равных себе в истории.
Движение через мост должно было начаться в половине седьмого часа вечера. Его открывали войска, ближайшие к мосту, стоявшие у Николаевских казарм, затем отходили более отдаленные от моста и, наконец, те, которые стояли на укреплениях оборонительной линии. При отступлении последних на батареях были оставлены охотники – человек по сто от каждого полка, которые поддерживали ружейный огонь с неприятелем и тем скрывали наше отступление. Охотники оставались на валах укреплений до тех пор, пока на смену их не явились саперы и команды матросов, назначенные для порчи орудий, станков и взрыва пороховых погребов.
Приготовления к отступлению начались еще с четырех часов пополудни. Все, что можно было отослать, торопились переправить на Северную, и прежде всего отправляли раненых и больных.
Для перевозки войск были назначены пароходы и другие суда. После контузии капитана 2 ранга Лихочева командир порта вице-адмирал Новосильский поручил заведование перевозочными средствами капитану 2 ранга Воеводскому. Последний отправился к начальнику эскадры адмиралу Юхарину с приказанием затопить суда на том месте, где они стояли, затем указал каждому пароходу, какие войска и откуда перевозить, назначил суда для перевозки артиллерии и пр. Независимо от этого главнокомандующий командировал вице-адмирала Панфилова на Корабельную сторону, поручив ему принять на себя распоряжения по перевозке оттуда войск на Северную. Содействие этих двух лиц оказало армии огромную услугу при оставлении Севастополя.
В шестом часу стали отводить назад полки, предназначенные для занятия баррикад, ближайших к мосту.
В числе этих полков был и Тобольский, двинутый по направлению к городу. Предводимые своим командиром, полковником Зеленым, солдаты были убеждены, что их ведут выбивать французов из Малахова кургана. Перед тем только что прибыло несколько молодых солдат на укомплектование полка.
– Облегчите, ребята, свои ранцы, – говорили тобольцы своим молодым товарищам, – и смотрите, держитесь нас, стариков. Боже избави, если который из вас попятится назад – мы должны или выбить французов из Малахова кургана, или не возвращаться назад живыми.
Известие о том, что мы отступаем, как варом обварило солдат: шутки и прибаутки были брошены, и в полку воцарилась глубокая тишина.
Все вообще войска с грустью и болезненным чувством приняли известие об оставлении города; многие из них, уходя с бастионов и батарей, плакали. Как сильно не хотелось отступать нашим солдатам, это видно из того, что когда под вечер распространился между ними ложный слух, будто мост лопнул на самой середине, то это известие как бы обрадовало их.
– Ну, лопнул, так лопнул! – сказали многие голоса. – Черт с ним.
Последуем, однако же, за тобольцами.
Расположившись за баррикадами, полк получил приказание далее этого места не пропустить неприятеля или умереть на баррикадах. Тобольцы простояли всю ночь под ружьем и последними вышли из Севастополя.
Под прикрытием их начиная с семи часов вечера стали стягиваться войска, расположенные на Городской стороне, к Николаевской батарее, а оттуда на мост, расположенные же на Корабельной разделены были на две части: одна садилась на пароходы, на баржи, буксируемые теми же пароходами, и на малые гребные суда; другая переправлялась по мосту, через Южную бухту на Городскую сторону, к Николаевским казармам и оттуда на мост, через главный рейд, на Северную. Пароходы и суда различного вида и величины так и сновали на бухте.
Начало смеркаться, батареи изредка постреливали, и в разных местах слышалась ружейная перестрелка. Солдаты, прижавшись к валам укреплений, шепотом разговаривали между собой. Тишина эта после столь горячего, кровавого дела наводила тоску и мрачность на все окружающее. Оно было действительно непривлекательно. Почти вся внутренность укреплений была перевернута вверх дном: траверсы разрушены, по всему пространству разбросаны снаряды, туры, камни и осколки, развороченные насыпи во многих местах не закрывали головы, стоявшие за ними орудия были подбиты, станки порублены и поломаны. На платформах и между траверсами лежали кучи тел, наших и неприятельских. Посреди них пробирались солдаты к уцелевшим орудиям и приводили их также в негодность: рубили станки, заклепывали орудия, уничтожали принадлежность и устраивали проводники для взрыва пороховых погребов, которые вскоре должны были взлететь на воздух.