Тьма, притаившаяся где-то на задворках сознания, издала торжествующее рычание.
Левая рука Теймара нащупала запястье Фиоре и крепко сжала.
– Это поправимо, – сказал он так убедительно, что не поверить было невозможно. – Он здесь, он никуда не ушел… Просто скован мощной печатью и спит. Ты меня слышишь?
Она пробормотала сквозь слезы:
– Слышу…
– Вот и славно! – Грешник улыбнулся, теперь уже по-настоящему: широко и душевно. – Поблагодари-ка госпожу Имарис, которая нынче утром весьма удачно оказалась на площади первой и решила нам помочь. Сомневаюсь, что кто-то другой был бы к нам так добр. У вас золотое сердце, метресса!
– А у тебя алмазный язычок, мальчик, – язвительно отозвалась Имарис. – Этот город тебя погубит, он и не таких погубил.
Теймар рассмеялся:
– Разве можно испортить то, что уже испорчено?
– Тебе виднее, дурачок. – Метресса недолго помолчала; ее глаза в сумраке комнаты неприятно поблескивали. – А тебя зовут Фиоре, да? Я помню. Ты была совсем маленькой, когда мы встретились впервые.
– Разве вы знакомы с Кьяраном? – удивленно спросила девушка. – Он не говорил…
– Маленькой! – перебила Имарис, гневно нахмурившись. – Тебе было неполных пять, и от твоих бесконечных вопросов уши не завяли бы только у глухого! Ума не приложу, как твои родители это выносили…
Фиоре бросило сначала в жар, потом в холод.
– Мои… родители?..
– Оба были печатниками из Матаракки. И лет через десять могли бы попасть в Цитадель, а то и возглавить Гильдию. Не судьба, увы. Приехали сюда, чтобы отыскать кое-какие записи Марвина, да тут и остались навеки. Даже осмотреться как следует не успели, бедолаги! Из «Орлиного крыла» вообще никто не успел спастись, кроме тебя…
Она еще что-то говорила, но девушка понимала едва ли одно-два слова из десяти. «Орлиное крыло» – так называлась гостиница, в которой остановились ее родители за неделю до пришествия моря. Они не знали, что один из самых благополучных кварталов Эйлама вскоре перестанет существовать.
– Имарис, хватит! – перебил Теймар. – Фиоре?..
– Теперь мне все ясно, – отрешенно сказала она, устремив перед собой невидящий взгляд. – Никто понятия не имел, откуда я взялась, потому что мои родители были чужими здесь, а все, кто видел меня вместе с ними, погибли. Они совсем мало прожили в Эйламе… Не успели ни с кем познакомиться… Ничего не успели! Кьяран однажды сказал, что я словно явилась сюда из другого мира. Он был почти прав – не из другого мира, а из другого города. Как он называется?
– Матаракка. – В голосе грешника проскользнуло чувство, на которое Фиоре и не надеялась. Не жалость, не сочувствие, не дружеское сопереживание… – Это далеко на востоке. Хочешь, я отвезу тебя туда?
– Ты же свой махолет от дерева не отличишь…
– Это временно.
– И я не могу покинуть Эйлам – забыл?
– Тоже временно. Фиоре, мне не нужны глаза, чтобы понимать, кто ты такая!
«Кто ты такая…»
Почему-то его слова, наполненные нежностью, вызвали в ее душе необъяснимый страх. Так легко было поверить в обещания, поддаться сладкой магии знакомого голоса, которая и впрямь заставляла забыть об увечье Теймара, о том, что он грешник, о Черной хозяйке… «Почему я тебе не верю? – подумала она, чувствуя, как страх постепенно проходит. Взамен явилось понимание – кристально чистая картина, от которой ее волк в нави немедленно бы вырвался на свободу. – Потому что ты сам предупреждал… Я помню… Там, у моря!»
У моря Теймар просил не верить ему.
– Если вы собрались ворковать, голубки, – ворчливо произнесла Имарис, – то будьте так любезны не делать этого в моем доме.
«Ворковать? Еще чего…» Фиоре тяжело вздохнула, закрыла глаза и пожелала, чтобы все случившееся оказалось сном. Она очнется на мосту и шагнет в пропасть за мгновение до того, как золотая рука опустится на ее плечо. Так будет лучше для всех – Теймар не станет калекой, Кьярану больше не придется переживать из-за своей воспитанницы, а Геррет не попадет в подземный мир Спящего Медведя.
Это так просто – шаг, полет. Тьма. И никаких слез, никаких сожалений…
– Можно умыться? – спросила она вслух. – У меня пыль на зубах скрипит.
– Ну, раз уж я вас впустила… – Имарис развела руками. – Чувствуйте себя как дома.
По глазам, однако, было видно: она сожалеет о своей доброте.
9. Изгнание
Кухня в доме Имарис выглядела не такой запущенной, как маленькая комната, куда хозяйка привела своих нежданных гостей, но все равно здесь оказалось довольно неуютно, словно хозяином в доме был старый холостяк, не утруждающий себя заботой о порядке. Под потолком висела бахрома паутины, повсюду громоздилась немытая посуда, а обеденный стол был покрыт крошками и засохшими пятнами от супа. «Она тут обитает, – поняла Фиоре, увидев в дальнем углу кровать, сооруженную из старых ящиков и прикрытую одеялом, побитым молью. – Убирает от силы раз в две недели. М-да…» Метресса, заметив, куда направлен взгляд девушки, взяла ее за руку и усадила за стол так, что жалкое ложе осталось за спиной, но спрятать прочее ей было не по силам.
– Я сейчас вас чем-нибудь угощу, – сказала Имарис, натянуто улыбаясь. – Чаю хотите?
– Не откажусь, – ответил Теймар прежде, чем Фиоре успела вежливо отказаться. – Все никак не могу согреться… – прибавил он, виновато пожимая плечами. – Простудился, видимо. Тебе повезло, ты совсем не замерзла.
– Это точно… – пробормотала девушка. И правда, она чувствовала себя совершенно здоровой, словно провела ночь в своей постели, а не на мостовой. – Странно, что так вышло.
– Ничего странного! – вмешалась хозяйка, ненадолго отвлекаясь от поисков чайных чашек. – Твоя мать рассказывала, что дьюсы тянутся к тебе, а фаэ и вовсе считают за свою. Теймар должен знать, о чем это говорит…
Фиоре перевела изумленный взгляд на грешника:
– Теймар?..
– У тебя талант печатника. – Он криво улыбнулся. – Очень-очень сильный. Но не торопись радоваться: учиться мастерству печатников можно лишь до пятнадцати лет… А ведь тебе уже исполнилось двадцать? – Девушка кивнула, ощущая внезапный озноб. – Слишком поздно. Дар подобен потоку воды, несущемуся с гор в долину: или для него вовремя выкопают русло, направив в нужную сторону, или он сам отыщет путь, который может вывести куда угодно.
– И куда же ушел мой… дар?
– Глупый вопрос! – фыркнула Имарис. – Я бы многое отдала, чтобы, глядя вот на это, люди вспоминали мое имя! – И она продемонстрировала белую чашку, на которой легкими мазками тонкой кисточки был нарисован Спящий Медведь. Хоть рисунок был очень простой, черно-белый, грозная гора выглядела вполне узнаваемой и очень красивой.
Фиоре помнила эту чашку – одну из первых, что удалось продать.
– Ты ведь сразу все понял? – спросила она. Теймар опустил голову, словно почувствовав ее пристальный взгляд. – Ты говорил, что видишь намного больше, чем мы… и даже больше, чем печатники.
– Я просто решил подождать, пока наступит подходящий момент, – проговорил грешник после недолгого молчания. – Такие новости лучше сообщать лишь тогда, когда человек готов их услышать.
– Ну да… Торопиться-то все равно некуда.
Она не совсем понимала, что чувствует – обиду, удивление или равнодушие, – но точно знала: Теймар опять упустил самое важное, и отнюдь не случайно. «Какой же вопрос мне задать, чтобы ты ответил? Какое чудо сотворить, чтобы наконец-то услышать от тебя всю правду, а не половину или даже третью часть?»
– Холодно… – отрешенно пробормотал грешник и ссутулился, словно так можно было справиться с ознобом. – Как я устал…
– Сейчас будет чай! – сообщила Имарис. – Я кое-что в него добавлю, и ты быстро согреешься. Девочка моя, стряхни-ка крошки со стола. Только осторожнее, не задень чашки! Где-то здесь была тряпка, поищи ее.
Фиоре встала, огляделась. Отыскать что-то необходимое в том хаосе, который царил вокруг, представлялось совершенно невозможным, и девушка почувствовала внезапное раздражение: «Не рукавом же его вытирать! И все из-за того, что она такая неряха…»
– Не надо, – сказал Теймар. – Я сейчас сам все сделаю.
Он вытянул левую руку, по-прежнему обвитую пестрым ремнем, и начал чертить на грязной столешнице печать. Фиоре невольно затаила дыхание. Движения грешника были очень медленными и не такими уверенными, как раньше, но все же он и не думал останавливаться.
Раздался щелчок – и стол сделался чистым. Крошки, царапины и пятна исчезли, дерево заблестело будто новенькое, а в самом центре столешницы проступил изящный узор первой печати – той самой, что удерживала дьюса прикованным к рукотворной вещи. Девушка осторожно коснулась лакированной поверхности и почувствовала тепло.
– Так бы и я смогла, – пробормотала Имарис чуть-чуть растерянно, а Фиоре воскликнула не скрывая восторга:
– Как тогда, на мосту! Так ты, выходит, ничего не утратил? Твоя сила не связана с дьюсом?
– Не связана. – Левая рука Теймара сжалась в кулак. – Я ничего не утратил, просто превратился в калеку. Сущий пустяк, мелочь.
Фиоре похолодела.
– Прости. – Где-то в нави зарычал волк… – Извини, я вовсе не это имела в виду.
– Не обращай внимания, деточка! – беззаботным тоном заявила Имарис, ставя на стол поднос, на котором исходили ароматным паром три чашки. – Он просто лишь сейчас начал осознавать, что еще какое-то время будет слепым и одноруким. Но ничего, ничего… Вот пройдет еще день-другой, и старые привычки вернутся. Я права? – Теймар не ответил, и она продолжила: – О да. Я с первого взгляда поняла, что ты потерял руку и глаза намного раньше, чем стал грешником.
– Это не имеет никакого значения, – глухо проговорил Парцелл. – А времени на то, чтобы привыкать ко всему заново, у меня нет. День сменится ночью – или навью, если точнее, – и Черная хозяйка меня прикончит.
– Нет… – прошептала ошеломленная девушка. – Этого не может быть!
– Именно так и будет, – возразил грешник. – Ей больше нет нужды со мной церемониться. – Помедлив, он прибавил: – А когда меня не станет, Ньяга получит полную свободу действий.