. Ах, мадам, мои дочери — француженки! Это совсем другое дело. Француженке неприлично идти куда-нибудь одной и разговаривать с мужчинами, как это делают англичанки и американки. Вот почему я так восхищаюсь англичанами. Вы так свободны, у вас нет предрассудков, ваши женщины так смелы и откровенны, склад ума у них такой… как бы это сказать? — здоровый. Я хочу, чтобы мои дочери получили воспитание в Англии. Только в Англии я мог встретить в театре «Варьете» прелестную молодую леди, вполне респектабельную, и танцевать с ней в публичном танцевальном зале, А где, кроме Англии, женщины умеют боксировать и выбивать зубы полисменам в знак протеста против несправедливости и насилия? (Встает и продолжает с большим подъемом.) Ваша дочь, мадам, великолепна! Ваша страна служит примером для всей Европы! Будь вы на месте француза, задушенного жеманством, лицемерием и семейной тиранией, вы поняли бы, как восхищается вами просвещенный француз, как завидует вашей свободе, широте взглядов и тому, что домашний очаг, можно сказать, не существует в Англии! Вы положили конец родительскому деспотизму! Семейный совет вам неведом! Здесь, на ваших островах, можно наслаждаться возвышающим душу зрелищем: мужчины ссорятся со своими братьями, бросают вызов своим отцам, отказываются разговаривать со своими матерями. Во Франции мы не мужчины: мы только сыновья, взрослые дети. Здесь мужчина — человек, он сам по себе ценен! О, миссис Нокс, если бы ваш военный гений был равен вашему моральному гению, если бы не Франция, а Англия завоевала Европу, открывая новую эру после революции, — о, каким просвещенным был бы теперь мир! Мы, к сожалению, умеем только сражаться. Франция непобедима. Мы навязываем всему миру наши узкие идеи, наши предрассудки, наши устаревшие учреждения, наш нестерпимый педантизм, — навязываем, пользуясь грубой силой — этим тупым военным героизмом, который показывает, как недалеко мы ушли от дикаря… нет — от зверя! Мы умеем нападать, как быки! Умеем наскакивать на наших врагов, как бойцовые петухи! Когда нас губит предательство, мы умеем драться до последнего вздоха, как крысы! И у нас хватает глупости гордиться этим! А чем, в сущности, гордиться? Разве быку доступен прогресс? Разве возможно цивилизовать бойцового петуха? Есть ли будущее у крысы? Даже сражаться разумно мы не умеем, битвы мы проигрываем потому, что у нас не хватает ума понять, когда мы разбиты. При Ватерлоо — знай мы, что нас разбили, — мы бы отступили, испробовали другой план и выиграли бы битву. Но нет! Мы были слишком упрямы и не хотели признать, что есть вещи, невозможные для француза. Мы были довольны, когда под нашими маршалами убивали по шесть коней и наши глупые старые служаки умирали сражаясь, вместо того чтобы сдаться, как подобает разумным существам. Вспомните вашего великого Веллингтона[25]! Вспомните его вдохновенные слова, когда некая леди спросила его, случалось ли английским солдатам обращаться в бегство. «Все солдаты бегут, сударыня, — сказал он, — но это не беда, если есть резервы, на которые они могут опереться». Вспомните вашего прославленного Нелсона[26], всегда терпевшего поражения на суше, всегда побеждавшего на море, где его людям некуда было бежать. Вас не ослепляют и не сбивают с толку ложные идеалы патриотического восторга: ваши честные и разумные государственные деятели требуют для Англии соотношения морских сил два к одному, даже три к одному. Они откровенно признают, что разумнее сражаться трем против одного, тогда как мы, глупцы и хвастуны, кричим, что каждый француз — это армия и если один француз нападает на трех англичан, он совершает такую же подлость, как мужчина, который бьет женщину. Это безумие, вздор! На самом деле француз не сильнее немца, итальянца, даже англичанина. Сэр! Если бы все француженки были похожи на вашу дочь, если бы все французы обладали здравым смыслом, способностью видеть вещи, как они есть, спокойной рассудительностью, ясным умом, философской жилкой, предусмотрительностью и подлинной храбростью — качествами, столь свойственными вам, англичанам, что вы почти не замечаете их у себя, — французы были бы величайшей нацией в мире!
Маргарет. Да здравствует старая Англия! (Горячо пожимает ему руку.)
Бобби. Ура-а-а! Все мы с вами согласны!
Дювале, пылко пожав руку Маргарет, целует Джогинза в обе щеки и падает на стул, вытирая вспотевший лоб.
Гилби. Нет, такие разговоры выше моего понимания. Вы что-нибудь разобрали, Нокс?
Нокс. Суть сводится, по-видимому, к тому, что он не может законным образом жениться на моей дочери, хотя следовало бы, после того как он побывал с ней в тюрьме.
Дора. Я готова выйти замуж за Бобби, если это поможет делу.
Гилби. Ну нет. На это я не согласен.
Миссис Нокс. Ему следует жениться на ней, мистер Гилби.
Гилби. Ну, если к тому сводится ваша религия, Эмили Нокс, то я не желаю больше о ней слышать. Вы пригласите их в свой дом, если он на ней женится?
Миссис Нокс. Он должен на ней жениться, приглашу я их или нет.
Бобби. Я чувствую, что должен, миссис Нокс.
Гилби. Молчи! Не суйся не в свое дело.
Бобби (вне себя). Если мне не позволят на ней жениться, я окончательно себя опозорю. Я пойду в солдаты.
Джогинз (сурово). Это не позор, сэр.
Бобби. Для вас — может быть. Но ведь вы только лакей. А я джентльмен.
Миссис Гилби. Бобби, как ты смеешь так непочтительно разговаривать с мистером Рудольфом? Стыдись!
Джогинз (подходя к столу). Считать службу своей родине позором — не джентльменская точка зрения. Жениться на леди, за которой вы ухаживаете, — джентльменский поступок.
Гилби (в ужасе). Мой сын должен жениться на этой женщине и быть изгнанным из общества?!
Джогинз. Ваш сын и мисс Дилейни, по неумолимому приговору респектабельного общества, проведут остаток своих дней как раз в той компании, которая им, по-видимому, больше всего нравится и где они чувствуют себя как рыба в воде.
Нокс. А моя дочь? Кто женится на моей дочери?
Джогинз. Ваша дочь, сэр, вероятно, выйдет замуж за того, кого выберет себе в мужья. У нее очень решительный характер.
Нокс. Да, если он возьмет ее с ее характером и испорченной репутацией. Кто на это согласится? Вы — брат герцога. Ну, вот вы…
Бобби | Что такое?
Маргарет } (вместе) Джогинз — герцог?
Дювале | Comment?[27]
Дора | А что я вам говорила?
Нокс. Да, брат герцога. Вот он кто такой. (Джогинзу.) Ну вот вы, женились бы вы на ней?
Джогинз. Я, мистер Нокс, только что хотел предложить вам такое разрешение проблемы.
Миссис Гилби | Однако!
Нокс } (вместе). Вы серьезно?
Миссис Нокс | Жениться на Маргарет!
Джогинз (продолжает). Как младший сын, живущий в праздности, неспособный себя содержать или хотя бы оставаться в гвардии, состязаясь с внуками американских миллионеров, я не мог бы просить руки мисс Нокс. Но как трезвый, честный, старательный слуга, которым, смею надеяться, доволен его хозяин (кланяется мистеру Гилби), я чувствую себя достойным. Решать должна мисс Нокс!
Маргарет. Однажды мне устроили ужасный скандал за то, что я восхищалась вами, Рудольф.
Джогинз. Мне самому устроили бы такой же скандал, мисс, если бы я не скрывал своего восхищения вами. Я с нетерпением ждал этих еженедельных обедов.
Миссис Нокс. Но почему вы, джентльмен, унизились до положения лакея?
Дора. Он унизил себя, чтобы победить[28].
Маргарет. Молчите, Дора, я хочу знать!
Джогинз. Я объясню, но поймет меня только миссис Нокс. Однажды я сгоряча оскорбил слугу. Он был человек верующий. Он упрекнул меня за то, что я заигрывал с девушкой из его круга. Я сказал ему, чтобы он помнил, кто он такой и с кем говорит. Он отвечал, что бог этого не забудет. Я немедленно его уволил.
Гилби. Так и следовало.
Нокс. Какое право он имел заговаривать с вами о таких вещах?
Миссис Гилби. До чего дошли наши слуги!
Миссис Нокс. И его слова сбылись?
Джогинз. Они ранили меня, как отравленная стрела. Рана болела много месяцев. Потом я сдался. Поступил в учение к нашему бывшему дворецкому, который открыл отель. Он обучил меня моей теперешней профессии и нашел мне место лакея у мистера Гилби. Если я встречу когда-нибудь того человека, мне не стыдно будет смотреть ему в глаза.
Миссис Нокс. Маргарет, дело не в том, что он герцог, это суета сует. Но послушался моего совета и выходи за него.
Маргарет (берет его под руку), Я полюбила Джогинза, как только его увидела. Я инстинктивно почувствовала, что он служил в гвардии. Мистер Гилби, будете вы отпускать его со мной?
Нокс. Не будь вульгарной, дочка. Подумай о своем новом положении. (Джогинзу.) Полагаю, ваши намерения серьезны, мистер… мистер Рудольф?
Джогинз. С вашего разрешения, я намерен сегодня же начать ухаживать за моей невестой, если миссис Гилби может обойтись без меня.
Гилби (в припадке зависти, обращаясь к Бобби). Долго придется ждать, пока ты женишься на сестре герцога! Эх ты, шалопай!
Дора. Не кипятитесь, миленький! Рудольф обучит меня аристократическим манерам. Вот это я называю счастливым концом! Верно, лейтенант?
Дювале. Во Франции это было, бы немыслимо. Но здесь… Ах! (Посылает воздушный поцелуй.) La belle Angleterre![29]