— Ну-у, у них же в посольстве есть, наверное, какой-нибудь врач? — неуверенно спросил кто-то — не рассмотреть за чужими спинами, кто именно.
— Какой-то есть, — мрачно ответил травматолог, — уже связались, едет. Готов консультировать. Но честно признался, что ничего серьёзнее насморка он никогда в жизни не лечил. Да и прибудет часа через два. Дороги полиция перекрыла.
— Нет у нас двух часов, — Кассел тоже решила голос подать и тут же об этом пожалела. — Честно, я не знаю, что с его головой, но вот с таким разливом в животе он вряд ли долго протянет…
— Значит, соглашаемся на операцию по жизненным показаниям? — обрадовался кардиолог. Правильно, ему-то что грустить? — Теперь надо решить, что первое берём, коллеги: голову или живот? А, может, всё сразу?
Вот тут-то и вспомнилась Дире утренняя шутка про трепанацию и кесарево. Уж сколько раз сама себе обещала за языком следить, а всё без толку.
Конечно, ни о каком всё и сразу и речи не шло. Пришлось Кассел с хирургом сцепиться. К счастью, победила логика и здравый смысл. Решили, что сначала кровотечение остановят, стабилизируют, а потом и за голову возьмутся.
Несчастный завотделением в операционную как на плаху входил. И взгляды его, на Диру бросаемые, лёгкой смерти врачу не сулили. Но деваться некуда — взялся руководить. Наверное, такой единодушной и горячей молитвы, из больницы идущей, Близнецы ещё никогда не получали. Вероятно, потому и не ответили Боги — удивились очень.
Начали неплохо, по-деловому и без лишней нервозности. Да и могло ли быть по-другому, если у стола сплошь кандидаты да доктора наук собрались? Нейрохирургу даже неудобно стало. Почувствовала себя школьницей, затесавшейся среди учёных мужей. Ей бы не своей очереди ждать, а крючки держать. И то, если позволят.
А на девятой минуте операции пациент, наплевав на мага-гипнолога, распахнул зелёные с настоящими золотистыми блёстками глаза, судорожно вздохнул. И умер.
Реанимировали дружно — всей кандидатско-докторской бригадой — и с энтузиазмом. Но, к общему и вполне искреннему сожалению, безрезультатно.
Глава одиннадцатая. Прежде магию путали с медициной, а ныне медицину путают с магией
Расхождение диагноза третьей категории — это ночной кошмар любого врача. Вторая тоже не сахар, но третья… Если врачебно-консультационная комиссия признает: неправ ты, дорогой доктор, в доску не прав — остаётся только мылить верёвку и вешаться самому. Не так мучительно выйдет.
Ведь как оно получается? Лечишь ты, лечишь человека, а он возьми и помри. Бывает, эликсира бессмертия пока не придумали. И, повздыхав о бренности всего сущего, отправляет врач теперь уже не пациента, а его тело в морг. Естественно, приложив к нему историю болезни. С указанием диагноза. То есть, подробным и желательно внятным описанием: как, в каких количествах, чем и, главное, от чего ты его спасти пытался.
Но у паталогоанатома на это дело своя точка зрения иметься может. Ему проще — собственными глазами увидеть всегда надёжнее. И даёт «посмертный хирург» своё заключение, с диагнозом, в карте болезни указанным, несовпадающее.
Вот тут и появляются на сцене те самые категории. Вроде бы, какая разница? Доктор не сумел правильно определить заболевание и человек умер! Как не поверни, а кошмар и скандал. Так, конечно, да не так. Ошибка ошибке рознь.
Например, подобрали СЭПовцы человека на улице. Пациент без сознания, ни на что пожаловаться не может, но и ярко-выраженных симптомов или травм у него нет. Что с таким делать? Обследовать, естественно. А он возьми да отправься к праотцам, не дождавшись сканирования, хотя маг-техник к нему со всех ног спешил. Чья тут вина? Ничья, судьба такая. Вот это и есть расхождение первой категории.
Вторая чаще всего случается с бездомными, стариками и хроническими больными. Например, поступает в стационар пациент с запущенным раком. И в карте у него онкология синим по белому прописана, и метастазы везде. Ну, всё, время его пришло. Конечно, какую-то помощь ему окажут, облегчат последние часы, как могут, но чуда никто не ждёт и концу не удивляется.
А в заключение паталогоанатома написано: от сердечной недостаточности помер. Разве у ракового больного не может сердце сдать? Ещё как может. Получается, проморгал доктор, упустил — полностью твоя вина. Остаётся ждать, что комиссия скажет. Если решат, что на исход это никак повлиять не могло — всё равно бы умер — живи дальше. Если же влепят врачебную ошибку, то вспоминай о верёвке.
Ну а третья, как уже сказано, кошмар самый настоящий: неправильно поставленный диагноз или неверно выбранная тактика. А попросту говоря: залечили больного до смерти. В такой ситуации вертись не вертись, оправдывайся не оправдывайся, а на лицо самое натуральное преступление. Посадить, может, и не посадят, но лицензии лишат запросто. Вместе с правом заниматься медициной.
Хотя, за посла и посадить могли.
Потому заверениям Лангера, что ничего страшного не происходит и комиссия не суд, никто не верил. Все светила, которым Хаос подсуропил в той проклятой операционной оказаться, бледнели, потели и мямлили, как нерадивые студенты перед строгим экзаменатором. А зав общей хирургии и вовсе, кажется, на грани обморока пребывал.
Впрочем, Дира себя не лучше чувствовала.
— Я попрошу присутствующего здесь нейрохирурга прояснить для несведущих значение термина «вклинение продолговатого мозга», которое и послужило причиной смерти уважаемого посла, — потребовала глава комиссии.
Дама, которой, по мнению Кассел, самое место в инквизиции было, веско постучала ногтём по листку бумаги, перед ней лежащим. Глянула на нейрохирурга так, что Дира явственно запах костра почувствовала и кожу припекать начало.
Доктор встала, одёрнув халат. Заговорить не с первого раза удалось — в горле пересохло.
— Такое состояние развивается тогда, когда миндалины мозжечка смещаются в большое затылочное отверстие, вклиниваясь между каудальной частью… — забубнила доктор монотонно, так и не поняв, зачем и для кого старается.
— Нет-нет, — будто в ужасе замахал руками следователь. Время для шуток он явно неудачно выбрал. Странно, конечно, но почему-то присутствие прокуратуры на ВКК[31] к смеху не располагает. — Вы по-простому скажите. Вот так, чтобы даже я понял. Чего там в голове у эльфа-то произошло?
— В голове у эльфа произошла гематома, — сжимая кулаки в карманах так, что ногти в мякоть ладоней впились, отчеканила Дира. — А так же отёк и гипоксия… Простите. Если совсем по-простому, то кислородное голодание. Вследствие чего произошло сдавление ствола мозга, и были нарушены… — доктор длинно выдохнула. — Вы серьёзно хотите, чтоб я дальше объясняла?
— Да нет, спасибо, — благодушно улыбнулся следователь. Наверное, кому-то его физиономия даже милой могла показаться: молодой, привлекательный, бородка клинышком и глаза светлые. Только вот Кассел он почему-то совершенно не нравился. — Скажите только, это же по вашему профилю? Чего ж так оплошали? Не разглядели или как?
Сочувственный тон прокурорского симпатии к нему не добавил. Дире он упорно напоминал питбуля бывшего мужа. Глаза такие же змеиные, да и хватка наверняка не слабее.
— У меня нет причин думать, что я ошиблась, — проскрежетала Кассел — голосок у доктора скрипел, как калитка несмазанная. — Несомненно, моё вмешательство требовалось. Но у пациента была сложная сочетанная травма. Ах, да! По-простому же! Так вот по-простому: если у вас в трубе засор, а с другой стороны хлещет, как из брандспойта, то вы наверняка сначала дырку решите заделать, а только потом за пробку возьметесь.
— Доктор Кассел! — шёпотом, но очень грозно, прошипел Лангер.
— Простим мою молодую коллегу за излишнюю импульсивность, — встрял заведующий кафедры нейрохирургии, в качестве консультанта приглашённый. Между прочим, тот самый заведующий, который обещал интерну Кассел, что она к операционному столу подойдёт только после: «Дождичка в четверг, да и то, если у лорда Дня рога вырастут». — И приведённый пример не слишком корректен. Видимо, в сантехнике она разбирается гораздо хуже, чем в медицине. Но, в принципе, её сравнение образно и справедливо. При таком кровотечении ни о каком вмешательстве речь идти не могла, нет-с, милостивые государи, не могла.
— Ну, не скажите, — лениво протянул томный юноша из страхового фонда с трудноопределимыми полномочиями, зато со слишком явной скукой на лощёном личике. — Описаны случаи, когда при таких травмах одновременно оперировали и брюшину, и голову.
— На заборе тоже много чего написано! — взвился главврач, никогда сдержанностью себя не утруждавший. — У нас больница экстренной помощи, а не научно-исследовательский институт. И пациенты не подопытные кролики!
— У тех же эльфов есть методики…
— Да что вы за эльфийскими методиками гонитесь? Свои разрабатывать надо!..
— А нормативы ещё никто не отменял и…
— Вот взяли и занялись бы нормативами! Вместо того чтобы втюхивать больницам никому не нужные препараты!
— Никому не нужные?! Да у вас статистика смертности…
— Господа, — попытался призвать к порядку прокурор, но особого впечатления не произвёл.
Непримиримый бой между практической медициной, вкупе с академической, департаментом здравоохранения и страховыми компаниями, никогда не прекращался. Утихал только на время, но доставало искры, чтобы противостояние возгорелось с новой силой. А война шла нешуточная, до последней капли крови и без взятия пленных. И если уж битва разгорелась, то никому не интересно, по какому поводу собрались. Тут бы старые обиды облаять успеть.
— Господа! — грохнул ладонью по столу следователь. Получилось грозно. Даже расслабившаяся было Дира невольно голову в плечи втянула. — Спасибо, — следователь обвёл разгорячённых администраторов суровым взором и рывком поправил узел галстука. — Давайте вернёмся к нашему разбирательству. Я из ваших… прений ничего не понял. Поэтому спрашиваю прямо: была ошибка или не было?