И что теперь? Опять со всем соглашаться?
— Послушай, — Дира отодвинула чужую руку вместе с чашкой от своего лица. — О существовании посла я узнала вчера, когда его на столе увидела. С друзьями братьев не встречалась с тех пор, как… — вот хотела говорить решительно, а голос всё равно поехал. — В общем, не встречались мы. И ничего другого я не скажу, хоть пытай.
— Да ты понимаешь, какими неприятностями тебе всё это грозит?!
Эйнер, на корточках сидящий, не встал, а почти подпрыгнул, словно его пружиной подбросило. Швырнул кружку в раковину, расплескав воду.
Странное всё-таки существо человек. Вот только что растекалась лужей, в тумане плавала. Лишь талдычила сама себе: надо успокоится, надо собраться — и всё без толку. Но стоило увидеть, как другой бесится — мигом в голове просветлело, даже просторно стало. И силы, вроде бы кончившиеся, откуда не возьмись появились.
Вот только на полицейского смотреть ни малейшего желания не осталось. А ещё меньше хотелось вспоминать про ночные посиделки у костра. Ну, а раз не хотелось, то мгновенно вспомнилось. И гадливость накатила: как могла дружбу водить, флиртовать почти? Ведь чужой, противный, не симпатичный даже. Опасный. Собирающийся всё, что по кусочкам собирала, снова в дребезги разбить. Слишком похожий на того, другого, про отца расспрашивающего.
— Нет, пока ещё не понимаю, — абсолютно спокойно сказала. Даже с эдаким холодком в голосе. — Понимание не сразу приходит. По крайней мере, у меня. Большая просьба: не надо ничего подчищать. Передавай куда нужно.
— Дира, я тебя умоляю! Засунь ты свою гордость сейчас…
— Дело не в гордости, — доктор встала. — Мне просто общаться с тобой неприятно. Нет, не надо ничего объяснять, — Кассел подняла ладони, словно защищаясь. — Я всё понимаю. Ты стараешься мне помочь, хочешь как лучше. У тебя такая работа. Но я не могу, честно.
— Что, проснулось классовое презрение? — сыщик усмехнулся криво, зло. — Или это идейное? Негоже якшаться с душителями свободы и имперскими псами? Знаем, проходили.
— У тебя свои комплексы, а у меня свои, — невесть чему кивнула Дира. — На этом и разойдёмся. Разреши, я пройду.
Спорить полицейский не стал, отошёл в сторону. Хотя хирургу дорогу он и так не перегораживал.
Кассел вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. И чуть не столкнулась с младшим Варосом. Радостно улыбающийся блондин едва затормозить успел.
— Доктор Кассел, меня выписывают! — загрохотал на весь коридор, аж эхо от стен пошло. И, кажется, едва удержался, чтобы врача не облапить — счастье из него так и пёрло. — Представляете?! Всё, домой! По этому случаю предлагаю…
— Я очень рада за вас, — Дира попыталась улыбнуться, но сама почувствовала, что вышло не слишком убедительно. — По-моему, вам ещё рановато, но говорят, что дома и стены лечат. И не прыгайте больше ниоткуда.
— Не буду! — сверкая жемчужной, бриллиантовой и ещё только Дева знает какой улыбкой, клятвенно заверила гордость империи. — Поверьте, мне такая дурь теперь и в голову не придёт. Но всё же это дело нужно отпраздновать. Поэтому…
— А вот праздновать вам точно рано.
Она не услышала, а лопатками почувствовала, когда дверь ординаторской открылась. И старший из близнецов выбрал этот же момент, чтобы на лестнице появиться. Никогда Кассел клаустрофобией не страдала. Да и широкий светлый коридор к приступу не располагал. Но хирург на самом деле задыхаться начала. Горло перехватило — ни слова не выдавить.
Врач ничего говорить не стала. Просто погладила бугая по медвежьему предплечью, да и пошла себе. Точнее, побежала почти.
Только на крыльце Дира вспомнила, что вылетела, как была — в халате, поверх хирургической пижамы. И плащ, и сумочка в больнице остались. Если на плащ можно и наплевать — на улице тепло, солнышко припекает — то без кошелька до дому не доберёшься. Но возвращаться всё равно, что по доброй воле на плаху идти.
— Я тебя подвезу, — окликнули откуда-то сбоку, из-за кустов.
Явление бывшего мужа в такое утро могло и окончательно добить. Но когда у супруга собственный экипаж имеется и острый приступ альтруизма случился, то можно ещё немного и пожить. Всё-таки разговор — это не так мучительно, как возвращение в ординаторскую под любопытными, а, главное, откровенно ехидными взглядами.
— Думала, ты теперь от меня шарахаться начнёшь, как от чумной, — проворчала Кассел, поспешно спускаясь и едва не потеряв туфлю.
Обувь-то на ней тоже больничная осталась, для прогулок не слишком подходящая.
— Вот чего я не могу понять, так это почему ты меня такой сволочью считаешь, — Меркер приглашающе открыл дверцу экипажа, придержал ладонью. — Я всегда следовал нашим интересам. И не моя вина, что поступки твоей семьи шли с ними вразрез.
— Вот давай сейчас об этом не будем, — молитвенно руки сложив, попросила Дира. — Если у тебя хватит человеколюбия, просто отвези меня домой, ладно? Или иди сразу в Хаос.
— Хорошо, не буду, — покладистость господина Ван’Рисселя почти пугала. Если б не улыбка. Такая характерная, прочно забытая, но приятная. Казалось, что улыбается он только тебе, и видит только тебя. А ещё милая ямочка на щеке. — Могу даже пообещать: безропотно стану исполнять все твои желания.
— Ты не заболел часом?
Кассел притормозила, не спеша в экипаж забираться. Отступила на шаг.
— Нет, не заболел, — ещё шире разулыбался супруг. — Просто разные времена бывают. Иногда и поспорить можно. Но порой необходимо близкого человека поддержать. А ты мне действительно и близка, и дорога, Дира. Чтобы там между нами не происходило.
— Слишком хорошо, чтобы правдой быть, — пробормотала Кассел.
— Зря сомневаешься, — всё же обаяния Меркеру Близнецы щедро отвесили. И когда он давал себе труд врождённый дар в ход пускать, Ван’Риссель становился по-настоящему неотразимым. Лицо его к вере располагало: открытое, умное, спокойное и уверенное. Истинный мужчина, стена и опора. — Ты забываешь, что я на подковёрных играх собаку съел. И сам топил, и меня топили. И как во всём виноватым делают, тоже представляю прекрасно. Знаю, каково это. Особенно в первый раз. Поэтому просто хочу помочь.
Меркер отпустил дверцу экипажа, шагнул к Кассел. Обнял за плечи — ласково и очень ненавязчиво, мол: мигом отпущу, только знак подай. Дира и забыла, как это, когда можно уткнуться лбом в плечо. И не кому-нибудь чужому, а собственному мужу. Такому большому, такому надёжному, знакомому. Пахнущему трубочным табаком с вишней, терпким, чуть излишне сладковатым одеколоном и немного чернилами.
Забыла, а вот теперь вспомнила. Приятно это и очень легко.
— Ну, тихо, тихо, милая, — нашёптывал Ван’Риссель ей в макушку, легонько по затылку поглаживая. — Всё пройдёт, всё утрясётся. Тебе нужно просто немножко отдохнуть. А там наладиться.
— Как оно наладиться сможет? — почти всхлипнула Кассел. Хоть слёзы ещё и удавалось сдерживать, но тут они были, слишком рядом. — Просто кошмар какой-то. Проснуться бы…
— Ну, конечно, само собой не рассосётся. Надо бороться. Но ты же не одна, я тебе помогу. Всё решаемо. Даже больше скажу: всё уже продумано. Кое-какие документы у меня без того были. Ведь как знал, что пригодятся. Нужно только уточнить детали. И я знаю, кто поможет. Не всё в этой стране покупается и продаётся. Зря эти зажравшиеся морды думают, что все ошибки можно на безответную женщину спихнуть. Народ в это не поверит. Если подать под нужным соусом.
— Под каким соусом? — уточнила Дира.
И руки опустила, передумала супруга обнимать, как только что хотела.
— Ну, что ты напряглась, глупышка? — мурлыкнул Меркер. — В конце концов, это не твоя забота. Давай сейчас мы отвезём тебя домой, поспишь, отойдёшь. Если захочешь, вечером в ресторан съездим, в театр. А, может, махнём на пару дней к морю? Свежий воздух полезен.
— Полезен, — согласилась Кассел, отстраняясь мягко, но настойчиво. — А потом что? После полезного воздуха?
— Может, мы это в другом месте обсудим? Тем более что на нас уже смотрят.
Факт, смотрели. И те, кто в парке гулял или по своим делам из корпуса в корпус спешил. И из окон выглядывали. Да ещё Ван’Риссель, вроде бы изначально в кустах прячущийся, встал так, что отовсюду видно. Кажется, Дира била все рекорды по кормлению чужого любопытства: сначала скандал со смертоубийством, потом нежное воссоединение супругов. Роман прямо.
— Обсудим, — кивнула Кассел. — Ты только скажи, потом-то что?
— А потом будем обелять твоё имя, — Меркер улыбаться не перестал. Только провёл ладонью по волосам — жест ненужный, нервный. — Обещаю, никаких чрезмерных усилий от тебя это не потребует. Пара интервью и всё. Я тебе даже ответы напишу заранее.
— Журналисты значит? — доктор, окончательно из супружеских объятий высвободившись, снова отступила. — А ответы ты сам напишешь? Знаешь что, дорогой мой муж? Иди ты… — Кассел чётко, громко и подробно указала адрес, по которому Ван’Рисселю следовало отправиться. — И напоследок добром советую: не подходи ко мне больше. А то ведь казус случиться может.
— Да что с тобой?
Надо отдать должное, этот господин отличался упорством, и с намеченного пути его свернуть было не так-то просто. Стоит, весь растерянный, искренне непонимающий — хоть сейчас в иллюзион.
— Обойдётся твоя предвыборная программа без скандальчика, — выплюнула Кассел. От обеспечения «казуса» прямо сейчас, не сходя с места её наличие зрителей только и сдерживало. Но надолго ли этого хватит, доктор и сама не знала. — По крайней мере, без моего непосредственного участия ты точно не закиснешь. Нарабатывай политический капитал на других! Всё, счастливо оставаться!
— Дира! — лихо, со столбом пыли, неизвестно откуда взявшейся на чисто выметенной брусчатке, экипаж, из которого зарёванная мордочка кузины высунулась, показался спасительной колесницей самих Близнецов. — Прыгай!
Кассел действительно прыгнула едва ли не ласточкой. И ящер вперёд рванул с таким же энтузиазмом, с каким и притормозил — хирург даже дверцу закрыть не успела.