— Что опять и почему опять?
Наверное, этого спрашивать не стоило — красавица только громче заревела.
— Не было печали… — пробурчала Кассел, в саквояж залезая.
Конечно, физраствор не самое лучшее успокоительное, но можно же представить, что в бутылке, например, лечебная минеральная вода. А что? Тоже солёненькая.
— Пейте! — приказала доктор, почти силком в истеричку жидкость вливая. — И рассказывайте!
— Вы не подумайте, я не такая, — всхлипнула женщина, деликатно сморкаясь в платочек, из сумочки извлечённый. Каждый с собой своё носит: кто-то батист, кружевом украшенный, кто-то физраствор. И ничего тут странного нет. — Я не ругаюсь… обычно. И думала, что уже всё прошло. Несколько месяцев не было, а тут опять…
Кажется, бедолага и сама не замечала, как густо пересыпает свои всхлипы перчёно-забористым.
— Прекратите рыдать и берите себя в руки, — проворчала Дира, от растерянности сама из бутылки отхлёбывая.
— Думаете, я не пробовала?! — нервно выкрикнула «жена». — От меня это не зависит!
— «Мать, мать, мать…» — привычно откликнулось эхо, — едва слышно буркнула Кассел. Что в такой ситуации делать, она понятия не имела. — И как давно у вас подобные… приступы?
— Уже лет десять, — успокаиваясь, хотя дыша ещё прерывисто, ответила дама. — Вам всё, как другим рассказывать?
— Другим кому?
— Врачам. Знаете, в скольких кабинетах я побывала и сколько снадобий выпила? Про шоковую терапию слышали? Ну так и её пробовали, — усмехнулась красавица.
Правда, с размазанной по всей физиономии косметикой и кривой улыбкой она не на юную диву смахивала, а на каргу старую.
— Про терапию позже, — велела хирург. — Давайте, с чего началось, как часто случается, что провоцирует. То есть да, как другим.
— Да пожалуйста, если интересно, — пожала плечами женщина. Кстати, чем больше она успокаивалась, тем меньше материлась. — В первый раз это случилось на соревнованиях. Я за Калеба очень болела и…
— Калеб — это кто? — уточнила Дира.
— Калеб Варос, старший брат, Кэп, мой муж, — глядя на доктора боком, как сорока пояснила дама.
— Ага, понятно. Продолжайте, — невозмутимо согласилась Кассел.
— Сначала мы подумали, что это всё из-за азарта. Знаете, как бывает, когда очень переживаешь за своих, болеешь? — доктор понятия не имела, как это бывает. Но всё же кивнула. — А потом снова повторилось. И опять. Сначала приступы случались, только когда по-настоящему сильно понервничаю или плохо себя почувствую. Ну, голова к перемене погоды заболит, простужусь…
— Голова всегда болит? — нейрохирург в Дире насторожился, почуяв знакомое.
— Нет, не всегда. Потом стало накрывать чаще. Это Калеб придумал — «накрывать». Потому что действительно как покрывалом. Я же не понимаю, что говорю. Точнее, не всегда. Ну, как на клетку с попугаем шаль накинуть.
— Очень милое сравнение, — процедила доктор.
— Вы не сердитесь на него, — всё ещё подрагивающими губами улыбнулась «жена». — Он грубый, конечно, но очень хороший. Помочь мне до самого конца пытался, врачей каких-то находил, денег столько потратил. До последнего со мной был.
— Стесняюсь спросить, что стало этим «последним».
— Я во время… — женщина так покраснела, что хирург и под толстым слоем пудры румянец разглядела. — В интимные моменты, особые… Ну, вы понимаете?
— Многим, говорят, сальности нравятся, — снова кивнула Кассел, понимающая ещё и то, что рассказывая про «особые» моменты, женщина ни слова бранного не вставила, да ещё и смущалась, как институтка.
Нет, голова, определённо, штука тёмная. Но при некоторых условиях в неё и заглянуть можно.
Дира развернула проекцию так, чтобы интерн могла рассмотреть участок, на который доктор указывала.
— Вот она наша прелесть! — мурлыкнула Кассел, с материнской любовью рассматривая опухоль.
— Так она же всего-то размером с горошину! — Анет надула губки — ребёнок, обманутый в лучших своих ожиданиях.
— Ну, горошина далеко не самый маленький размер, тем более для такой области, — осадила девушку хирург. — Правда, и не самая большая. Но смотри, какова пакостница, а? Сидит себе, никого не трогает. А потом — р-раз! — и нате вам. Синдром навязчивых состояний в действии. В данном случае проявляется как непреодолимое импульсивное влечение к брани безо всякого повода. Можно статью в журнал тиснуть. Жаль, дядюшки твоего нет, он бы в восторг пришёл. Да ты смотри, смотри, — врач подтолкнула локтём интерна, — вряд ли такое когда-нибудь ещё доведётся увидеть.
— Да я смотрю, — послушно согласилась чудо. — И что, при таких патологиях все ругаются?
— Абсолютно не обязательно! — Дира сияла так, словно долгожданный подарок получила. — На то они и навязчивые состояния. У кого-то тик развивается, кто-то хрюкать начинает, а у нас вот такая редкость. Кстати, называется сие явление капролалия. Ну и можешь смело это забыть. Говорю же, редкость громадная.
— Доктор, так это не лечится? Я навсегда так и останусь? Или?..
Пациентка, явно восторгов хирурга не разделявшая, выглядела неважно. Бледная, как простыня, глаза горят лихорадочно, край пелёнки, кушетку прикрывающей, теребит. Да и на нимфетку она теперь вовсе не тянула.
— Никаких «или», — решительно отрезала Кассел. — Вы нас извините, увлеклись. Правда, редкий случай. Но ничего фатального. Операция не простая, скрывать не буду. Только в благополучном исходе я уверена.
— Нет, ну какие же всё-таки идиоты! — раздражённо фыркнула Анет, проекцию сворачивая. — Столько лет женщину мучили и всё зря. Сложно, что ли, обследования сделать?
— Так мне делали, — закивала красавица, — ничего не нашли.
— И не удивительно, что не нашли, — хмыкнула Дира. — Ты бы тоже не увидела, не ткни я пальцем. Потому как искали не там. Если у человека ум за разум заходит, то к кому обращаться нужно? Верно, к психиатру. Да тут и на сумасшествие даже не похоже. Так, распущенность и развязность, правильно говорю, госпожа Варос?
— Правильно, — всхлипнула «жена». — Один так Калебу и сказал. Мол, я просто пытаюсь привлечь его внимание, потому что хочу его удержать.
— Говорю же: идиоты! — интерн свои позиции сдавать не собиралась.
— Доктор, если вы поможете, тогда что угодно… Своих денег у меня немного, но займу! У меня связи остались, хорошие связи. Я раньше ведь неплохим переводчиком была, ценили. Вы только…
— А с какого языка переводили? — спросила Кассел, не слишком ответом интересуясь.
Правда, эдак мельком переглянулась с помощницей.
— С эльфийского… — выдохнула красавица, будто понимая: этот навык в данной ситуации ей ничем не поможет.
Ну, каждый же может заблуждаться.
— Так! Иди, проконтролируй, чтобы госпоже Варос палату подготовили. И начинайте обследование по полной программе, — решительно распорядилась Дира. — А я пока с мужем побеседую. Вы же пригласили его, как просила? Ну вот и пойду, порву такому заботливому что-нибудь на большой крест.
Старшая гордость империи в приёмнике, как рядовые смертные, сидеть не собирался. Правда, и в кабинет к начальству на этот раз вламываться не стал. Скромненько дожидался Кассел в пустой ординаторской. Видимо, Шеллер уже при приближении громилы предпочёл ретироваться куда-нибудь подальше.
— И что ей на этот раз потребовалось? — мрачно прогудел Варос, по своему обыкновению вежливостью пренебрегая.
— Если вы имеете в виду настоящее время, то ей требуется операция, — невозмутимо ответила доктор, садясь напротив бугая, сцепив на столешнице руки в замок — уж больно хотелось затрещину дать. — И необходимо договориться с заведующим отделением, чтобы её провели по экстренной хирургии, так как плановых больных мы не принимаем. Дело в том, что у вашей жены опухоль. И её болезнь, — Дира изобразила в воздухе кавычки, — следствие как раз этой маленькой неприятности. Не по шарлатанам надо было супругу таскать, а специалистам показать.
— Я показывал, — помолчав — видимо, сообщение переваривал — пробухтел блондин.
— Точно! — усмехнулась Кассел. — Тем, кто говорил то, что вы слышать хотели? Полоумная и пытается такое сокровище при себе удержать?
— Это она вас подговорила? — насупился Варос.
— И снова в яблочко! — восхитилась доктор. — Именно подговорила череп ей вскрыть. Лучшего способа на вашу жалость надавить просто нет. Какая проницательность!
— Что вы на меня шипите?
— Даже не начинала, — призналась Дира. — Наоборот, восхищаюсь вашей преданностью! Это же так ответственно: бросить больную жену и сделать вид, будто ничего нет.
— Да что ты понимаешь? — раненым медведем взревел Варос, вскакивая и отшвыривая стул к стене. — Опухоль, не опухоль у неё там в башке — не знаю. Но ты даже представить не можешь, каково это! Мало того что она как… как гоблин! Прячься вместе с ней ото всех, от журналюг! Признаться стыдно: вот эдакая у тебя, с вывертом. Так ещё пить начала! С компанией рейновской связалась — там все такие же! Или у них тоже… опухоли?
— И с чего бы это она эдакими непотребствами занялась? — удивилась Дира, откидываясь на спинку стула и руки на груди складывая. — Давайте подумаем, а? Что имеем? Перепуганную женщину, не понимающую, что с ней происходит и чувствующую себя дико виноватой. Так как в случившемся драгоценный муж её же и винит, ото всех прячет и сам шарахается. Тут не пить, тут в петлю лезть в пору!
— И что я, по-твоему, делать должен был?!
— Понятия не имею, — пожала плечами Кассел. — За такими вопросами к жрецу. Или вон к психиатру. Только вот у нас в пятой палате девочка лежит который год в коме. И мальчик её не бросает, каждый день наведывается. Из кожи вон лезет, только бы красавицу свою с того света вытащить. Чувствуешь разницу между комой и сквернословием? И, кстати, что-то меня сомнения начали брать, так ли уж ты жаждешь братику своему помочь? Ведь ни слова не сказал про жену-переводчицу.
— Ты мне в глаза этим не тычь! — Варос навис над доктором громадой, опёрся о жалобно скрипнувший стол обеими руками. — Сама-то, когда зад поджаривать начали, к мужу не по