» (II, 24). Несколько иную информацию приводит Тит Ливий, у него количество слонов, проведенных в триумфе несколько меньше: «Цецилий Метелл, удачно воевавший против пунийцев, справляет пышный триумф, проведя в нем 13 вражеских вождей и 120 слонов» (Liv. Per. 19). Скорее всего, здесь прав Ливий, поскольку маловероятно, чтобы в устроенной Метеллом бойне не был убит ни один слон.
Особняком стоит рассказ Диодора Сицилийского. По мнению Диодора, Гасдрубал разбил лагерь около Панорма, но проявил беспечность и не стал окружать его укреплениями. В довершение всех бед галлы устроили грандиозную пирушку, в результате чего на некоторое время полностью утратили боеспособность. Данным обстоятельством воспользовался Метелл, организовавший нападение на расположение противника. Карфагеняне были разбиты, а римляне захватили 60 боевых слонов (XXIII, 21).
Анней Флор пишет о битве при Панорме в самых превосходных тонах: «Когда при консуле Метелле пунийцы еще более воспрянули духом и в Сицилии возобновилась война, римский народ наголову разбил врагов у Панорма, и они больше не помышляли нападать на этот остров. Свидетельство огромной победы – захват около сотни слонов – столь великая добыча, как если бы он захватил это стадо не на войне, а на охоте» (I, XVIII). Действительно, римлянам было чем гордиться.
Подводя итоги, можно сказать, что изначально все шансы на победу были на стороне карфагенян. Судя по всему, под командованием Метелла была классическая консульская армия численностью до 20 000 пехоты и 2400 всадников (Polyb. III, 107). Гасдрубал имел преимущество не только за счет боевых слонов, но и численный перевес в целом. Однако все превосходство карфагенян было сведено к нулю бестолковым командованием.
Пунийская армия на Сицилии была уничтожена. Другим не менее важным итогом победы стало то, что у легионеров исчез панический страх перед карфагенскими боевыми слонами, появившийся после битвы при Баграде: «Этой удачей Цецилий, по общему мнению, восстановил бодрость духа в сухопутных войсках римлян, которые теперь снова отваживались овладеть полем сражения» (Polyb. I, 40). В дальнейшем Полибий еще раз подчеркнет этот принципиальный момент: «Когда в Рим прибыла весть об этой победе, римляне ликовали не столько потому, что с потерею слонов силы неприятеля были ослаблены, сколько потому, что победа над слонами ободрила собственных их граждан» (I, 41). Что же касается Метелла, то в конце лета он вернулся в столицу и 7 сентября отпраздновал заслуженный триумф.
Многие римские историки пишут о том, что после поражения при Панорме карфагеняне обратились к сенату с мирными инициативами. Местная традиция связывает эти переговоры с именем консула Марка Атилия Регула, оказавшегося в пунийском плену после битвы при Баграде. Вот как выглядит данная ситуация в изложении Аппиана: «Карфагеняне, дважды потерпев за это время поражение на суше и дважды на море, где они считали себя намного превосходящими римлян, и уже испытывая недостаток и в деньгах, и в кораблях, и в людях, стали просить у Лутация перемирия и, получив его, отправили в Рим послов для переговоров о мире на умеренных, насколько это возможно, условиях; с послами они отправили и консула Атилия Регула, бывшего у них пленником, чтобы он уговорил своих сограждан заключить мир на этих условиях. Он прибыл как пленник, одетый по-финикийски, и, отстав от послов в помещении сената, объяснил сенаторам, что дела карфагенян находятся в плачевном состоянии, и убедил их или решительно продолжать войну, или заключить мир на более выгодных условиях» (II, 24). В дальнейшем Аппиан продублирует эту информацию: «Именно его немного спустя карфагеняне, устав от войны, послали в Рим вместе со своими послами с тем, чтобы он добился для них перемирия или же вернулся; и Атилий Регул, убедив при тайной встрече высших магистратов римлян твердо продолжать войну, вернулся на ожидавшую его гибель» (VIII, 4). В аналогичном духе высказался и Евтропий: «После этого несчастья карфагеняне попросили полководца Регула, которого они захватили, чтобы он отправился в Рим, добился мира у римлян и произвел обмен военнопленных» (II, 24). Аврелий Виктор добавляет существенный штрих: «Он был послан в Рим в качестве посла для переговоров об обмене пленными, дав клятву, что снова вернется в плен, если не добьется успеха. В сенате он убедил [римлян] отказаться от предлагаемого условия и, отстранив жену и детей, вернулся в Карфаген» (De vir. Ill. XL, 4). Таким образом, перед нами предстает некий идеальный образ римлянина старой закалки, являющегося примером для грядущих поколений квиритов.
Именно в этом контексте и следует рассматривать рассказ Аннея Флора, воспевшего мужество и честность Регула: «Но он стойко выдержал такое бедствие и не был сломлен ни пунийской тюрьмой, ни тем, что карфагеняне использовали его на переговорах с Римом. Естественно, что его мнение было противоположно тому, что поручал [ему] враг: он был против заключения мира и обмена пленниками. И величие Регула не было обесславлено ни добровольным возвращением к врагам, ни жесточайшим наказанием тюрьмой и крестом. Замечательнее всего было то, что он оказался победителем победителей; и хотя ему не поддался Карфаген, он достиг триумфа над самим воинским счастьем. А римский народ намного яростнее и ревностнее стремился к мести за Регула, чем к победе» (I, XVIII).
Павел Орозий придает событиям, разыгравшимся после битвы при Панорме, поистине эпический и героический характер: «После этого истощенные таким множеством бед карфагеняне решили, что необходимо просить у римлян мира. Для этого они решили отправить среди прочих послов также Атилия Регула, прежде римского военачальника, которого уже пять лет как держали в плену; его, когда мир достигнут не был, возвратившегося из Италии, «…отрезали ему ресницы, лишив привязанного на помосте сна, [и тем самым] убили» (IV, 10, 1). Но здесь возникает некая проблема, связанная с достоверностью всех этих рассказов.
Не меньше вопросов вызывает и казнь Регула. Даже сами римляне толком не знали, как это произошло, и высказывали различные версии по данному поводу. Но все соглашались с тем, что смерть Марка Атилия не была легкой. Евтропий не стал вдаваться в подробности смерти Регула и просто отметил, что, «вернувшись в Африку, он был предан жесточайшим пыткам» (II, 25), а Анней Флор полагал, что римского военачальника приколотили к кресту (I, XVIII). Аврелий Виктор копнул глубже: «Он был посажен в деревянный ящик, внутри которого были вбиты гвозди, и (погиб), замученный болью и невозможностью спать» (De vir. Ill. XL, 4). О том, что бывшего консула лишили сна, пишет и Цицерон: «Его умерщвляли, не давая ему спать» (De off. III, 100). Ящик с гвоздями в свидетельстве Цицерона отсутствует, зато присутствует в рассказе Аппиана: «Когда он добровольно вернулся в Карфаген, карфагеняне убили его, набивши повсюду железных гвоздей в доски, между которыми он стоял, так, чтобы он не мог нигде прислониться» (II, 24). В дальнейшем историк вновь заострит внимание на этом моменте: «карфагеняне казнили его, посадив в клетку с торчащими отовсюду гвоздями» (VIII, 4).
Авл Геллий приводит две взаимоисключающие друг друга версии смерти римского полководца. Версия первая: «Славный [рассказ] об Атилии Регуле прочли мы недавно в книгах Тудитана: когда Регул, захваченный в плен, выступал в сенате, убеждая [римлян] не совершать обмена пленными с карфагенянами, он добавил также, что карфагеняне дали ему яд, не мгновенный, но действующий день ото дня, чтобы он был жив, пока совершается обмен, а после постепенно угас от медленно действующего яда» (VII, 4). Итак, бывший консул умер от медленно действующего яда.
Версия вторая: «О том же Регуле Туберон в “Истории” рассказывает, что он вернулся в Карфаген, и пунийцы подвергли его неслыханным видам пыток: “Они запирали его в глубокую подземную темницу и спустя длительное время, когда солнце казалось наиболее раскаленным, внезапно выводили и держали, поставив прямо против солнечных лучей, принуждая смотреть на небо. А для того чтобы он не мог опустить веки, они пришивали их, разведя вверх и вниз”. Тудитан же говорит, что его умертвили, долгое время не давая спать, и когда об этом узнали в Риме, то сенат передал знатнейших пунийских пленников детям Регула, и те также довели их до гибели бессонницей, поместив в ящик, утыканный крюками» (VII, 4). Здесь все смешано в кучу – ящики с крюками, бессонница и прочее, прочее, прочее…
Но наиболее экзотическую версию умерщвления Регула поведал Диодор Сицилийский. Согласно его рассказу, пленному консулу отрезали веки, чтобы его глаза все время были открытыми, после чего бросили под ноги разъяренному слону, который и затоптал римлянина (XXIII, 16).
Как бы там ни было, римские историки и писатели на все лады восхваляли Регула. Не стал исключением и знаменитый оратор Цицерон, посвятивший Марку Атилию проникновенный панегирик: «Он по собственной воле, без всякого принуждения, кроме того слова, которое он дал врагу, вернулся в Карфаген, и даже тогда, когда подвергали его пытке голодом и бессонницей. Он участвовал в великих войнах, дважды был консулом, удостоился триумфа и все же не считал всю эту предшествующую славу столь же прекрасной и столь же великой, как сей последний подвиг, совершенный во имя верности и стойкости; и когда мы слушаем об этом, он может показаться нам достойным жалости, сам же он, претерпевая все это, испытывал наслаждение» (De finib. 65). Трудно сказать, какое наслаждение получал Регул, когда его терзали палачи, но Цицерон был человеком творческим и ради красивого оборота мог исказить реальное положение дел.
Подводя итоги изложенным выше свидетельствам, вывод можно сделать следующий: рассказ о том, что Регул по воле карфагенян ездил в Рим и вел там некие переговоры с соотечественниками, а затем, верный данному слову, вернулся в Картхадашт, где и принял жестокую смерть, является красивой легендой, выдуманной римскими историками-патриотами. Ведь Полибий, человек, в общем-то, в данной ситуации нейтральный, ни о чем подобном не пишет. Рассказ о Регуле, как и бай