оченные превзошли сами себя, увещевая командующих отложить взаимные распри, которые могут погубить страну. Труды членов совета даром не пропали, они сумели найти нужные слова, и примирение состоялось. С этого момента полководцы действовали заодно, проявляя при этом редкое единодушие. Так карфагенянами был сделан первый и очень важный шаг к окончательной победе над врагом.
Но и Матос не терял даром времени. Понимая, что теперь нет никакого смысла сидеть в Тунете, где не было никаких шансов получить подкрепление, он решил отступить на юг. Здесь, на ливийских землях, еще не зачищенных Гамилькаром, он надеялся пополнить свою потрепанную в боях армию. Свою главную ставку Матос сделал около города Лептис, куда стал призывать союзников и стягивать разрозненные отряды мятежников, бродившие по стране. Армия восставших увеличивалась с каждым днем, и Матос вновь почувствовал уверенность в своих силах.
К этому моменту Ганнон и Гамилькар объединили свои армии, призвали войска из дальних и ближних гарнизонов и начали наступление на позиции Матоса в окрестностях Лептиса. Произошел ряд небольших, но кровопролитных стычек, в которых победа осталась за карфагенянами, после чего противники решили сделать ставку на генеральное сражение.
Рассказ Полибия о последней битве между восставшими и карфагенянами настолько краток, что оставляет больше вопросов, чем дает ответов. Историк пишет следующее: «Побеждаемый в небольших стычках, происходивших у города, именуемого Лептином, и у некоторых других, Матос наконец отважился решить дело в большом сражении, чего желали и сами карфагеняне… Когда с обеих сторон все было готово к нападению, противники выстроились в боевой порядок и разом бросились друг на друга. Победа была на стороне карфагенян, и большинство ливиян пало в самой битве; прочие бежали в какой-то город и вслед за тем сдались; сам Матос попал в плен» (Polyb. I, 87).
Честно говоря, полезной информации минимум. Во-первых, трудно определить само место, где произошло сражение, а во-вторых, Полибий не сообщает ни о численности противоборствующих армий, ни о потерях сторон, что, в общем-то, ему не свойственно, когда речь заходит о столь важном сражении. Единственная привязка к местности, какую дает греческий историк, это город Лептис. В Северной Африке было два города с таким названием, но один из них, «Неаполь, называемый также Лептием» (Strab. XVII, III, 16), находился далеко на юго-востоке, на границе Малого и Большого Сирта. Поэтому скорее всего речь идет о городе Лептис Минор[71] (Малый Лептис) к югу от Карфагена, где в 203 году до н. э. высадилась армия Ганнибала после возвращения из Италии. Проблема заключается в том, что Полибий не удосужился рассказать, каким образом армия Матоса перебралась из Тунета в район Малого Лептиса, ведь от Карфагена до этого города будет около 200 км. Поэтому можно предположить, что, пока члены совета мирили Гамилькара и Ганнона, а военачальники занимались пополнением армии, Матос спешно покинул Тунет и ушел на юг. Скорее всего, ливийские племена данного региона еще не были приведены Гамилькаром к покорности и могли предоставить мятежникам значительные подкрепления. В противном случае Матос вряд ли бы рискнул генеральным сражением. А так он не только существенно увеличил свою армию за счет местного населения, но заманил противника как можно дальше от основных баз снабжения. Одним словом, все сделал правильно.
Но битва закончилась победой карфагенян, и, скорее всего, такой опытный военачальник, как Гамилькар, просто переиграл Матоса на тактическом уровне. Немалую роль в поражении восставших сыграло и то, что их лучшие части были уничтожены в теснинах Приона, а в решающей битве сражались в основном плохо вооруженные и слабо обученные ливийцы. Наемников было немного, и поэтому исход сражения был вполне закономерен.
После разгрома последней армии восставших и пленения Матоса судьба Утики и Гиппакрита была предрешена. Уничтожив карфагенские гарнизоны, жители этих городов отрезали себе путь к мирным переговорам, а сил, чтобы успешно противостоять пунийцам, у них не было. Падение Утики и Гиппакрит стало лишь вопросом времени, один город был осажден армией Ганнона, другой – армией Гамилькара. Обе осады закончились быстро, мятежники сдались на условиях карфагенян, но Полибий не сообщает, на каких именно. Так завершилось великое восстание наемников и ливийцев против Карфагена: «Почти три года и четыре месяца вели войну наемники с карфагенянами, из всех известных нам в истории войн самую жестокую и исполненную злодеяний» (Polyb. I, 87). Но именно наемники зверской расправой над Гесконом и другими пленниками спровоцировали ответную реакцию со стороны пунийцев. Зло, порожденное мятежниками, в итоге обернулось против них самих, и восстание было потоплено в крови. Карфагеняне вернули контроль над всеми своими землями, а Матоса и его ближайших соратников торжествующие победители провели по улицам Картхадашта и замучили до смерти.
Героем войны и спасителем Карфагена стал Гамилькар, что и было отмечено Полибием: «Барка оказался достойным и прежних своих подвигов, и тех надежд, какие возлагал на него народ» (Polyb. I, 75). Полководец заработал огромный политический капитал, что имело далеко идущие последствия не только для него лично, но и для Карфагенской державы в целом.
6. Итоги
Война с наемниками и ливийцам нанесла страшный удар по экономике Карфагена. Казна была пуста, сельскохозяйственные угодья разорены, торговля едва теплилась. И в это время к проблемам внутренним добавились проблемы внешнеполитические. Римляне, до поры до времени ведущие себя довольно благожелательно по отношению к Карфагену, сбросили маску и явили пунийцам свое истинное лицо. В воздухе запахло новой большой войной.
Попробуем разобраться, почему так произошло и что же побудило квиритов забыть обо всех подписанных договорах с Карфагеном и действовать вопреки закону и праву. Мы помним, что на Сардинии взбунтовались наемники и перебили на острове всех карфагенян, как военных, так и гражданских. Восставшие «покорили своей властью города и стали обладателями острова, пока не поссорились с сардинцами и не были выгнаны в Италию» (Polyb. I, 79). Причин, по которым солдаты удачи могли поссориться с местными жителями, могло быть только две, – безграничная жадность и звериная жестокость. Но в сложившейся ситуации наемники явно напали не на тех, кто мог им позволить безнаказанно разбойничать. Сарды были храбры, любили и умели воевать. Как уже отмечалось, карфагеняне так и не смогли полностью покорить остров, поскольку многие местные жители укрылись в горах и оказывали отчаянное сопротивление пришельцам. А наемники не были такой организованной силой, как пунийцы, и поэтому не имели никаких шансов удержаться на острове вопреки желанию аборигенов. Очевидно, они и сами это понимали, недаром в самый разгар восстания в Африке просили римлян забрать Сардинию. Но тогда квириты ответили отказом. Как следствие, сарды вышвырнули с острова разнузданную солдатню, и у наемников не осталось иного выхода, как укрыться в Италии. И чтобы не оказаться перед сенаторами в роли нищих просителей, они вновь предложили квиритам Сардинию. На этот раз сенаторы не отказались. Отдаленно, конечно, но ситуация напоминала ту, что сложилась в Мессане перед началом Первой Пунической войны.
Положение пунийцев осложнялось тем, что в это время в Карфагене готовили войска и флот для десанта на Сардинию (Polyb. I, 87). Возможно, именно данный факт и спровоцировал сенаторов принять решение об оккупации острова, поскольку, если бы карфагенская экспедиция завершилась успехом, то римляне потеряли бы все шансы завладеть этим важнейшим регионом. В сенате даже не потрудились придумать более-менее приличный предлог для оправдания своей агрессии. «Отцы отечества», узнав о подготовке высадки пунийских войск на Сардинию, «воспользовались этим случаем, чтобы объявить войну карфагенянам под тем предлогом, что карфагеняне вооружаются против них, а не против сардинцев» (Polyb. I, 87). Наглость и беспринципность римских политических деятелей очевидна, для них существует только одно право – право сильного. Все остальное, в том числе и заключенные с другими странами договоры, уже вторично.
Аппиан выдвигает нескольку иную причину такого поведения римлян в отношении Карфагена после окончания войны с наемниками. Уже говорилось о том, что римские купцы и торговцы активно снабжали мятежников припасами и снаряжением, а карфагенский военный флот жестко пресекал эту незаконную деятельность. Аппиан же настолько извратил ситуацию, смешав все в кучу, что его информация может вызвать только недоумение. Например, историк пишет о том, что карфагеняне победили мятежников голодом только потому, что из-за военных действий земля оставалась незасеянной (App. VIII, 5). Действительно, в теснинах Приона армия наемников умирала с голоду, но к битве за урожай это не имело никакого отношения, все дело было в военной хитрости Гамилькара. Возможно, Аппиан просто не разобрался в ситуации. Но первая ошибка историка повлекла за собой и вторую.
О действиях карфагенских военных моряков и печальных последствиях, к которым они привели, Аппиан написал следующее: «Купцов же, которые плыли мимо, они грабили вследствие недостатка средств для жизни; купцов же римских, убивая, бросали в море, чтобы скрыть преступление. И долгое время они это скрывали. Когда же совершаемое ими открылось и римляне стали требовать возмещения, они отказывались, пока, после того как римляне постановили идти против них войной, они не отдали в возмещение Сардон. И это было вписано в прежнее соглашение» (App. VIII, 5). Здесь неправильно практически все, за исключением того, что пункт о Сардинии был внесен в мирный договор, завершивший Первую Пуническую войну. Дион Кассий также приводит эту бестолковую версию в качестве причины аннексии Сардинии. Однако Полибий конкретно пишет о том, что все вопросы, касающиеся торговых отношений римских купцов с мятежниками, были благополучно разрешены посланцами сената, прибывшими в Карфаген. И никаких претензий у сторон после этого друг к другу не возникало! Если бы факт убийства италийских купцов карфагенянами действительно имел место, то римские послы вели бы себя совсем иначе. С другой стороны, сенаторы могли сказать любую глупость, лишь бы хоть как-то прикрыть беспричинную агрессию в отношении Карфагенской державы. «Отцы отечества» отбросили в сторону все приличия и творили что хотели, не обращая внимания на недавно заключенный мирный договор.