Вдруг входная дверь скрипнула.
— Hola, — негромко сказала Исабель.
Я повернула голову, но густой, как повидло, запах персиков вмиг объявил, кто к нам пожаловал. Хотя это казалось невероятным, почти невозможным… Что она тут делает?
Марина уселась сначала рядом с Алексом. Потом, увидев меня, поднялась, взяла стул и показала знаком Кико, мол, подвинься.
— Здоро-ово, — лениво протянула она по-русски, когда уселась. — Меня сюда перевели. Тут, типа, лучше говорить учат. Мне какая разница, я сюда не учиться приехала. А это что за красавчик рядом с тобой?
Она ухмыльнулась и уставилась на оторопевшего Кико, который глаз не мог отвести от звенящих браслетов на Марининых руках.
— А, Манюш? Кого это ты тут закадрила?
— Habla español, por favor, — мрачно ответила я, — si hablas ruso, traes dulces[39].
— Ну окей, — расплылась в улыбке Марина, не обращая внимания ни на Хавьера Бардема, ни на Исабель, — сами познакомимся!
Я отвернулась к экрану. Мне показалось, что, несмотря на зашторенные окна, в аудитории снова стало невыносимо жарко.
Глава 12Главный способ
Досмотреть фильм не удалось, Исабель нажала на паузу как раз в том месте, где у Хулии случился инсульт.
— No tenemos tiempo de terminar de ver esta película. ¿Fue interesante?[40]
— ¡Si! — завопили Алекс и Кико хором, не отрывая глаз от Марины.
— Muy bien, — кивнула Исабель.
Дальше она сообщила что-то про кино дома. Кажется, предлагала досмотреть этот фильм тем, кому он понравился. И добавила ещё что-то про пары, на которые разделит нас. Я покосилась на Кико. Конечно, он теперь потерял голову от кое-кого в красном платье, но если его официально назначат мне в пару, то ему придётся смотреть на меня, а не на неё. Хоть бы мне достался он, а Марине — надменный Алекс. Или тогда уж Любомир. С его братом я попасть в одну пару не хотела: судя по всему, он совсем не говорит по-испански, а значит, основная работа ляжет на мои плечи.
Исабель тем временем покинула класс. Марина поднялась, достала из сумочки пудреницу и принялась разглядывать своё отражение. Кико делал вид, что его что-то страшно заинтересовало в пенале, но в конце концов не выдержал и спросил по-испански:
— Ты живёшь в лагере?
Марина покачала головой и загадочно улыбнулась. Кико обрадовался и предложил показать ей лагерь, нет-нет, не свою комнату, конечно, но столовую, развлечения. Марина щёлкнула пудреницей, милостиво кивнула, и они прошествовали к выходу. Алекс увязался за ними.
«Вот уж спектакль так спектакль, — подумала я, прислушиваясь к Марининому хихиканью, — и ничего придумывать не надо. Бедняга Кико не знает, что она использует его, чтобы проникнуть в лагерь и там завести себе поклонников. Интересно, она где-то ведёт счёт тех, кто потерял от неё голову? Ставит зазубрины на дубине?»
— А мы тоже живём не в лагере, — сказал по-русски Любомир.
Я вздрогнула. Совсем забыла об их присутствии. Богдан уже крутился у двери, ощупывая карманы жилетки, а Любомир ждал меня. «Вот мы и разделились на группы, — с горечью подумала я. — Красивые и весёлые ушли, а несимпатичные ботаны остались».
Не слишком доброжелательный вывод по отношению к парню, который ждёт меня, но я ничего не могла с собой поделать. Было обидно. Я думала, тут нет такого разделения, как в русской школе: на некрасивых отличников и весёлых красавцев. Кико ведь заинтересовался мной сначала! Но пришла Марина и всё испортила… Теперь я должна тащиться по жаре с этими двумя занудами, один из которых вообще не проронил ни слова.
И чего я такая злая? От голода, наверное…
— Ну пошли, — вздохнула я.
— Как это — пошли? — встрепенулся Любомир. — Мы ещё не пошли.
— Пойдём, — исправилась я.
Мы снова оказались в холле, где было ещё более шумно, чем обычно. Старосты рассадили ребят на полу, раздали цветастые ленты, которые вырезали на переменке, но смысла игры я не уловила. Хотелось поскорее избавиться от братьев-болгар, попасть домой и что-нибудь съесть. На злополучный автомат в углу я старалась не смотреть.
— Подожди! — тронул меня за рукав Любомир. — Check out!
Оказывается, тем студентам, которые живут не в лагере, а в семье, нужно было обязательно «выписаться» у Трини, то есть предупредить о том, что мы покидаем лагерь. Если бы я просто убежала, то через пару часов Трини должна была бы заявить о моем исчезновении в полицию! Мне стало стыдно. Такая славная девушка, а из-за меня получила бы неприятности. Или так не говорят по-русски — «получить неприятности»? Честно говоря, голова уже гудела от жары, которая охватила нас, едва мы вышли из школы, от испанских и русских соответствий. Есть и спать. Спать и есть. Больше не хочу ничего.
— А ты давно учишь испанский? — спросил Любомир.
Он шагал рядом со мной, засунув руки в карманы. Его брат снял сандалии и бежал по газону, на котором ещё блестели капли воды.
— Несколько лет — неохотно ответила я. — А ты давно учишь русский?
— Я его не учить… не учил специально, — принялся объяснять Любомир, — моя бабушка — русская. И она говорила со мной по-русски, когда я езжал к ней в деревня. В деревню. Там был такой…
Он попытался показать руками что-то, напоминающее воздушный шарик.
— Мяч?
— Нет, нет. Из дерева. С водой. В земле.
— А! Колодец!
— Да, — обрадовался он, — спасибо. И я нёс из него воду каждый день.
— Носил, — машинально поправила я.
— Русский язык очень сложный, — покачал головой Любомир. — Почему «носил»?
— Ну… — задумалась я. — Потому что каждый день. Если действие однократное… Ну то есть один раз делается, то «нёс». А если много раз, то «носил».
— Очень трудно, — повторил Любомир.
— И правда, — признала я.
— А ведь ещё есть «уносил», «приносил»…
— «Заносил», «подносил», «выносил», «сносил», «относил» и «переносил»! — подхватила я.
Любомир схватился за голову и застонал. Мы оба рассмеялись.
— Знаешь, — задумчиво сказала я, — теперь я понимаю, почему моя бабушка называет испанский самым лёгким языком в мире. Никаких тебе «сносить» и «переносить». Traer![41] И нет проблем.
Он расхохотался. Забавный у него был смех. Такой бас. Га-га-га-га!
— А где твой брат? — огляделась я.
— Вот там, за магазином, — указал Любомир, — мы тут с тобой до свиданья. Там наша автобусная остановка.
— Пока! — с сожалением сказала я.
— Я всё равно люблю русский язык, — серьёзно добавил Любомир, — потому что я люблю бабушку. Это наш с ней язык…
Он показал на грудь.
— Сердце, — сказала я, — язык сердца.
Он кивнул, снова сунул руки в карманы и направился к остановке. А я смотрела ему вслед, и он больше не казался мне жалким и лопоухим. Я испытывала что-то вроде гордости за родной язык. Надо же, он такой сложный, а его всё равно любят.
Еда, еда! Теперь надо срочно найти себе еды!
Я последовала примеру Богдана: сбросила кроссовки и побежала по тёплой и влажной траве. Благо никого из знакомых рядом не было. Только вдалеке у забора гулял дяденька с крошечной собакой, но им обоим не было до меня никакого дела.
В Москве я ни за что не решилась бы на такой поступок.
Добежав до супермаркета, я остановилась. А если дома нет никакой еды? Я точно помнила, что сеньора должна была кормить нас завтраком. Но по поводу обедов и ужинов сомневалась.
«Зайду к пожилому индийцу, — решилась я, — наверное, он не тараторит по-испански, как Исабель».
В супермаркете было прохладно. Миновав ряды с рыбными консервами, овощами и игрушками для пляжа, я наконец добралась до багета. В ведре остался всего один! Вовремя я успела! Интересно, он дорогой? Не написано…
А что купить к нему? Я заметила холодильник, втиснутый между шкафами со сладостями. В нём полно газировки, соков и… да! На самой нижней полке выставлены упаковки гаспачо. Я подбежала к холодильнику, потянула за ручку. Заперто. Индиец возился где-то у кассы.
— Э-э… — начала я.
Как назло, забыла слово «открывать». Но он сам услышал моё бормотание и чем-то пикнул. Дверь зажужжала и открылась. Не веря своему счастью, я схватила литровую упаковку гаспачо и захлопнула дверь. Что ещё взять? Шоколадку? Чипсов? Так страшно опять остаться наедине с голодом! «Сыр надо было взять», — поздно догадываюсь я. Но холодильник снова заперт, и на второе «э-э» я не решусь.
Индиец по-прежнему возится у кассы: расставляет коробочки с жевательной резинкой. Я выкладываю суп и багет. Не удержавшись, хватаю с полки печенье. Индиец кивает, молча пробивает товар, а потом быстро спрашивает что-то по-испански. О да, он не тараторит, как Исабель. Он говорит ещё быстрее! В его фразе всё слито в одно слово, но какое?! Как его разгадать!
Я беспомощно пожимаю плечами. Хороша студентка, изучающая испанский. Суп себе купить не может.
— ¿Bolsa? — повторяет индиец и трясет пластиковым пакетом.
— А! — вздыхаю я и качаю головой: пакет мне не нужен.
В его взгляде нет никакого удивления. Он привык к немым туристам. Но я расстраиваюсь. Опять не справилась…
Зажав под мышкой ледяной гаспачо, я бреду к детской площадке, откусывая на ходу от багета и разглядывая чек. Надо же, хлеб стоил всего евро! Это тебе не бутерброды из поломанного автомата за четыре, мамочки, четыре евро!
Интересно, а сколько стоит хлеб в Москве? Никогда не интересовалась этим вопросом. Положишь в корзинку в «Пятёрочке» батон, буханку «Бородинского» и килограмм яблок и топаешь себе на кассу.
Несмотря на жару, на площадке возились двое детей: маленький мальчик и его старшая сестра. Их мама болтала по телефону, сидя на скамейке в тени огромной акации. Я уселась рядом, открыла наконец гаспачо и принялась пить из горлышка холодный кисло-сладкий суп, заедая багетом. Как было вкусно! Как будто вгрызаешься в мякоть огромного розового помидора. А хлеб — с хрустящей корочкой и тягучим мякишем — хотелось съесть до последней крошки.