А какой вкусный сеньора сварила суп… Я съела целую тарелку, потом ещё одну. Когда я размышляла, не съесть ли третью, на кухне появилась Марина. На ней был новый наряд: платье в стиле фламенко, только очень короткое.
— Как тебе? — она завертелась передо мной. — Только что купила!
Я промолчала. Она купила его на мои деньги? А завтра скажет, что деньги у неё опять кончились?
— Оно дешёвое было! — поспешила добавить Марина, словно угадав мои мысли. — Пошли в ресторан!
— Ресторан? — переспросила я, снова подумав о тех деньгах, которых утром у Марины ещё не было. — Зачем? Сеньора сварила нам вкусный суп. Попробуй!
— Да ну! — усмехнулась она.
Глаза у Марины лихорадочно блестели, щёки раскраснелись, словно она только что закончила танцевать фламенко в своём новом наряде.
— Ты читала, из чего этот суп?
— Из говядины…
— Из бычьих хвостов! — захохотала она. — Cola — это хвост!
Я поморщилась. Меня замутило. Третью тарелку есть расхотелось. Марина — мастер всё испортить.
— Идёшь или нет? Ладно, как хочешь! Я погнала!
— Подожди, — попыталась остановить её я, — нам надо придумать сценку! Завтра Исабель спросит, готовы ли мы.
— Да ну её! — беззаботно отмахнулась Марина.
— Мы тут последнюю неделю, Марина. Другого шанса не будет!
— У меня тоже не будет другого шанса закадрить нормального испанца, — сообщила она. — И вспомни, из-за кого я лишилась возможности выйти замуж за Рикардо!
Она улетела, яркая тропическая бабочка в красном платье с чёрными крапинками… Хотя по сути Марина была не бабочкой, а самым что ни на есть дементором из «Гарри Поттера». Ловко высасывала всю радость.
Так и оставила меня на кухне с грязной тарелкой из-под супа из (бр-р-р!) бычьих хвостов. Мне даже расхотелось радоваться сну на испанском. А уж какой глупой и бестолковой казалась покупка разноцветных палочек…
Охваченная обидой и недовольством, я отправилась в свою комнату. Там вытащила из рюкзака тетрадку и быстро настрочила текст для сценки. Вообразила, что выговариваю Марине всё, что о ней думаю! И всё это записала. Некоторые слова пришлось уточнить в словаре. Например, «ты потеряла совесть» и «нельзя игнорировать других людей». Когда я закончила писать, мне стало легче. Как в тот раз, когда я записала всё, что высказала мне сеньора Рибаль. Удивительным образом писательство облегчало сознание. Может, так и пишут книги? Рассказывают о наболевшем?
Но даже если так, мне никогда не хватит смелости прочесть это вслух. Я не осмелюсь даже показать свой монолог Марине, зная, в какую ярость она придёт. А может, осыплет меня градом таких колючих насмешек, что потом никакой тетрадки не хватит всё записать…
Расстроенная, я некоторое время любовалась закатом. Потом вернулась на кухню — мыть тарелку из-под супа. Пробовала уговорить себя, что суп-то был вкусный, ну и что, что из хвостов. Но Маринина гримаска отвращения перекрывала всё. Я поставила кастрюлю супа в холодильник и отправилась спать.
Разбудил меня ночью телефонный звонок. За окном — тёмно-фиолетовое небо, густо усыпанное золотыми звёздами. Я потрясла головой, пытаясь стряхнуть остатки сна. Телефон настойчиво гудел. Марина! Звонит через вотсап. Хоть на этом спасибо, не тратит мои деньги. Что ей может быть нужно от меня в три часа ночи?!
— Маша…
Я мигом просыпаюсь. У Марины еле ворочается язык.
— Что с тобой? Ты где?
— Маша… Я… не… знаю. Я тут… Где-то. Мне плохо. Забери меня отсюда… Пожа…
Связь оборвалась. Но я перезвонила.
Глава 23Бар «Фрукт»
Город охватила жара. Странно: днём совсем не чувствовалось такой духоты. А в три часа город затемпературил, захворал… Он с трудом дышал, и сквозь жаркое дыхание люди двигались ещё оживлённее, разговаривали ещё громче, автомобильные гудки звучали резче, а музыка из окон баров и ресторанов гремела сильнее, чем обычно.
«Ты как?» — спросила я, приложив прохладную ладонь к коре платана.
Город не ответил, развернулся на другой бок, погасил фонари на нашей улице.
«Помоги найти Марину, — попросила я, — пожалуйста».
Трудно помогать, когда болеешь сам. Но город был не из тех, кто бросает в беде…
Он повёл меня сначала широкими проспектами и платановыми аллеями, потом узкими улочками и мощёными мостовыми. Чем ближе к центру, тем больше становилось «вавилонцев». Это я так мысленно прозвала тех, кто бродит в ночи. Ну а чем не вавилонцы? Говорят на разных языках, перекрикивая друг друга. А главное, торчат тут посреди ночи, будто и вправду заняты делом, строят свою бестолковую башню. Лучше бы шли домой — спать, спать, спать…
Я ёжилась от озноба, который вдруг прихватил меня на жаре, и сторонилась весёлых окриков и приглашений. Старалась слиться с кирпично-коралловыми шершавыми стенами города. И здорово злилась на Марину.
Почему, почему я тащусь за ней в ночи? Кто меня гонит? Кто я ей? Сестра? Дочка? Разве я обязана её сторожить?
Во рту пересохло, страшно хотелось пить. Я сунула руку в карман шортов, нащупала какую-то мелочь. Евро, максимум — два. Но где, где купить воды? Супермаркеты закрыты. Не в баре же. Там дорого…
Наконец я добрела до клуба, который мне описала парой слов Марина, когда я ей перезвонила. Назывался он «La Fruta», то есть «Фрукт».
«Спасибо», — прошептала я тихо городу, и он откатился, тяжело переваливаясь, куда-то в сторону моря, дохнув на меня на прощанье смесью духов, сигарет и жареного мяса.
Вход в клуб был оформлен в виде разрезанного яблока. Я никак не могла отделаться от библейских ассоциаций, которые начали преследовать меня уже на улице: Ева, яблоко, искушение. А может, название намекало, что тут зажигают те ещё… фрукты. Не знаю.
На входе стоял охранник. Я сжалась, уверенная, что не пройду фейсконтроль, но он только скользнул по мне взглядом и отвернулся к двум темнокожим девчонкам, которые что-то весело рассказывали ему.
Я осторожно вошла и осмотрелась. Прямо у входа бил небольшой фонтанчик, подсвеченный лампой сиреневого цвета. Рядом стояли стаканы из разноцветного стекла. Моя рука так и потянулась к ним, но пить я всё же я не рискнула. Вдруг в этот фонтан чего-то подмешали, скажем так… Необычного.
Народу в клубе было мало. За стойкой — бармен в костюме банана. Как и на Рамбле, у меня сердце сжалось от жалости ко всем, кто вынужден зарабатывать на жизнь, унижая себя, нося дурацкий костюм. Бармен мне подмигнул, и я поспешно отвернулась. На танцполе вообще никого не было. Только кружились световые пятна от лампочек, будто искали кого-то.
А вокруг площадки для танцев стояли фиолетовые диваны странной формы, какие-то круглые, низкие. «Это ж тарелки, — сообразила я, вглядываясь в полумрак, царивший над этими диванами, — вроде как для фруктов…» На одном из них я заметила знакомое платье в стиле «фламенко». Марина полулежала, как древняя римлянка, на боку, подложив под голову подушку. Рядом с ней крутился какой-то довольно противный тип с волосами, смазанными гелем, в ярко-салатовой рубашке. Он то присаживался на корточки, заглядывая Марине в глаза, то тянул её за рукав платья.
«Да ей тут весело, — обозлилась я, — развлекается с женихами… А меня пригнала зачем?! Полюбоваться на веселье?!»
Я уже собиралась развернуться и уйти, как вдруг заметила, что парень хватает Марину за руки слишком грубо. Совсем как Хорхе вчера схватил меня. А она не выдёргивает руки вовсе не потому, что кокетничает. В её движениях была какая-то слабость, заторможенность, которая меня насторожила.
— You are so noisy, — донёсся до меня дремотный голос Марины, — go away!
Noisy? По-английски это «шумный». Наверное, Марина хотела сказать «назойливый», но перепутала. На неё не похоже.
Я приблизилась к ним. Даже в полумраке было видно, какая она бледная.
— Марин…
— М-м-м?
— Марин, пойдём.
— А… да? — рассеянно спросила она, приоткрыв глаза.
— Встать можешь? — спросила я, протягивая руку.
Парень в салатовой рубашке поднялся и встал между Мариной и мной.
— Не трогай мою девушку, — заявил он по-испански, — мы с ней пойдём в другое место.
— Отойди от неё! — коротко рявкнула я и даже слегка отодвинула его, как тяжёлую занавеску на окне.
— А ты ей кто? — задиристо поинтересовался он.
— Сестра!
— О…
Почему-то эти слова произвели на него впечатление, и он отошёл к бару, наблюдая за нами издали.
— Марин, пойдём…
Она тяжко вздохнула, совсем как город, оперлась на мою руку, поднялась и снова едва не упала.
— Идти сможешь? — сквозь зубы проговорила я.
Она была мне жутко противна в эту секунду. Когда придёт в себя, выскажу ей всё. Скажу, что вытаскивала её в первый и последний раз. Пусть не надеется, что я буду ей как верная собака…
Шум фонтанчика снова привлёк моё внимание. Ох, как же хочется пить! Я перевела взгляд на бармена. Он по-прежнему дружелюбно улыбался мне, протирая стаканы. Наверное, думал, что у меня денег — чемодан, как у Пеппи Длинныйчулок. А у меня всего два паршивых евро!
Придерживая Марину под локоть, я достала монеты. Полтора, а не два. Но пить хотелось невыносимо…
— Сколько стоит вода? — решилась я спросить.
— Обычная вода? — удивился бармен-банан, покосившись на фонтанчик за моей спиной.
— Да, в бутылке, — сказала я с нажимом.
— Три евро, — пожал он плечами. Или мне только показалось, что пожал. Трудно понять жесты человека, если он в костюме банана…
— Ладно, спасибо!
— Давайте я добавлю? — вклинился парень в салатовой рубашке, соскочив с крутящегося стула.
— Давай, — вдруг улыбнулась какой-то шальной улыбкой Марина.
— Нет, — прошипела я ему, — не нужно.
Сунула в карман деньги, развернулась.
— Эй, — окликнул меня «банан».
Я повернула голову. Он протягивал мне бутылку воды. Чуть запотевшую, холодную, наверное.
— Давай, сколько есть.
Я не стала спорить. Ему явно от нас ничего не надо. Просто добрый человек. Доброту надо принимать. Хоть иногда.