Он молчал. Рука никуда не девалась.
– У меня новости про Дану, – жалобно добавила я. – Про её болезнь…
– Я не могу, – прервал он. – Дай, пожалуйста, листок.
Что оставалось делать? Я осторожно сунула в щель схему исторички, Ромка забрал её и захлопнул дверь.
Я опешила от такой наглости.
– Спасибо! – глухо раздалось за дверью, и тут же яростно залаял обманутый в своих ожиданиях Оскар.
Я развернулась к лифту, треснула по кнопке ладонью. Вот нахал! Нет, вы подумайте! Натаскиваешь человека по истории, переживаешь за него, знакомишься с его родителями, а он и знать тебя потом не хочет!
Мне стало так нестерпимо стыдно за всю эту ситуацию, что я зажмурилась. Как я теперь с ним рядом в школе буду сидеть?! Надо отсесть, но куда? С другой стороны, почему я должна куда-то уходить, пусть сам валит! Если я ему разонравилась, то пусть отправляется на все четыре стороны.
На улице у меня загудел телефон. Вся в расстроенных чувствах, я хотела ответить эсэмэской-шаблоном, что сейчас занята, но звонила Ирэна.
– Вы уже поняли, в чём там дело? – отрывисто спросила она вместо приветствия.
– У Даны? Кажется… да.
– Скажу вам честно: я не верю.
– Как это? – удивилась я и села на скамейку у Ромкиного подъезда. – То есть у неё нет проблем с памятью?
– У неё вообще нет никаких проблем, – отчеканила Ирэна. – Дана – абсолютно здоровый ребёнок.
– А как же…
– Она показывает характер. Не более того. Всё, что ей нужно сейчас, – научиться трудиться. Раньше ей всё давалось легко. А теперь объёмы информации выросли. И ей приходится делать над собой усилие, чтобы запомнить всё. А она не привыкла. Так что я хочу обратить ваше особое внимание на этот момент. Вам нужно как можно больше заучить с ней наизусть. Она будет сопротивляться, плакать. Не страшно. Память – это мышца. Её нужно тренировать. Как в спорте. Как в гимнастике: через боль – к победам. У вас есть мысли, как вы станете её тренировать?
– Э-э, да, – промямлила я. – Я как раз обдумывала применение майнд-карты.
– Хорошо, – одобрила Ирэна, – действуйте. Пробуйте любые методы. Главное – заставить трудиться.
Она положила трубку. Я так и осталась сидеть на скамейке. Смешанные чувства возникли после разговора. С одной стороны, маме виднее, что происходит с дочерью. С другой – не так уж и выросли объёмы информации, чтобы Дана не могла с ними справиться.
Послышался знакомый хриплый лай, дверь подъезда распахнулась. На пороге показался Ромка, которого тянул вперёд неутомимый Оскар. Я замерла, не зная, как поступить. Притвориться, что я не обиделась? Или, наоборот, напустить на себя высокомерный вид, с каким Ленка Елфимова всегда проходит мимо шутника Арсена, даже если он не смотрит в её сторону?
Ромка не видел меня. Он похлопывал Оскара по широкой спине и придерживал дверь пожилой женщине, катившей к подъезду сумку на колёсиках. Зато Оскар меня узнал и бросился к скамейке со всей своей медвежьей неуклюжестью, едва не сбив с ног ту старушку. Ромка дёрнулся за ним. Увидев меня, окаменел. Глаза расширились. Я тоже застыла на месте, не в силах шевельнуться. У Ромки по щеке, от глаза до подбородка, расплылось гигантское ярко-розовое пятно, похожее на какую-то жуткую медузу. Опомнившись, я перестала глазеть, но было поздно. Ромка скривился, от чего его лицо стало ещё более жутким, и, дёрнув беднягу Оскара за собой, быстро зашагал прочь.
Кому: Хорхе Рибаль
Тема: Шутишь?
Привет, Хорхе!
Кто тебя ненавидит? О чём ты? Ты уверен, что тебе это не кажется? Да, и если ты не заметил, то у письма есть ТЕМА. И там можно указать, о чём твоё письмо. Прости, что расшифровываю это. Но ты третье письмо пишешь со словом «привет». Вдруг ты не знаешь, что тема у каждого письма своя?
М.
Кому: Мария Молочникова
Тема: Без темы
Привет, Мария!
Меня ненавидят все. Весь город! И вот теперь меня ненавидишь ты. За то, что я пишу письма без темы.
С любовью,
Хорхе
Глава 10Всё меняется
Первые мысли – мелкие. Вдруг это заразно? Может, Ромка именно поэтому не приходил в школу, да и меня отгонял? Как назло зачесалась щека. Я теперь опасна для мамы?
Мама сидела ко мне спиной на низком пуфике у кровати и раскладывала детские вещи стопочками. Розовые – в одну стопку, голубые, жёлтые и зелёные – в другую. Мама умеет обращаться с вещами: на работе как только не рассортировывала одежду. Она и меня пыталась научить, но, видимо, на мне в этом смысле природа решила устроить себе каникулы.
Я постучала в распахнутую дверь.
– Заходи! – откликнулась мама. – Я тебе покажу твои ползунки! Надо же, не верится просто…
– Не могу, – расстроенно сказала я.
Шагнула в комнату, села прямо на пол у двери, сложив ноги по-турецки, и рассказала про пятно.
Мама слушала внимательно, развернувшись ко мне и придерживая руками спину.
– Это не зараза, – подумав, заявила она. – Зараза не может быть только на одной щеке. Переползло бы на лоб, на другую сторону. По описанию похоже на ожог.
– От чего? – испугалась я. – От пожара?
– Не знаю, – пожала мама плечами. – Мало ли что… Смотри, вот эту кофточку тебе покупала бабушка.
– Я помню.
– Помнишь? – со смехом отозвалась мама.
Похоже, она пребывала в отличном настроении.
– Ну, по фотографиям, – смутилась я.
– Ах, да. Точно. Она тебе была мала. Ты быстро росла. Но мы успели щёлкнуть пару раз. А этот бодик?
Мама развернула кофту с кнопками внизу. Она была нежно-голубого цвета, а на груди красовалась надпись: «Подрасту – стану чемпионом!»
– Отгадай от кого? – фыркнула мама.
– От Кати?
– Конечно. Она юмористка.
– Но она же голубая. Для мальчика.
– Я ей тоже так сказала. Она говорит: пригодится. И ведь права оказалась!
Мне вся эта одежда, честно говоря, казалась довольно дурацкой. Скажем, вот кнопки на этом… как сказала мама, бодике. Зачем они нужны? Бестолковая штуковина. Но я так давно не грелась в лучах маминого хорошего настроения! Ноги затекли, я поднялась и села на кровать.
– Осторожнее, не смешай вещи. В той стопке не детские, а мои, – предупредила мама.
– Твои? Зачем? Ты куда-то уезжаешь?
– В роддом! – засмеялась мама.
– Как в роддом?! – запаниковала я. – Когда? Ты сказала, ещё больше месяца…
– Ну, надо ведь заранее подготовиться. Вдруг всё начнётся раньше.
– А я думала, наоборот, – медленно сказала я, – нельзя ничего готовить заранее из… как это…
– Суеверных соображений? – помогла мама. – Когда я представлю, как бедный папа мечется по квартире в поисках резиновых тапочек для меня или разыскивает по аптекам одноразовые пелёнки подходящего размера, суеверия разом вылетают из головы. Ну а если серьёзно, я верю, что всё в наших руках. И того, кто сверху. А всякие «постучи по дереву», «обойди кошку» и «поплюй через плечо», или куда там надо плевать, отношения к делу не имеют.
– А у нас перед контрольными многие так любят. Стучать, плевать. Елфимова на все итоговые в одной и той же блузке приходит. Говорит, она у неё счастливая.
– Мы с папой не любим перекладывать ответственность на чёрных кошек, – серьёзно сказала мама. – И на блузки.
– А кстати, зачем тебе две ночнушки?
– На случай, если одна испачкается. И тапки на тот же случай резиновыми должны быть. Чтобы отмыть.
Мне немного поплохело.
– Отмыть? – шёпотом повторила я. – От чего?
– Машк, ты что? – снова развеселилась мама. – Роды никогда по телику не видела?
– Ну, – я еле говорила от смущения, – там кричат: «Тужься! Тужься!» – и лоб вытирают полотенцем. Но пот вроде не пачкается…
– Лапочка ж ты моя! – расхохоталась мама.
Она потянулась ко мне и схватила меня за ладони. Я вспыхнула и вытащила руки, но она снова поймала их и прижала к своим щекам.
– Роды – это сложный процесс. Ребёнок плавает в животе в воде.
– Да знаю я!
– Куда, по-твоему, тогда эта вода девается? Она должна как-то выйти!
– Но это же вода! Она не пачкается!
– Это только так говорят – вода. На самом деле там могут быть…
– Фу! – Я снова выдернула руки и зажала уши. – Не хочу! Не хочу знать, что там может быть.
Маму моё поведение только смешило. Она подождала, пока я утихомирюсь, и заявила с лукавой улыбкой:
– Машутка! А ведь тебе тоже придётся с этим столкнуться!
– Нет! – завопила я. – Я никогда не буду рожать! Я выйду замуж за мужчину с пятью детьми и буду их учить испанскому!
– А чего с пятью? Давай с десятью! Нет, с тридцатью! Это удобно, у тебя будет целый класс.
– В любом случае я не собираюсь быть беременной, вынашивать там кого-то не пойми кого, терпеть боль, страдать, а самое главное – делать перерыв в карьере. Я стану переводчиком-синхронистом и буду ездить по разным странам. Или фильмы буду переводить. В любом случае в моей жизни не будет всей этой гадости! Шлёпки какие-то резиновые, которые отмывать надо не пойми от чего… Ф-ф-фу! Нет уж, я слишком умна для того, чтобы рожать детей. А шлёпки пусть отмывают люди менее благородных профессий.
– Маша! – загремел вдруг папа, который неожиданно возник на пороге. – Что ты говоришь матери?! Что ты несёшь? Как ты смеешь так оскорблять её?!
– Коль, – начала мама.
– Подожди, Анна. Я не слышу извинений от этого существа, после рождения которого точно так же отмывали шлёпки.
– Извини, – выдохнула я, давясь от горечи, которая заполнила рот.
– Выйди из нашей комнаты, – велел отец.
Я поплелась в прихожую, и он захлопнул за мной дверь.
Вообще-то это была моя комната. Вообще-то это была моя мама. Вообще-то она прекрасно понимала, что я валяю дурака и шучу про «менее благородные профессии», а иначе сама оборвала бы меня. Вообще-то раньше папа присоединился бы к веселью.
Есть такая сказка у дамы, которая написала «Путешествие Нильса с дикими гусями». Никак не могу научиться произносить её фамилию. То ли Лагерфёльд, то ли как-то ещё. Так вот, сказка называется «Подменыш». Про то, как у одной крестьянки троллиха украла ребёнка, а вместо него подсунула страшного злого троллёнка.