– А разве ты ещё не в курсе, чтó должна будешь сдать?
– И это говорит человек, который решил бросить школу?
– Да. Со мной покончено, – насупившись, ответил Ромка и пнул пакет с коробкой из-под яиц. – Но ты-то ещё на плаву. До какого числа нужно определиться?
– До… до…
Я потёрла лоб.
– Сейчас, погоди…
Моя рука замерла. Я покачала головой и пожала плечами.
– Представляешь, не помню!
– Как? Это важно!
– Да… Сейчас…
Какой глупой, какой беспомощной я себя чувствовала! Будто шарю по ящикам комода в поисках нужной футболки, которую укладывала туда своими руками, и не нахожу… Снова всё перерываю и снова не нахожу. От смущения я отвернулась, сделав вид, что меня страшно заинтересовала пустая бутылка из-под лимонада. Надо притвориться, будто забытое число не имеет никакого значения.
Вдруг меня пронзило: Дана! А ведь она постоянно ощущает эту беспомощность… Как же она, бедная, живёт, если не может вспомнить даже то, что делала минуту назад?
– Я забыла, – честно призналась я, выпрямляясь в полный рост и делая несколько шагов к выходу с пустыря. – Не понимаю, как это вышло. Может, я заразилась забывчивостью от своей ученицы? Я тебе не рассказывала, она…
Я оборвала себя на полуслове. Мимо пустыря шёл Виталик Горбунков. Он нас не видел.
– О! Эй! – обрадовалась я и замахала руками. – Мы тут!
За моей спиной хрипло залаял Оскар, а потом лай стал тише. Я обернулась. Ромки рядом не было. Он затаскивал Оскара в старый гараж.
– Ромка! Подожди! Это же Горбунков! Он передавал тебе привет!
– Нет! – рявкнул Ромка и исчез в гараже.
Я в последний раз безнадёжно оглянулась. Виталик ушёл. Да что ж такое!
Я помчалась к гаражу, с трудом открыла скрипучую дверь. В лицо мне пахнуло затхлостью и подвальной сыростью. Захотелось закутаться в шарф, который по-прежнему висел на ручке моей сумки.
Ромка восседал на водительском сиденье микроавтобуса, а Оскар в недоумении сновал между колёсами и тихонько лаял, будто покашливал. Н-да-а, прямо царь Аид из подземного царства в колеснице, запряжённой чёрными лошадьми. Вот только Оскар совсем не походил ни на чёрного коня, ни на злого Цербера… Умилительно улыбался мне, высунув изо рта язык-сердечко.
– Уходи! – Ромкин голос звучал глухо из-за стекла. – Ты меня подставила!
– Я?!
– Он меня видел!
– Нет!
– Точно видел! Я знаю.
Тут я так разозлилась, что мне захотелось разбить это стекло, вытащить за шиворот Ромку и потащить его в школу так, волоком, как он тащит домой капризного Оскара. Ах да, и ещё надеть на него шлейку, чтобы не вырывался.
– Слушай! – заорала я. – Прекрати раздувать! Ты вовсе не урод! Хочешь посмотреть на настоящее страшилище – погугли Уриска из шотландских мифов!
– Да?
Ромка приоткрыл дверцу и высунул голову.
– А ты согласилась бы поцеловать такого парня, как я?
– Чего?! З-зачем…
– Вот именно!
– Знаешь, дружище, – прошипела я так яростно, что бедный Оскар затих и прижал уши, – я в школу не за этим хожу. Может, ты за этим… Я – нет. Не могу сказать, что обожаю наших с тобой одноклассников. Но готова поспорить на что угодно: смеяться они не будут. А давай… пари? Если хоть кто-нибудь засмеётся, я… я брошу школу!
Ромка недоверчиво покосился на меня.
– Что за бред? Зачем тебе это?
– Я просто хочу доказать тебе, что бояться насмешек – глупо, – торопливо объяснила я. – Их не будет. Обещаю. Поэтому и сказала, что брошу. Это примерно как в фильмах, когда клянутся могилой матери. Это же фигурально, а не в прямом смысле.
– Нет уж, – медленно сказал Ромка. – Как-то несолидно звучит. Давай так. Если будут насмешки, я брошу школу. Сам. Это логично.
Я помедлила. Дело принимало серьёзный оборот. Ромка не шутил. Его слова не были фигурой речи. Он ведь и правда бросит. И это будет на моей совести. Я отступила к выходу. Мой взгляд зацепился за кустик, который каким-то чудом пророс сквозь стенку. Как будто природа сунула любопытный зелёный нос в тёмный холодный гараж и спрашивает: «Что тут у вас?»
– Слаб|о? – криво усмехнулся Ромка, вылезая из микроавтобуса и захлопывая дверцу.
Я не сводила глаз с кустика. Что это? Сныть или пастушья сумка? Мои мысли метались, но, сделав над собой усилие, я произнесла:
– Ладно… Пари так пари.
– Проиграешь.
– Посмотрим. Выиграю – возвращаешься в школу.
– Похоже, я проиграю в обоих случаях, – ответил он и вышел из гаража.
Я последовала за ним, проведя рукой по кустику. Он оказался мягким на ощупь, как будто шёлковым. Каким же упорным нужно быть, чтобы пробиться через стенку гаража и сохранить шёлковую нежность листьев…
Мы вышли и тут же зажмурились от яркого солнца, которое проглянуло сквозь облака. Ромка постоял немного с закрытыми глазами, а потом шумно выдохнул, будто бы расставаясь с затхлым воздухом старого гаража.
– Бред, конечно, – негромко сказал он, – но решили – значит решили.
Мне показалось, что пятно у него побледнело и уменьшилось. Наверное, всё-таки дело было в игре солнечных бликов, добравшихся до пустыря.
– А зачем тебе шарф в такую тёплую погоду? – спросил Ромка, и я с трудом подавила улыбку.
– Это подарок, – важно объяснила я. – Из самой Шотландии. Ромк, а ты не мог бы про шарф спросить при всех, в классе, когда в школу вернёшься?
– Зачем это?! «Весь мир – театр»?
– Типа того, – фыркнула я, забрала у него поводок и потащила Оскара к выходу с пустыря.
Мой шарф развевался на сумке, будто победный флаг. На ветру волновался шотландский кашемир, а в душе у меня крутился и трепыхался вопрос: «Как же мне заставить весь класс не произнести ни одной насмешки в адрес Ромки?»
Кому: Любомиру Радлову
Тема: Вы все с катушек слетели?
Привет, Любомир!
Надеюсь, тебе знакомо выражение, написанное в теме. Если нет, воспользуйся переводчиком. Жаль, ты не представляешь, как же бесит, когда люди только и думают, что ты станешь их ненавидеть. Невероятно злит и сводит с ума!
М.
Глава 24Пальмы на другом берегу
Сколько раз я ни просила Данку рассказать, что они делают на подготовке к школе или хотя бы какие у них предметы, в ответ получала одно и то же: «Не помню!»
Я хмурилась в ответ, а она тут же обаятельно улыбалась и начинала нести такую забавную околесицу, что хотелось её обнять и защекотать.
Вот и сегодня на мой вопрос, была ли в школе математика, она поморщилась:
– Не помню.
И продолжила раскрашивать цифры в учебнике, который нам с ней купила моя бабушка. А потом хитро глянула на меня и сказала:
– Зато был окружающий мир.
– И как всё прошло? – заволновалась я.
С ним у Даны было ещё больше проблем, чем с математикой.
– Нам рассказывали про рождение людей.
– Что ты говоришь? – удивилась я. – Про это говорят на дошкольном отделении?
– Ага, ага, – закивала Дана. – Нам рассказывали про мальчика, который родился с трёхметровой ступнёй.
Я озадаченно посмотрела на неё.
– Может, трёхсантиметровой?
– Нет, нет… Там были метры! Три метра ступня. Представляешь себе?
– Дан, это невозможно, – хмуро улыбаясь, сказала я. – Три метра – это от нашего столика до во-он той стены.
– А, да, – оценив с серьёзным видом расстояние, кивнула Дана. – Точно, я перепутала. Полтора метра ступня у мальчика.
– Дана! Дети появляются у женщин из живота! Что за живот должен быть, чтобы в нём уместилась полутораметровая ступня!
– Но это правда! – вытаращила глаза Дана. – Честно-честно, нам так учительница сказала! И ещё у него пальцы на руках были по полтора метра!
– Данка! – меня разобрал смех.
– Нет-нет, не все! – продолжила она без тени улыбки. – Большие…
Она показала два своих больших пальца.
– Большие были нормальными, а вот этот…
– Средний.
– Да, средний… Указательный и…
– Безымянный!
– Да, вот они были по полтора метра.
– И по земле волочились?
– Нет, он их скатывал в клубочек…
– А… Ну конечно. А уши у этого мальчика метров по шесть были в диаметре?
– Вот видишь! – торжествуя, воскликнула Дана. – Ты про него знаешь!
– Конечно, я ему завидую. Когда дождь, так классно укрыться под шестиметровыми ушами! И бежать домой на полутораметровых стопах! И вылавливать червяков полутораметровыми пальцами!
Тут Дана не выдержала и расхохоталась, и я вместе с ней. Смеялись обе до слёз. Только затихали, потом переглядывались – и по новой! В разгар веселья в комнату вошла Роза Васильевна, улыбнулась Дане и протянула ей тарелку с орешками, а на меня бросила такой взгляд, что мурашки по спине побежали.
– Здравствуйте, – тихо произнесла я.
Сегодня был первый день, когда она не встретила меня в прихожей. Её голос доносился из ванной, где она что-то драила, и я решила, что здороваться через дверь как-то невежливо. Сейчас она только сощурилась и кивнула мне, мол, ну-ну, пришла, грубиянка.
– A, mis nueces[5], – весело махнула рукой Дана.
Я замерла. Роза Васильевна ушла, довольная произведённым эффектом, но я застыла не из-за неё. Дана! Она запомнила наконец слово «орешки», хотя с того момента, как Роза Васильевна взяла моду кормить её орехами на занятии, я, наверное, тысячу раз напоминала Дане, как они называются по-испански. Что изменилось? Она запомнила, потому что мы затвердили с ней это слово? Или…
У меня появилась догадка. Немного подумав, я напустила на себя равнодушный вид и спросила:
– А вам рассказывали по окружающему миру, чем питаются такие мальчики? Едят они орешки?
– Да. Вот так!
И Дана продемонстрировала, как мальчик пытается подцепить с тарелки половинку грецкого ореха.
– Ну нет, его пальцы гораздо длиннее, чем твои!
Я оглянулась, заметила на одной из фарфоровых кукол поясок.
– Можно я позаимствую у…