– Бель! Это Бель!
– У Бель её прекрасный пояс? Вот так! А теперь привяжем его к твоему указательному пальцу
Дана захихикала.
– Во-от! А теперь бери орешек! Пальцем-вермишелиной бери!
– Не могу!
– ¿Incómodo?[6] – с замиранием сердца спросила я.
Это слово мы мучительно разучивали уже три занятия подряд.
– Sí, sí, incómodo, – смеясь, ответила Дана, «танцуя» на тарелке вокруг орешков пальцем-вермишелиной.
– Probablemente, aeseniño incómodo escribir con un lápiz[7], – стараясь не выдать своего волнения, заметила я.
В эту фразу я вставила сразу два новых слова – «писать» и «карандаш». Их Дана тоже всё никак не могла запомнить, а когда ей напоминали, то морщилась: «Школьные слова! Скука зелёная!»
– Puede Ser, Puede Ser[8], – пробормотала Дана, по-прежнему балуясь с орешками.
Я напряженно размышляла: поняла она слова или нет?
– Entonces, toma el lápiz…[9]
– Не хочу! – крикнула Дана по-русски. – Не хочу! Не буду! Скука зелёная!
– Хорошо, не будем, – миролюбиво ответила я.
Только всё-таки появилось хоть что-то, хоть какая-то зацепка. Хоть какой-то намёк, что всё будет хорошо.
Впрочем, чудеса продолжались: день был богатый на зацепки.
– А какие предметы у вас были в школе? – поинтересовалась я.
– Не помню!
– Ладно. А какие предметы сегодня в нашей, мышиной школе, помнишь?
– Нет!
– Ну, это не годится, – покачала я головой. – Ты же директор школы.
Дана приподняла бровь.
– Директор должен знать расписание! Может, я его напишу тебе? Чтобы ты лучше запомнила?
– А я правда директор? – спросила Дана, думая о чём-то своём.
– Конечно, – заверила её я. – Самый главный.
– Тогда, – вдохновенно сказала Дана, – я могу что-нибудь запретить?
– Ну… – замялась я. – Да… Наверное…
– Знаешь, когда мы были в Испании…
– Дан!
Мне хотелось убедить её ещё позаниматься, но тут я вспомнила, как хорошо заработала Данина память, когда она расслабилась, и решила позволить ей немного поболтать в надежде на то, что она вспомнит что-то важное.
– Так вот, когда мы с мамой ходили в ресторан, там был запрещающий знак: «Нельзя входить в купальном костюме». А рядом на лужайке была собачка в красном кружочке. Это знак «Нельзя гулять с собаками». А ещё есть знак «нельзя кричать» и «нельзя курить». Так вот, если я директор, я хочу какой-нибудь знак.
– А давай, – осенило меня, – мы тебе расписание знаками составим! Для мышиной школы? Вот смотри…
Я взяла карандаш.
– Математику будут означать цифры один, два, три в синем кружочке. Для русского нарисуем перо…
– Это кисточка. Для рисования, – поправил меня строгий критик.
– Ладно. Тогда буквы «жи-ши».
– А это ещё кто такие? – поразилась Дана. – Что за «жи-ши»?
– Это орфограмма! Ладно, неважно… А как обозначить русский?
– Буквой «И».
– Почему «И»?
– Ну ведь «изык»? «Русский изык»?
Посмеявшись, я объяснила Дане, как пишется «язык», и мы с ней одновременно решили нарисовать в кружочке знака розовый язычок. Дерево в кружочке обозначало «окружающий мир», мячик – физкультуру.
– А знак чтения? – спросила я. – Книга?
– Нет. – Дана придвинула к себе листок со знаками и принялась рисовать что-то мелкое и непонятное. – По чтению нам много задают. Поэтому будет книжный шкаф.
– Но его почти не разглядишь в этом кружочке! – запротестовала я.
– Я разгляжу, – заявила Дана, и я не стала с ней спорить.
Я составила расписание мышиной школы знаками, и, к моему восторгу, Дана уверенно перечислила все предметы:
– Математика! Окружающий! Физкультура! Чтение!
Мы повторили список ещё разок, а потом, поиграв, я сделала вид, что потеряла его.
– Где же расписание? Ох, я не помню расписания!
– Математика, – смеясь, заявила Дана. – Окружающий! Физкультура! Чтение!
Это было изумительно! Настоящая победа, настоящий восторг. Эх, жалко, мы с Розой Васильевной были в ссоре – не поделишься с ней… Хотя она, конечно, сказала бы, что всё – от орешков. В них вся сила!
Получалось, что с Даной всё-таки возможно добиться хотя бы небольшого успеха. Это были проблески. Но они очень обнадёживали. Вот только теперь мне в голове надо было держать целую систему. Пункт А: рисунки-знаки. Их нужно включить в как можно большее количество занятий. Пункт Б: расслабление, веселье, ничегонеделание и дуракаваляние. Всё это отлично сказывается на способности вспоминать. Я загружу в себя эту программу. И буду надеяться, что обновлю её с помощью новых функций.
Мне вспомнились слова Исабель, которые она произнесла на горе Тибидабо, когда остальные ребята разбежались по разным аттракционам, а мы остались вдвоём поедать чуррос. «Знаешь, какая моя любимая часть обучения? – спросила она. – Провисание!» Она употребила какое-то испанское слово, но я его не запомнила. Зато отлично помню, как она нарисовала в воздухе висячий мост и объяснила, что по такому провисающему мосту можно брести долго, почти бесконечно, видя только туман впереди, и отчаяться в конце концов. Но если всё-таки не терять надежды и добраться до другого берега, то там ждёт оазис. Сегодня мне показалось, что я вижу, пусть расплывчато, сквозь туман, но всё-таки вижу контуры пальмы в своём оазисе. Оазисе радости.
Данка ещё долго играла с картинками-знаками. Я ей нарисовала несколько «запрещающих» символов, и она пришла в восторг. Во мне поднялась новая волна размышлений о том, что, если бы я поставила ей пятёрку, это не имело бы той же силы, как сейчас, когда Дана получила то, о чём просила. Исабель ведь тоже говорила об этом. «Ты начинаешь вырабатывать свои критерии. Критерии оценки результата. Поставили тебе „удовлетворительно“. А ты удовлетворён?»
– Как здорово с тобой заниматься! – Дана обошла меня и забралась ко мне на закорки. – Я думала, это скука зелёная, как в школе. А оказалось весело. У меня так редко бывает. Я думаю: «Фу! Ужас!» А потом прихожу туда… А там и правда. Ужас!
Дана залилась смехом, а я быстро поднялась на ноги, придерживая на шее её скрещённые ручки. Данка оказалась тяжёлой, и я согнулась под её весом, но это не помешало мне чмокнуть её в висок, стоило ей свесить свою взлохмаченную голову.
– Дана, – прошептала я, – ты гений! Теперь я знаю, что делать с Ромкой. И начну прямо завтра. Пора tomar al toro por las astas[10].
Кому: Марии Молочниковой
Тема: Признание
Привет, Мария!
Ладно, скажу. И можешь меня ненавидеть. Я просил тебя рассказать о чувствах, потому что мне это было нужно. Чтобы ты писала слова, которыми обозначают эмоции. Как можно больше разных слов.
Я просил не для себя. Это нужно было моей девушке.
А-а-а-а! Больше не могу писать. Мне стыдно.
Пока!
Глава 25Гипноз
Врать я ненавижу. Когда я была младше, то врать совсем не умела, и моих родителей это почему-то страшно забавляло. Потом я пробовала враньё в разных случаях, когда требовалось как-то выкрутиться. Если и получалось, всё равно становилось противно. Самое неприятное: это то, что ты не можешь расслабиться. Ты вынужден помнить детали вранья, а они, в отличие от правды, легко стираются из памяти. И ты всё время в напряжении: а если подловят? А если попадёшься?
Ещё не люблю, когда говорят: «Ложь во спасение». По-моему, это крайне редкий случай.
К сожалению, мне выпал именно он. Редкий случай. Толком не знаю, кого мне предстояло спасти. Грело только то, что Ромка согласился на пари. Если бы он и правда думал, что с ним, по его выражению, покончено, то в жизни не пошёл бы на него.
Ночью я, как Суворов или Кутузов, долго размышляла над диспозицией, представляя своих одноклассников. Я ведь толком ни с кем из них не общалась, только с Ромкой. Поэтому не знала, с кого лучше начать. Сильнее всего меня беспокоил Арсен. Он не был злым парнем. И всё же никогда не упускал возможности подшутить над кем-то, даже если шутка оказывалась недоброй.
На большой перемене я долго приглядывалась к Арсену. Начать с него? А где гарантии, что он не устроит из происходящего цирк? Нет, всё должно быть серьёзно. Я набрала воздуха в грудь. Вспомнился Гуся. Всякий раз, когда Катя ловила его на вранье, он вытаращивал глаза и кричал: «Я правда так думал! Честное слово!» Чтобы талантливо обманывать, нужно поверить самому себе. И при этом не забывать о правде. Её нужно придерживаться максимально.
– Кстати, Ульян! – начала я, обернувшись назад. – Я тут узнала, чтó с Ромкой.
Она оторвалась от «Тестов по истории» и поглядела на меня вопросительно.
– Он… В общем, – понизила я голос, – с ним случилось кое-что ужасное.
Тут все на меня посмотрели. Все девчонки, кто сидел по соседству. Парни околачивались в рекреации.
– В доме почти начался пожар. В одной квартире пылал огонь. Собака чуть не погибла.
Светловолосая Маша Кароль, самая красивая девушка в нашем классе, ахнула и прикрыла рот рукой. У неё, кажется, была какая-то комнатная собачка. Ленка Елфимова выронила ручку и нагнулась за ней, но ручка укатилась под соседнюю парту, и Ленке пришлось встать на колени, чтобы её достать. В другой раз все рассматривали бы Ленку. Сегодня все взгляды были прикованы ко мне.
– А Ромка? – волнуясь, спросила Ульяна. – Он жив?!
– Да, но…
Я опустила глаза.
– Маша!
– Извините. Мне трудно говорить. То, что с ним случилось, не поддаётся описанию. Правда. Там просто…
Я сделала вокруг головы пассы, изображая, какой ужас теперь у Ромки с лицом.
– Там просто кошмар. Ожог такой… пятно на пол-лица… и… в общем, он, наверное, не сможет… Никогда.