Смотреть на всё это стало противно. Я отыскала наше окно. Свет не горел. Потом перевела взгляд на окна в соседнем доме. Одно из них оказалось сиреневым.
«Интересно, – подумала я, стараясь не стучать зубами, – окно занавешено сиреневой занавеской? Или занавеска обычная, а лампа – сиреневая?»
– Смотри-ка! – воскликнул Ромка, нагибаясь. – Что это там блестит?
Он что-то поднял. Сначала посветил телефоном, потом поднёс под фонарь.
Это была губная гармошка – длинная, серебристая, с полуистёртыми буквами bee на боку.
– Кто-то потерял, – сказал Ромка.
– Или она у кого-то потерялась, – добавила я и провела пальцем по мокрому серебристому боку. – А может, ей не нравился прежний хозяин, и она сбежала?
Ромка посмотрел на меня, а потом поднёс гармошку к губам.
– Ты что? – с ужасом спросила я и даже схватила его за рукав. – Ты посмотри, в какой она грязи валялась!
– Ты прямо как вон та бабушка, – хмыкнул Ромка.
– Ну серьёзно. Может, она ядовитая? Вдруг в неё специальный яд напшикали какие-нибудь террористы?!
– Знаешь, Маша, – с серьёзным видом ответил Ромка, – всё-таки мы перегружены информацией. Недавно я ходил на тренинг «Очисть своё сознание». Там объяснили, что о хорошем в новостях не пишут. Такие новости никто не читает. А как где случился кошмар – информация тут же попадает в новостную ленту. И люди выстраивают свою линию поведения из этой точки. Точки кошмарной новости. А о реальном процентном отношении плохого и хорошего никто не задумывается.
Он снова поднёс к губам гармошку и заиграл. Вышел мотив, лёгкий и грустный, как заснеженный двор под светом фонаря. Он напоминал мне что-то… Ромка опустил гармошку, а музыка продолжала звучать в холодном воздухе.
– Не знала, что ты умеешь играть… – тихо сказала я.
– В детстве ещё научился. Классе в четвёртом. Сам. По роликам на «Ютьюбе». Нашёл на даче старую папину гармошку и играл на ней. Ты представь! Десятилетний парень взял и научился играть на музыкальном инструменте. А всё потому, что я этого хотел. Когда хочешь что-то изучать, а не когда тебе это навязывают, сразу появляются и силы, и энтузиазм.
Я задумалась, наблюдая, как лучик фонаря танцует на блестящем боку гармошки, а буквы bee совсем исчезают в бликах света.
– С другой стороны, – возразила я, – иногда надо, чтобы навязали. Ты не всегда сам точно можешь определить, что тебе следует изучать и в каких объёмах.
– Не согласен, – покачал головой Ромка. – Это теория жертвы. Стокгольмский синдром. Меня заставили учиться, но мне нра-а-авится, нра-а-авится…
Я покачала головой. Мне хотелось поспорить, и я пыталась вспомнить слова для того, чтобы объяснить свою позицию. Стояла, кусая губы. Так и не придумала ни одного аргумента.
– Хотя, – подумав, сказал Ромка, – иногда так бывает, что вроде бы хочешь учить что-то. А не получается. Не выходит что-то запомнить или что-то посчитать, решить задачу… Хочется бросить в этот момент. И тут нужно, чтобы кто-то надавил. Кто-то знающий, а может, просто верящий в тебя. Или вот ещё подготовка. Допустим, хочешь куда-то поступить. А для этого нужно сдать те предметы, которые ты не особенно любишь. Тогда приходится начинать их… Нет, может, и не любить. Но хотя бы по-человечески к ним относиться. С душой. Они в таком случае как бы становятся частью твоей армии. Которая должна помочь тебе завоевать нужный вуз.
– Ромка… – растроганно прошептала я, снова хватая его за рукав. – Я именно это и хотела сказать! Ты прочитал мои мысли!
– Я такой! – самодовольно сказал он. – Я ещё и вышивать могу, и на машинке тоже!
Я улыбнулась и, сама не отдавая себе отчёта в том, что делаю, взяла его под руку и потащила дальше по тропинке. А Ромка сделал вид, что всё так и должно быть, и снова заиграл.
Я наконец узнала эту мелодию. «Moon River» – «Лунная река», песня из фильма «Завтрак у Тиффани». Мы смотрели его на английском за чаем у Ольги Сергеевны, и это был один из фильмов, который навсегда остался в моём сердце.
– И всё-таки ты какую-нибудь заразу подхватишь, – проворчала я, когда Ромка закончил. – Тут собаки свои дела делают, между прочим.
– А я к губам не прикладывал, – сказал он. – Просто дул. На расстоянии. Вот посмотри. Рот чистый.
Я притормозила и осторожно освободила руку. Сунула её в карман и взглянула на Ромку. Не на рот, а на подбородок. В голову мне полезли какие-то дурацкие мысли. И… и мне показалось, что Ромке – тоже. Но я не знала, так это или нет. Вот как узнать, что в голове у человека?!
И ещё… Снежана не зря, что ли, его ко мне ревновала?
От дурацких мыслей у меня во рту появилась оскомина, будто я наелась кислых яблок. Что-то внутри то ли сломалось, то ли перестроилось. Мне даже послышался лёгкий щелчок.
– Я вот думаю, – тихо сказала я, по-прежнему глядя на его подбородок, – дома-то гармошку можно мирамистином попшикать.
– Ага.
– Тогда нормально будет.
– Ага.
Я порывисто вздохнула, а потом осторожно положила свою руку на Ромкину и сказала:
– Слушай. Зачем всё портить… Мы же хорошие друзья.
– Ага!
– Правда, Ромк. Мы как… как Муми-тролль и Снусмумрик. У Снусмумрика, кстати, тоже была губная гармошка.
– Ага.
– Хорош агакать! Я серьёзно. Я твой хороший друг. Ты для меня очень важен. Поэтому я и… и отказалась идти с тобой на тот тренинг и вообще, – смущённо закончила я.
– Маш, я всё понимаю, – серьёзно ответил Ромка. – И я ценю. Что ты мой друг.
– Ну тогда расскажи мне, как хорошему другу, – делано бодро сказала я, – на какой тренинг ты планируешь идти со своей Снежной Анной?
– А что? – быстро спросил он.
– Ну я думала, что тебе нравятся интеллектуалки… – протянула я, не глядя на него. – А она какая-то странная. Испанский почти не знает. Одевается во всё чёрное.
– У меня есть один друг-интеллектуал, – с хитрой усмешкой сказал Ромка. – Точнее, подруга. У-у-умная! До жути.
– Тьфу на тебя, – я пихнула его легонько. – Всё! Сыграй-ка мне ещё «Moon River», и я домой. Мама написала, что на ужин котлеты с картошкой приготовила, и я не хочу, чтобы они совсем остыли.
Ромка покачал головой, поломался, но всё-таки сыграл. Потом довёл меня до подъезда, а когда отошёл, то развернулся и закричал, сложив руки рупором:
– Спокойной ночи, Муми-тро-олль!
Я погрозила ему кулаком и сжала в кармане тёплую деревянную лошадку.
В зеркале на стене лифта я долго рассматривала своё отражение. А оно рассматривало меня.
– Хорошо, что мы поговорили, – сказала я отражению. – Он мой друг. Девушки у него могут быть разными. А вот друг – один на всю жизнь.
Дома я осторожно, затаив дыхание, выглянула в окно. Мне и хотелось, и не хотелось, чтобы Ромка торчал под моим окном и играл на губной гармошке. А ещё хотелось и не хотелось, чтобы он поднял голову и увидел меня в окне.
Ромки во дворе уже не было. Тогда я нашла сиреневое окно в доме напротив. Я глядела на него долго-долго. В сиреневом окне легко, как утренние волны на море, колыхались занавески, а «Лунная река» звучала во мне и обволакивала камешек боли за Данку, как перламутр – песчинку внутри морского моллюска.
«А всё же любопытно, – подумала я, залезая с ногами на подоконник, – обработает он или нет мирамистином эту заразную гармошку?»
Кому: Мария Молочникова
Тема: Поздравляю!
Привет, Мария!
Поздравляю с Рождеством! Желаю тебе здоровья и счастья. Кстати, как там поживает твой друг?
Жаль, что ты не приехала к нам на Рождество. На зимних каникулах в Испании в каждом городе проводится Праздник Трёх Королей. Ты знаешь, кто это? Волхвы, которые принесли дары Младенцу! Это потрясающее зрелище! Весь город танцует. Все смотрят на процессию. А Короли едут на всяких удивительных машинах и кидают зрителям конфетки. Иногда можно поймать одну. А иногда – целых три!
Круто, да?
С любовью,
Хорхе
Глава 34Испытание дружбы
Рабочие тетради по географии у нас в классе назывались «метками». По двум причинам. Во-первых, старенькая рассеянная географичка часто начинала урок так:
– Леночка! Елфимова! Раздай, солнышко, методички ваши!
И тут же сама смеялась над своими словами:
– Ой! Это у меня методичка! У вас-то рабочие тетради.
Вот мы и стали называть тетради «методичками», сокращённо – «метками». Год назад это название укоренил Арсен. На обложках тетрадей для десятого класса был нарисован компас с чёрным циферблатом. Раздавая однажды тетради, Арсен шлёпнул кого-то из дружков тетрадкой по голове и сказал:
– Получи чёрную метку!
«Метки» хранились в шкафу, обычно их раздавали дежурные. В тот день мы с Ромкой опоздали: я, как всегда, проспала, а он – как всегда – ждал меня на чёрном диванчике до последнего, и дежурные решили, что мы болеем. Когда мы вбежали в класс, географички ещё не было: она часто опаздывала на урок, потому что медленно ходила. Ромка сел за парту, а я направилась к шкафу за спиной Арсена.
– Ромочка! – позвала я громко от шкафа. – Взять твою метку?
Палец Арсена, листавший в телефоне новости на «Фейсбуке», замер. Наверное, попалась очень интересная новость.
– Бери, Машут, конечно! – откликнулся Ромка.
– А ты в тот раз заполнил? – нежно спросила я над головой Арсена. – А то давай я за тебя? А ты отдохнёшь…
– Лучше давай я за тебя! Неси обе скорее!
Арсен поднял глаза от мобильного. Я послала Ромке такую широкую улыбку, что у меня чуть щёки не треснули. Арсен нахмурился, перевёл взгляд на Ромку.
– Несу-несу! – откликнулась я сладким голоском, совсем как лиса в тех сказках, что мама включает слушать Мишке, когда оставляет его одного в кроватке.
Мы уселись за парту, локоть к локтю. Я склонила голову к Ромке.
– Не сработает, – прошептала я.
– Увидим, – ответил он. – Тихо вообще. Не пались.
– Проиграешь, – покачала я головой. – Надеюсь, ты помнишь, на что мы спорили?