– У них, что, уши есть? У звуков? Давай их тогда ушастыми называть! А вторые, которые звучат, – языкастыми. Они же языкастые?
– Нет уж, дорогая, – фыркнула я. – Давай запомним правильные названия.
– А то тест плохо напишу? – сникла Дана.
– А то буквы обидятся, – объяснила я заговорщическим шёпотом и, не меняя тона, продолжила: – Смотри, вот твой зонт. Он что делает?
– Сохнет.
– «Зонт» – «з». Сохнет – «с». Это наша парочка хитрых букв, узнала? «З – с»! А какие ещё парочки знаешь?
– «Б» и… – Дана применила «волшебство Урсулы», – «п»!
– Хорошо. А давай ими заменим «з» и «с». Что получится? Вместо «з» – звонкий «б».
– Бонт! – сказала Дана и расхохоталась. – Что ещё за «бонт»?
– А вместо глухого «с» – глухой «п». В слове «сохнет».
– Похнет! Бонт похнет! А-а-а!
Дана залилась смехом. Что тут началось… Она принялась упражняться в замене звуков, создавая самые причудливые словосочетания.
– А гонт! Гонт кохнет! А донт… Донт тохнет!
Мы повеселились в тот вечер от души. Домой я топала, не замечая луж на дороге и постоянно в них наступая. Рыцарь в моей голове торжественно восседал на боевом коне, а вокруг него валялись поверженные враги. «Вот тебе, Ромка! Вот! – думала я, яростно плюхая ногами по лужам. – Зонт сохнет! А донт тохнет! Вот так вам всем! Так!»
Кому: Марине Волковой
Тема: Привет из прошлого лета!
Привет, Марина!
Как ты поживаешь? Как твоя сестра? Твой адрес нашла на страничке «ВКонтакте». У меня всё в порядке. Учусь, работаю. Готовлюсь к ЕГЭ (бр-р). Ношу одежду, которую ты помогла мне выбрать в Барселоне! Часто вспоминаю те замечательные деньки. Грущу. Мы были самостоятельными…
Марин, хотела у тебя спросить. Беатрис говорит, что Снежана – твоя подруга. Так совпало, что мой друг влюблён в неё. А мне почему-то кажется, что их отношения – ошибка (не говори Снежане, это только моё мнение, мой друг влюблён в неё по макушку). Расскажи мне о ней. Она ведь хорошая? Просто этого… не видно?
С приветом,
Маша
Глава 35Непростое решение
Новый год мы решили провести у бабушки: на праздничные хлопоты у мамы времени не было. Домой даже ёлку не купили: для меня, мол, уже поздно, а для Миши ещё рано.
Я подобрала во дворе несколько еловых веток, которые оторвались от чьей-то ёлки, и поставила в вазе на письменный стол. Вместо игрушечного Деда Мороза пристроила рядом лошадку, которую мне подарил Ромка, а рядом с ней разложила мандарины. В доме сразу запахло праздником, и я вспомнила о трёх своих желаниях, которые собиралась загадать под бой курантов.
– Только не надо устраивать Новый год в китайском стиле, – попросил папа, когда бабушка заехала к нам, чтобы обсудить предстоящий праздник, а заодно побыть с братом, пока родители сходят в кино.
– И в шотландском тоже не надо, – добавила мама.
Бабушка не ответила на их подколки. Она в последнее время ходила мрачная.
– Представляешь, – печально поделилась она со мной, когда родители ушли, – первый раз принялась учить язык для конкретной цели. И так вот попасть…
– Может, у Кати с Финли будет ещё всё в порядке.
Бабушка поморщилась и покачала головой. Я её понимала: цель нужна. Английский я учила для того, чтобы поступить на переводческий, а испанский – чтобы учиться и работать когда-нибудь в Испании.
– Теперь и не знаю, какой язык мне учить, – вздохнула бабушка. – Всё кажется каким-то бессмысленным.
– Учи испанский, – предложила я. – Будешь меня навещать, когда я там поселюсь.
– Ещё чего! Самый лёгкий язык в мире?! Зачем? Чтобы мой мозг пришёл в упадок?
– Да ты, бабуля, сноб, – пробормотала я и похлопала её по плечу.
…Перед поездкой к бабушке родители собирались так долго, что я чуть не заснула, ожидая их у машины. Наконец они вышли из подъезда: папа – с двумя сумками и коробкой, в которой громоздился ворох каких-то бумаг, мама – с переноской, в которой лежал брат. Шапка наезжала ему на глаза, он казался мрачным. Из папиной коробки вылетела какая-то бумажка.
– Маш, подними, пожалуйста, – попросил папа, открывая багажник и устраивая внутри сумки. – Хочу сжечь бумагу в лесу у бабушкиного дома.
– Зачем? – удивилась я. – Мы разве не будем запускать салют?
– Бабушкины окна выходят прямо на лес, а Миша спать будет, разбудим его своими салютами, – объяснил папа. – Так что в этот Новый год жжём старые бумажки в коробке. Ничего-ничего, не вешай нос! Это вполне весело, в моём детстве мы так делали с отцом.
– Ты всему району запретишь петарды запускать, чтобы твой драгоценный сынок не проснулся? – проворчала я, наклоняясь за упавшей бумажкой.
Тут подошла мама и попросила подержать брата, пока она укрепит автокресло в машине. Я скомкала бумажку, сунула её в карман и взяла на руки Мишку. Тот угрюмо воззрился на меня. Пах он какой-то кислятиной вроде кефира. Вслух я об этом сказать не решилась. Себе дороже.
– Впереди поедешь, с папой? – спросила мама.
– Мне всё равно.
– Тогда можно я впереди? – обрадовалась мама. – Там можно ноги вытянуть… Миша всё равно спать будет всю дорогу.
Ага, как же. Только мы его пристегнули к автокреслу, он принялся кричать не замолкая. Мы ехали медленно – под Новый год скопилось очень много машин, все куда-то двигались. Брат всё кричал и кричал…
– Дайте затычку! – взмолилась я.
– Зачем так грубо? – обиделась мама, доставая соску. – Вот, держи… Я не хотела давать без особого случая. Потом трудно отучать.
– Конечно, лучше меня глухой оставить, – пробухтела я и пихнула брату соску.
Он затих. Потом пустышка выпала, и он опять закричал. Я повторила действие. Снова затихание и снова крик в полную силу. Пришлось держать пустышку пальцем.
– Ему не холодно? – беспокоилась мама. – Из папиного окна не дует? А ремень не слишком давит?
Скоро у меня затекла рука. Брат так и не спал. Сосал пустышку, глазел в окно. Мы проехали всего несколько километров…
– Ты чего такая уставшая? – удивилась бабушка, открыв нам дверь.
Я только руками на неё замахала. Разулась, побежала в комнату. Там сидел Гуся с новым планшетом. Ну нет. Больше никаких детей сегодня!
Я выскочила и пошла на кухню. Лучше буду сидеть с кактусами, чем с людьми. С ними гораздо спокойнее.
– Дайте мне его подержать, ну дайте, ну пожалуйста! – послышался голос Гуси. – Он такой хороший, милый! Можно мне его поцеловать?
Я зажала уши. Вскоре ко мне заглянула бабушка, обняла, а потом сунула мне ножик, доску и варёные яйца. Понеслась всем известная подготовка к Новому году, которая пахнет мандаринами и огурцами, наполнена шумом, смехом и спорами, требованиями то включить телевизор, то выключить, звоном разбитого бокала, который обязательно смахнёт на пол какой-нибудь непоседа вроде Гуси, пересчётом тарелок, шипением и взрывами нетерпеливых салютов под окнами и прочими штуковинами, восхищающими только в детстве…
Во всех моих топиках по английскому и испанскому, которые я учила к экзаменам, говорилось: «Новый год – семейный праздник. Он объединяет людей». Сегодня, кромсая потихоньку то варёные яйца, то солёные огурцы и наблюдая за своими родственниками, я заметила, что Новый год ещё и здорово высвечивает одиночество. Например, бабушка хочет посидеть в тишине и послушать какую-нибудь передачу по «Культуре» о том, как празднуют Новый год в разных странах. Она в этом одинока.
Мама просит всех, кто завладевает пультом, оставить на экране «Голубой огонёк» – или как там теперь называются эти программы, где выступают звёзды эстрады. Мама утверждает, что у Кристины Орбакайте в этой передаче будет какое-то невероятно модное платье (она видела анонс), и ей хочется на него посмотреть. Больше на платье Кристины Орбакайте смотреть никто не желает.
Папа возится с новой гирляндой, которую купил только вчера. Она у него никак не загорается. Уже все ему сказали: «Брось», а он всё равно перебирает провода. Гуся хочет только играть в планшет, а Катя постоянно прячется в ванной с мобильным телефоном, и из-за двери слышно, как она робко и не слишком правильно говорит по-английски. Мишка, понятно, хочет есть и спать, спать и есть. В общем, все мы как лебедь, рак и щука, каждый хочет чего-то своего. А новогодняя ночь отличается от других только тем, что остальные члены семьи терпят, пока ты посмотришь на платье Орбакайте или зажжёшь несчастную гирлянду.
– Вон она, вон она! – возбуждённо закричала мама. – Маша! Посмотри, какое красивое платье!
– Певица должна петь, а не только платья носить, – ворчит бабушка.
– Она и поёт красиво, – вступается мама.
Я пожимаю плечами. Я не разбираюсь в русских певцах. Мой плейлист в телефоне полон солнечными испанскими мелодиями.
Наконец салаты нарезаны и заправлены, гирлянда зажглась, все наряжены – и мама с Катей, и ёлка, – планшет отнят у Гуси и водружён на такое высокое место, где он его достать не сможет. Даже Мишка накормлен, укачан и уложен в спальне у бабушки. Мама довольна – удастся спокойно встретить Новый год. До боя курантов остаётся час.
– И что я буду делать целый час? – заныл Гуся.
– Пошли жечь коробку? – предложил папа.
– Я думала, это после двенадцати надо делать, – озадаченно сказала я. – Вроде салюта.
– Да нет, не важно когда. К тому же после двенадцати маме может потребоваться моя помощь с Мишей…
Мы с папой и Гусей вышли в прихожую и начали потихоньку одеваться. Гуся у нас и так медлительный, да ещё и отвлекается на всё подряд. Притащил свой автомат, который мягкими пульками стреляет, и давай им хвастаться.
– Так мы и не успеем ничего сжечь! – возмутился папа, завязывая шнурки.
– Ой, иду! – испугался Гуся и положил автомат на коробку, которую мы собирались сжигать.
– Его тоже сжечь? – нахмурился папа.
– Нет, дядь Коль, не надо! – засмеялся Гуся.
– Тогда убери его отсюда.
– Сейчас, дядь Коль, только тетрадку возьму… тоже сжечь хочу. По математике. – У меня трояк в четверти, – прибавил он шёпотом.