В этой квартире часто смотрели телевизор. Он висел у них так, что мне было видно, какие передачи они там смотрят. Днём – программы про здоровье. Вечером – мультики про свинку Пеппу. Сейчас экран мелькал – показывал то свинку, то новости, то свинку, то опять новости.
– Видишь, они там ссорятся, – показала я Мишке, – спорят из-за пульта. Точнее, из-за того, что им смотреть.
Брат сделал понимающее лицо. Казалось, ещё секунда, и угукнет. А потом он перевёл взгляд на фонарь и стал глазеть на него, засунув в рот уже целый кулак. Руки у меня затекли, и он перестал казаться мне лёгким. Наоборот, так и тянуло к полу.
Я присела на табуретку у окна, положила Мишку на колени. Во рту пересохло. Чаю хотелось до смерти. Я протянула руку к чайнику, но Мишка тут же схватил меня за крестик, который навис прямо над ним, и потянул. Я испугалась, что опрокину чай на него. Осторожно отцепив влажную ладошку от крестика, я погладила брата по голове и всмотрелась в его лицо. Он был здорово похож на маму.
У меня заболели шея и спина. Мне уже почти хотелось, чтобы мама проснулась и забрала его. А вдруг она проспит всю ночь? Вдруг я останусь с братом тут, на тёмной кухне, как на дне колодца? Сколько мы сидим? Полчаса? Час? Наверное, всего минут десять. А кажется, что вечность. Как мама его таскает, ума не приложу… Но и бросить, конечно, не бросишь…
Вчера, после разговора с Катей, я гуглила «как приучить младенца к кроватке». И нагуглила совершенно удивительное! В одной статье было написано, что, если младенца оставить в кроватке и уйти, он станет думать, будто ты ушёл навсегда! Вот уж что мне в голову никогда не приходило. А они не понимают, что ты вернёшься! Они поэтому так и кричат как резаные. Думают, всё. Бросили их. Каюк.
Это как я сейчас, вроде бы брошена. Сижу тут на тёмной холодной кухне с восьмикилограммовым мешком картошки. Но на самом деле я знаю, где спит мама, могу к ней пойти. Ещё могу позвонить папе, пожаловаться. А брат не может. Ни позвонить, ни пойти. И ещё я всё-таки по своему выбору тут сижу. Решила помочь маме – значит, решила. Как в том детском рассказе про мальчика, давшего честное слово.
Захотелось спать. Я оторвала листик базилика от лохматого букета. Помыть бы… А Мишку куда? Я сунула листок в рот. Горько. Зато сон прошёл. Хорошо, что хоть в туалет мне не нужно… Не идти же туда с младенцем на руках.
Стемнело. Я уже не видела очертаний чайника и кастрюль на плите. Зато видела Мишкину улыбку. Вот человек! С чего он взял, что я не убийца и не вор? Я же не мама, накормить его не смогу. А он всё смотрит на меня и улыбается в темноте.
Я вдруг подумала о том, что люди в семье – как слова в предложении. Они связаны между собой по смыслу. Лиши семью одного человека – смысл начнёт меняться. Я это чувствовала с Катей. А когда к семье прибавляется слово, то есть человек, семья начинает звучать по-новому. Как новое предложение. И получается новый смысл.
В нашей семье ещё не было человека, который умел бы в темноте молча улыбаться другому.
Тут у Мишки забурлило в животе так громко, словно он выпил литр кваса. Он закричал, и прибежала мама, сонно потирая глаза.
– Два часа?! – потрясённо спросила она. – Я спала два часа подряд? Маша… Спасибо!
– Не вопи, – сказала я Мишке. – Вон твоя молочная ферма прибыла.
Мама забрала его и, зевнув, улыбнулась. Она здорово напоминала маленького Мишку. Мне захотелось стать похожей на них обоих. И ещё почему-то захотелось плакать, так что я на всякий случай отвернулась к окну. В доме напротив «Свинка Пеппа» победила ведущего новостей и теперь скакала по экрану во всю прыть.
– Знаешь, – снова зевая, сказала мама, – у меня такое чувство, что я выпила не чай с мятой, а две чашки кофе подряд. Такая бодрость. И ещё знаешь что? Давай всё-таки проводим Катю в этот четверг в аэропорт?
Наверное, после двух часов сна мамино слюдяное окошко тоже слегка посветлело.
Кому: Хорхе Рибаль
Тема: Уже лучше
Привет, Хорхе!
Слушай, я всегда готова поддержать поэта. И город люблю. Только выходит, что один глаз смотрит на другой. Это ведь жуть, не?
Дела получше. Кажется, на дне моря поблескивают сокровища.
Воодушевлённая,
Мария
Глава 42Центр моих надежд
«Маша Никалаевна, нам нада встретится и пагаварить».
Да, именно такое письмо пришло мне через вотсап с номера Розы Васильевны. Уверенная, что знаю автора, я ответила:
«Привет, Дана! Конечно, давай увидимся».
«Эта ни Дана, эта Роза», – пришёл ответ.
Весь день я старалась ловить в школе каждое слово учителей. Хотелось уравновесить собой вопиющую безграмотность, которая обитает в нашем мире всего в ста метрах от школы.
После уроков я отправилась в гости. Оказалось, что приходить на чай в такой роскошный дом – это совсем другое, чем приходить на работу. Ни театральный подъезд со стрельчатыми окнами не смущает, ни охранники.
Сегодня, кстати, дежурил Санчо Панса. Приклеивал купоны в буклет. Я порадовалась, что его не выгнали с работы из-за сломанной дверцы. С некоторых пор я стала сочувствовать всем, кто уволился, пусть даже по собственному желанию.
Не удержавшись, я заглянула в буклет. Охранники хотели выиграть лыжи. Пожалуй, ими можно пользоваться по очереди. Или поделить, каждому по одной.
Вторая радость ждала меня на пятнадцатом этаже. Мой друг, денежное дерево, ожил! Больше оно не роняло на пол листики-монетки, не желтело, не сохло, а прямо-таки лучилось здоровьем.
Третья радость – Дана. Мы обнимались, наверное, полчаса в прихожей. Данка висла на моих руках и заглядывала мне в глаза.
– Как ты долго болела! – воскликнула она наконец.
Я нахмурилась и глянула на Розу Васильевну. Та умоляюще сложила ладони. Что ж, когда смотришь на мир через слюдяное окошко – похоже на болезнь…
– Теперь-то ты будешь ко мне приходить? – испытующе посмотрела на меня Дана.
Её волнистые волосы были заплетены в крепкие косички, футболка с Минни Маус уже стала коротка, и хотелось одёрнуть её, чтобы прикрыть спину.
– Боюсь, что нет, Данк, – с сожалением сказала я. – Ты теперь ходишь на другие занятия.
– Я туда больше не пойду! – топнула ногой Дана. – Там сложно!
– Я как раз хотела тебя расспросить…
– Нет! Я тебе ничего не скажу! Ты там никогда не была! И не знаешь, как там трудно!
– Вот Машенька Николаевна тебя и проводит завтра, – заявила Роза Васильевна.
– Что?!
Снова умоляющий взгляд и молитвенный жест.
– Роза Васильевна! Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду!
…Вот так я и оказалась на ступеньках центра под вывеской с изображением кубика Рубика.
К началу занятий я не успела. Так что проводила Дану на занятия сама Роза Васильевна.
Она же встретила меня у метро, довела до центра и повторила свою просьбу: узнать, как проходят Данины занятия и есть ли улучшения с памятью. Во время чаепития выяснилось, что Ирэна приводит на занятия Дану раз в неделю, а потом забрасывает домой и упархивает на совещание. Сомневаюсь, что ей подходит слово «упархивает», но так сказала Роза Васильевна.
– А почему вы сами не спросите тех, кто в этом центре работает? – удивилась я.
– Ой, они там все учёные, я ничего не пойму, – отмахнулась Роза Васильевна. – А вы у нас, Машенька, во всём разбираетесь. Вы и расспросите. А потом мне разъясните. И если всё хорошо, спросите обязательно, что ей помогло. Может… орехи?
Внутри центр оказался крошечным. Его интерьер поражал: кругом сплошные кубики Рубика! В виде кубиков были и стойка администратора, и пуфики, и столики с игрушками для детей. Причём некоторые «кубики» были «собраны», а некоторые, например пуфики, выглядели так, словно их начал собирать великан, а потом бросил это занятие. На большом кубике-пуфике сидели с разных сторон сразу трое детей. Две матери и бабушка устроились чуть дальше, на разноцветных стульях. На столиках лежали настоящие кубики Рубика – собирай не хочу. Одна из мам крутила такой кубик в руках. На коленях бабушки лежал раскрытый журнал со сканвордами.
– Вы к кому? – приветливо спросила девушка-администратор в жёлтой футболке.
– Я по поводу Даны, – смущённо сказала я.
– Она на занятиях, – сказала другая девушка, в синей футболке, – присядьте!
– Нет-нет, я хотела бы поговорить про её успехи… Я её учительница.
Слово «бывшая» я не смогла произнести.
– А! – оживилась Жёлтая Футболка. – Минутку подождите!
Я осталась у стойки. На стене, выкрашенной в красный, синий и жёлтый цвета, были приклеены разные объявления. «Соблюдайте тишину!»; «Всё о нашей терапии»; «Всё о наших педагогах»; «Дислексия и её формы». Висел даже один рисунок с кривоногими человечками и подписью: «Спасибо кубику Рубика!» Я принялась читать «Всё о наших педагогах». К своему удивлению, обнаружила на листочке фото и краткую биографию и Жёлтой Футболки, и Синей. Значит, они обе не были администраторами. Они работали с детьми. Обе закончили педагогический. Любопытно…
Я оглянулась на детей. У одной девочки был синдром Дауна, а у мальчишки помладше – большая, больше, чем у моего папы, голова. Он носил очки на резинке, но постоянно пытался их снять, а когда ему это удавалось, то его зрачки съезжались к переносице. Бабушка тогда откладывала в сторону сканворд, поднималась и, ворча, надевала ему очки. Третий мальчишка внешне был обычный, только очень маленького роста.
Видно, проблемы с памятью бывают у всех. С памятью, а ещё с речью, с координацией, с моторикой, судя по листку с надписью «Всё о нашей терапии». И, судя по рисунку с кривоногими человечками, терапия ребятам помогала.
– Здравствуйте, – послышался низкий голос. – Я занимаюсь с Даной. Готов ответить на все ваши вопросы.
Ко мне подошёл парень, высокий, бородатый, в очках. Его я тоже видела на листочке, где было «Всё о наших педагогах».
– Что с ней? – выпалила я. – Что с её памятью?!