– А помнишь, в Библии Бог велел Адаму назвать всех животных и птиц? И тогда Адам уселся…
– Там написано, что уселся? – прицепилась Дана. – Мне Розочка читала, не помню, чтобы он сидел.
– Мне так кажется… Нужно, наверное, сидеть, потому что эта игра долгая. Очень важно назвать все правильно.
Понимаешь? Вот слово «акула». Слышишь, какое оно колючее… Как укол. «Акулу» никак нельзя было назвать «сюсюшечкой».
Дана засмеялась.
– Я буду называть все правильно, – пообещала она. – На мышином языке.
Льдина, на которой мы дрейфовали, превратилась в ковер-самолет. Я была Аладдином, который нашел волшебную лампу, и теперь джинн выполнял его желания. Покладистая Дана казалась красивее принцессы Жасмин. Вместо обезьянки Абу у нас был мышонок Тилли.
А роль злодея Джафара досталась Розе Васильевне. Я заметила, как она напряглась, когда Дане взбрело в голову не только проводить меня, но и обнять на прощание.
– Вот ты какая, Дана Андреевна, – с удивлением сказала она. – То даже маме прикоснуться к себе не даешь, то на учительницу с обнимашками бросаешься. Как там пел Коля Басков? «Сердце красавицы склонно к измене!»
– Ой, Розочка, мы так играли весело! – воскликнула Дана, обнимая и Розу. – Так играли!
– Играли? – переспросила Роза Васильевна, и ее нарисованные брови изогнулись еще сильнее. – А заниматься когда?
Я потянулась за деньгами на столике, но, услышав вопрос Розы Васильевны, отдернула руку. Не могла же я при Дане объяснять, что игра и была занятием. К тому же я не была уверена, что смогу все объяснить.
– Заниматься потом! – отмахнулась Дана. – Через двести лет! – И она потянулась ко мне, чтобы обнять еще раз.
– Подожди! – раздраженно одернула ее Роза Васильевна. – Не прыгай, егоза! Марьниколавна, денежку забирайте и до скорого! Дана! Шагом марш мерить зимнюю одежду.
– А обнять Машу?
– Потом! Вот помру, будете обниматься, – буркнула Роза Васильевна.
«Что это? – оторопела я. – Ревность?»
Глава 22Открытие
Ольга Сергеевна стучала мелом по доске. Почерк неровный, с загогулинами. Народ с напряжением всматривался в «вязь», но понять текст мешал не столько почерк, сколько новые слова: это был фрагмент из «Театра» Моэма. Многие сегодня столкнулись с неприятным открытием: настоящий, живой классический текст сильно отличается от адаптированного.
Я рисовала на полях тетради васильки.
– Ты все слова знаешь? – спросил Ромка вполголоса.
Я пожала плечами, не поднимая головы. Лепестки васильков выходили остроконечными, как зубы дракона.
– И даже не глянешь? – поразился Ромка.
– Неохота думать об уроках, – отозвалась я.
– А о чем охота?
– О работе.
– Ты работаешь?!
Ольга Сергеевна обернулась на нас.
– Олимпиадные задания, – со значением сказала она, но мое внимание было приковано к Ромкиной тетрадке, на последней странице которой он вывел:
«Зачем тебе работать?»
«Коплю на поездку в Испанию».
Ромка нарисовал пару волнистых линий и приписал к ним знак вопроса.
«Нет, не море. Учеба», – ответила я.
Ромка приподнял брови. Нарисовал восклицательный знак и приписал: «Круто».
Потом, глянув на доску, пошевелил гу бами. Переписал в тетрадку предложение с доски и снова раскрыл ее на последней странице.
«Помогла система?»
– Нет! – фыркнула я в голос.
– Маша! – потрясенно сказала Ольга Сергеевна. – Встань, пожалуйста.
Сидевшие впереди обернулись. Всем было любопытно, как Ольга Сергеевна отчитает любимицу. Но я не боялась.
Я теперь сама была преподавателем.
– Если бы фразу написали по-русски, тут бы стояла запятая? – спросила Ольга Сергеевна, указав на доску.
– Да.
– А в английском языке какие правила?
– Правила постановки знаков препинания в английском и русском отличаются, – отчеканила я. – Но в этом конкретном случае тоже должна была бы стоять запятая.
– Почему же ее тут нет? – с одобрением спросила Ольга Сергеевна.
– Авторская пунктуация, – небрежно ответила я.
Она улыбнулась, но коротко. Девчонки говорили, она не любит улыбаться, потому что боится мимических морщин.
– Хорошо, садись, – велела Ольга Сергеевна. – Больше не болтай. Переписывай текст.
Арсен переглянулся с Наташкой и скорчил гримасу. Мол, любимица и есть любимица.
Едва я уселась, Ромка подчеркнул слово «круто» жирной чертой. Я отмахнулась и прошептала:
– Она любит словосочетание «авторская пунктуация».
Я случайно попала. Честно.
Мне показалось, Ромка улыбнулся, но он тут же опустил голову. А я тем временем вытащила из пенала красную ручку и зачеркнула слово «система». «Моя ученица еще не ходит в школу. Твои система и строгость тут не работают».
«Я же не знал, что речь идет о малышах, – обиженно ответил Ромка. – У них свои правила обучения. В интернете посмотри».
– Точно! – прошептала я.
– Ты не смотрела в интернете?! – удивился Ромка.
– Смотрела… Но не подумала, что у малышей свои правила!
– Вот то-ормоз, – протянул Ромка, и я ткнула его локтем в бок.
Он как-то странно булькнул.
– Маша, не отвлекайся…
Голос англичанки звучал умоляюще. Я кивнула, пробормотав «извините», и склонилась над тетрадкой.
Я не собиралась отвлекаться. Отвлекаться на английский, который я знаю лучше русского.
Я принялась рисовать в тетради папу-повара и маму-изобретателя из семейства Ратон. Ромка хотел заглянуть ко мне в рисунок, но я прикрывала его рукой. Ромка все же не был мне другом.
Вечер пролетел так быстро, будто его кто-то выдул в форточку. Забыв о том, что мама просила почистить картошку к ужину, о том, что у меня порвался пенал и надо бы сходить купить новый, и даже о том, что Ромка поставил лайк не только на мой анекдот на испанском, который я вчера запостила во «ВКонтакте», но еще и на три моих фотографии, я застряла на сайте lingvachild.ru.
Открытие меня поразило. Не нужно было изобретать велосипед, вот он, человеческий опыт преподавания языка малышам, – открыт и бесплатен.
Сколько же всего можно делать с малышами, чтобы научить их иностранному языку! Петь, играть, учить стишки, рисовать, создавать поделки, разыгрывать сценки… А я со своими местоимениями, со своей системой.
Но самое большое изумление у меня вызвал урок, с которого создатели сайта рекомендовали начать:
«Движения тела – это первые навыки детей, которые они начинают осваивать активнее всего. Первый год их жизни в основном посвящен тому, чтобы освоить основные способы движения. Параллельно ребенок начинает осваивать речь… Поэтому первыми глаголами в наших уроках будут глаголы движения. Их легче всего объяснить без перевода: нужно только выполнять эти действия».
– Какие же вы там все умные, ребята, – прошептала я.
Конечно, Дане понравится, если мыши будут бегать и прыгать!
Я принялась выписывать в блокнот словосочетания:
«Я бегу», «Ты бежишь» и «Побежали вместе?». Потом, сменив синюю ручку на зеленую, стала переписывать всякие советы, например: «Не учите детей отдельным словам! Учите фразам, ситуациям!» Я писала и ахала. Это было то, что нужно.
За окном стемнело, папа давно ушел, а мамы все не было.
Она прислала эсэмэску: «Поставь картошку на плиту, скоро буду». «Ага», – ответила я, поднимаясь со стула, но тут же вернулась на место, прочитав: «Картинки, которые вы показываете ребенку, должны быть смешными и интересными». Я содрогнулась, вспомнив, как заставила Дану читать местоимения.
Если раньше при мысли о пятнице меня охватывало уныние, то теперь я ерзала на месте от нетерпения. Теперь можно не бояться Розы Васильевны. Я готова доказать, что не зря играю с Даной.
– Сырая нечищеная картошка? – удивилась мама, когда вошла в кухню. – Ее предполагается есть так? Прямо из пакета?
– Открытие! Открытие! – прыгала я вокруг нее. – Великое открытие!
– Поем и послушаю, – устало сказала мама, опуская на табуретку сумку.
Я выхватила у нее сумку и принялась разбирать фрукты. Выхватив два лимона, попыталась жонглировать ими, но не вышло.
– С помидорами даже не пробуй! – пригрозила мне мама.
– Помидоры, помидоры! – запела я, кружась вокруг нее. – Салат из помидоров и пельмени! Вот еда изобретателей и мыслителей!
Мама все ворчала, но после ужина оттаяла. Вышла из кухни и вернулась с розовой ленточкой в руках.
– Помнишь?
– Конечно. Я выиграла в седьмом классе районную олимпиаду по английскому с этой лентой в волосах, – улыбнулась я. – Девяносто баллов из ста!
– Наденешь в субботу?
– Мне и так повезет, – отмахнулась я, но мама все-таки сунула мне «счастливую ленточку» в карман куртки.
– Я тобой горжусь, – сказала мама. – Хотя если бы ты и картошку почистила, то гордилась бы еще больше.
В пятницу урок превзошел мои ожидания. Дана заставляла мышей «прыгать», «бегать», «танцевать», «петь». Она самозабвенно играла, не забывая повторять за мной слова мышиного языка. Я едва успевала их произносить. Они слетали с кончика моего языка и устремлялись в надежное хранилище Данкиной памяти.
Роза Васильевна снова перебирала одежду и на занятии не присутствовала. Прощалась она сквозь зубы, но меня это больше не расстраивало.
Выйдя из квартиры, я вытащила из кармана «счастливую ленточку», завязала на колючем алоэ бантик. И засмеялась – звонко, на весь подъезд.
Потом сбежала вниз по лестнице и возле почтовых ящиков хихикнула вновь: представила, как, украсив колючего охранника, завяжу бантик и двум остальным.
Воздух на улице был морозным, и, хотя безумно хотелось петь, я сдержалась. Побоялась повредить связки: наши учителя все время жалуются на эту болезнь.
Тогда я прошептала глупую детскую считалку: «Якцыдрак, цыдрак-цыдрони», вытащила телефон и позвонила бабушке.
– Я учу! – воскликнула я, когда мы с бабушкой обменялись приветствиями. – Учу ребенка, как настоящая учительница!