Я набрала Ромкин номер, но тут мое внимание привлекла толпа людей за окном. Они обступили памятник, возвышающийся над музеем космонавтики. В руках у каждого было по синему шарику. По чьей-то команде люди отпустили шарики в небо. Их было много, этих синих шаров, целая тысяча, и среди них – один ярко-розовый, огромный, как планета. Это было так красиво…. Я сжала телефон, не в силах оторвать взгляд от синей стаи, которая несла на своих крыльях гигантскую розовую планету.
– Алло? – сказал Ромка, и я вздрогнула.
Потом поднесла трубку к уху и пролепетала:
– Привет… Тут такое… На ВДНХ… Красиво. И вообще.
– Не понял, – сухо ответил Ромка. – Ты получила мою эсэмэску?
– Да! – неожиданно рявкнула я. – И я поняла, почему ты хочешь со мной заниматься! Вовсе не из-за полезных штук! Тебе приятно заниматься с глупой мной, а не с умной Улей!
И тут Ромка захохотал так, что услышали, наверное, даже шарики в небе. Они поднимались все выше и выше, к той звезде, где рождаются гениальные мысли…
Глава 39Статья и спор
После завтрака я достала из шкафа конверт с деньгами.
Так странно было держать в руках эту пачку! Даже не верилось, что я все это заработала сама. «А главное, теперь мне открыты любые возможности! – подумала я. – Могу эти деньги потратить на все, что захочу! Могу отправиться в поход на озеро Байкал. Или вообще собаку купить».
Про собаку – это я, конечно, хватила… Но все равно при мысли о свободе, которую мне давала пачка денег, по спине бежал легкий приятный холодок.
А как приятно было принести эти деньги в класс! Я принесла всю пачку: вдруг нужно будет сдать Беатрис не только деньги на билеты, но и оплатить весь курс? Папа проводил меня до дверей школы.
– Когда у вас все закончится? – спросил он.
– Через два часа, но ты меня не встречай, – попросила я.
– А если она не все деньги собирает сегодня, а только на билет? – прищурился папа. – Обратно свой волшебный конверт на метро повезешь?
– Да, на метро! – решительно сказала я.
– Хоть от метро позвони, – попросил папа. – На станции встречу…
Я хотела подойти к Беатрис перед уроком, но она остановила меня жестом и добавила по-испански:
– Сначала тест, Мария!
– Какой тест? – возмущенно спросили все.
– Тест на взросление, – усмехнулась Беатрис. – Проверю, насколько вы выросли за этот год и можно ли со спокойной совестью отпускать вас на лето.
Только сейчас я обратила внимание на то, что Беатрис очень торжественно одета: белая блуза с черным бантом, синяя юбка-карандаш, каблуки… Я запаниковала. Конечно, стоило догадаться: на последнем уроке по испанскому обязательно должен быть тест. Я ведь и сама собиралась устроить Дане экзамен на последнем уроке, даже Ирэну пригласила с Данкиного позволения. А тут – тест за целый год.
– Такое со-о-олнце, – протянул обиженно кто-то на задней парте, – а мы те-есты пишем…
– Повзрослели не все, – констатировала Беатрис, и в классе засмеялись.
Тест оказался не слишком сложным. Я быстро сделала все упражнения и подняла руку:
– Готово!
– Я проверю тесты при вас, – объявила Беатрис.
– У-у-у… – затянул класс.
– Зато вы больше меня не увидите в этом учебном году.
– А вы нас!
Беатрис фыркнула. «Какая она славная, – подумала я, наблюдая за тем, как испанка, вооружившись зеленой ручкой, проверяет тесты. – Такая естественная… Может засмеяться с нами, а может приструнить. Но при этом не давит! У каждой учительницы есть свой бзик. Математичка обожает нас контролировать. Историчка ищет „личность“. Англичанке нравиться выбирать любимчиков и „развивать их способности“. А у Беатрис нет никаких бзиков!»
Мне захотелось стать такой же учительницей, как Беатрис.
Я тоже не буду черкать красной ручкой в тетрадях своих учеников, а заведу зеленый карандаш и стану рисовать грустные и веселые рожицы на полях. «Правда, – мелькнуло у меня в голове, – если я буду работать в обычной государственной школе, как наши англичанка с историчкой, то у меня, наверное, и не такие бзики появятся… Беатрис ведь легче, она преподает на факультативе тем, кто хочет учиться».
– Мария, – негромко позвала меня Беатрис.
Я подскочила с места, схватила рюкзак. Наконец-то я могу передать деньги за билет, спросить, когда привозить оплату за курс… Волшебный момент, о котором я мечтала весь год, настал. Я оплачиваю свое обучение.
Глава 40Тест на взросление
Беатрис протянула мне листок. Вид у нее был сочувствующий. Зеленая рожица на полях выглядела печальной.
– Как? – изумилась я. – Десять из пятнадцати?
– Ты хотела сдать деньги? – мягко спросила Беатрис, выдвигая ящик стола и вытаскивая прозрачную папку-файл с документами, на котором было наклеено слово Barcelona.
– Но у меня десять из пятнадцати…
– Это не влияет на курс, тебя примут в любом случае.
Только уровень будет чуть ниже, чем ты рассчитывала, – увещевала Беатрис. – Ничего, подтянешь грамматику.
– Но почему, как так вышло?!
Я едва не плакала. Еле сообразила передать Беатрис конверт, но она вернула мне его со словами:
– Только за билет, Мария, пожалуйста. Остальную сумму нужно будет сдать секретарю через пару недель. Еще решается вопрос о групповой скидке, а билеты уже нужно заказать.
Я мрачно кивнула. Потом убрала конверт с оставшимися деньгами в рюкзак. Села за парту, принялась изучать свой тест. Беатрис снизила мне баллы совершенно заслуженно. То, что я считала легким упражнением, оказалось очень непросто. Я выбрала неправильное время глагола, ошиблась в написании нескольких слов… Ужасно. А ведь я преподаю испанский…
– Я перепишу! – решила я. – Беатрис! Когда можно прийти еще раз?
Беатрис назвала меня la chica loca, что в переводе означало «сумасшедшая девчонка». Потом улыбнулась и сказала, что вообще-то она уезжает домой буквально завтра.
Но тест может повторить со мной – по скайпу.
В машине меня ждал не только папа, но и мама. Папа успел за ней съездить домой и вернуться.
– Будем отмечать твой последний учебный день! – сообщила мне мама. – В «Шоколадницу» пойдем!
– Папа говорил, там дорого, – удивилась я.
– Один раз в году – можно! – весело сказал папа. – Ты что будешь, Машка? Как обычно – пирожное «картошку»?
Я кивнула и уставилась в окно.
– Как вообще дела? – спросил папа, глядя на меня в зеркало. – Деньги отдала, все хорошо?
– Ага.
– Что-то ты неразговорчивая, – заметила мама.
– Расте-ет… – протянул папа. – А помнишь, в детстве спрашивала по дороге: «А это что за знак? Он что запрещает? А вон тот? А почему на светофоре стрелка горела?»
– «А вон та машина куда поехала?» – вспомнила мама.
Тема моего взросления так захватила родителей, что, когда нам в кафе принесли пирожные, папа поднял кружку кофе и сказал:
– Предлагаю тост. За большую Машу. За человека, который начал с того, что стал сам ездить в школу на метро.
– Всего-то три остановки, – возразила я.
– Все равно! Потом стал работать. Готовить родителям завтрак по выходным. Научился наводить порядок в шкафу.
– Чего-то у тебя все в мужском роде выходит, – с недоумением сказала мама, но папа отмахнулся, едва не расплескав кофе.
– И теперь, – торжественно продолжил он, – человек едет сам в чужую страну.
– Я надеюсь, не совсем сам-то, – тихо добавила мама.
– Поэтому выпьем кофе за то, чтобы Маша достигла высшего уровня самостоятельности! – объявил папа. – Научилась заправлять за собой постель!
– Папа! – возмутилась я, но мама залилась таким смехом, что я не смогла на них долго сердиться.
– Я думала, ты скажешь: «Выйдет замуж», – пояснила она. – А ты – постель заправлять!
– Разве я не прав? – удивился папа. – Ну а в целом, очень даже взрослый человек наша Машка.
– Прекратите меня хвалить, – потребовала я. – Вы оба прекрасно знаете, что без вас ничего бы не вышло. Ни работы… ни завтраков. А то вы меня нахваливаете так, буд-то я и правда замуж выхожу. Смотрите! Поверю, что я совсем взрослая, и… оплачу наши пирожные!
– Этого мы и добиваемся, – хором ответили родители.
Хорошо было с ними сидеть, хоть они и разошлись как младенцы и никак не получалось их утихомирить. Мы сдвинули два круглых столика, и солнце играло бликами то на одном, то на другом. Папа сидел боком к окну, устроив на подоконнике локоть, как на бабушкином пианино, а за его спиной мелькали «весенние люди»: кто в куртке, кто в плаще, а кто и просто в пиджаке, девушки в мини-юбках и с распущенными волосами… У мамы были огромные смешливые глаза, как у маленькой девочки, которая первый раз попала в «Шоколадницу», и ее удивляло все: от витрины, заставленной кусочками тортов, до сахара в пакетике, – а папа пил кофе и щурился то ли от солнца, то ли от удовольствия…
А потом у мамы из сумки заговорил ворчливым голосом Винни-Пух. Когда она достала телефон, то еще улыбалась в ответ на очередную папину шутку («Следующую чашку кофе я выпью за новые окна, которые мы поставили и которые превратили мое ледяное лежбище в нормальную кровать!»). Я успела увидеть фотографию Гуси на экране маминого телефона.
– Катюх, у тебя срочно? – улыбаясь, спросила мама. – Перезвоню, может?
А потом улыбка исчезла. Мама напряженно спросила:
– Какие люди? Сейчас?!
Папа поднял голову.
– Какие деньги? Ты шутишь?! Так это… Катя… Я не знаю…
Кать, ты что?! Я поняла… Они ушли? А, это один человек. Так отдай ему эти коробки! Почему не можешь?
Мама умолкла, взволнованно слушая Катю. Мы не сводили с мамы глаз.
– Зачем ты вообще связалась с этими людьми?! – закричала мама на все кафе и тут же отняла телефон от уха, с недоумением уставившись на него. – Положила трубку…
Мама попыталась перезвонить Кате, но та была недоступна.
– Едем, – поднялась мама.
– Подожди, – остановил ее папа. – Надо расплатиться… И вообще. Что случилось-то?