Сегодня, как никогда, в момент крушения всех духовных, моральных и политических ценностей, на твои плечи, русский национальный офицер, ляжет вся тяжесть спасения Родины, а потом и остального мира.
Современный военный механизм — это чрезвычайно сложная машина. Он требует весьма тщательной и очень серьезной подготовки перед тем, как исторической судьбе бывает угодно привести его в движение.
Война подготавливается Генеральным штабом. Это чисто военная работа. В связи с ней начинает действовать аппарат политики государственной стратегии.
Одновременно еще в мирное время, а потом и во время войны разворачивается деятельность и политика классической дипломатии, финансов, военной промышленности и связанной с ней торговли, психолого-социальной и идеологически-пропагандистской мобилизации и целого ряда иных вспомогательных мер и действий.
От правильно ведущейся политики и работы всего этого комплекса человеческой деятельности зависит вопрос не только победы или поражения, но просто самого государственного существования. Шекспировское «То be or not to be», то есть быть или не быть, полностью зависит от соответствующей координации действий вышеупомянутой политики.
Жизнь показала, что весь этот комплекс в мирное и в военное время влияет на работу политики государственной стратегии, а что еще важнее — часто вообще ставит стратегию в зависимость от себя, и этим предопределяет весь дальнейших ход военных событий. И наоборот, неправильно понятая политика государственной стратегии выражается в ошибочных оперативных планах и этим на долгое время лишает свою дипломатию естественных государственных базисов и заставляет ее подписывать нездоровые или просто преступные договоры.
Первым классическим примером может служить самоубийственная государственная политика Германии во время Первой и, в особенности, Второй мировой войн. Благодаря полному отсутствию помощи со стороны дипломатии, а часто под ее преступным влиянием, блестящая германская стратегия, опиравшаяся на первоклассную армию, шедшую от одной победы к другой, в конце концов должна была проиграть кампанию, и еще вчера несокрушимые полки складывали оружие и сдавались на милость победителя.
Прекрасным примером второго случая является военная политика генерала Маршалла, начальника американского Генерального штаба во время последней войны, заставившего союзников предпринять стратегическое наступление в Нормандии вместо высадки на Балканах. Эта стратегия лишила англосаксонскую дипломатию здоровых основ в дальнейшей работе и этим привела ее к Ялтинскому и Потсдамскому договорам.
«Благодаря исключительно правильному пониманию доктрины Клаузевица, — пишет английский военный историк генерал Фуллер, — Советская Россия, ведя военные действия, ни на одну минуту не забывала о своих политических целях и все время старалась работу политики согласовать с оперативным ходом кампании. Сегодня Советы могут считаться единственной страной, выигравшей Вторую мировую войну».
Советы координировали, так сказать, штатскую политику с военной или, вернее, первыми вышли на путь, быть может, несознательного понимания существования квинтэссенции всех политик, то есть политики государственной стратегии, позволив ей действовать согласно непреложным законам, и могут похвастать успехами поистине в планетарных масштабах.
Из этих исторических примеров мы видим, как важно знать не только то, что такое политика вообще и военная в частности, не только то, что о ней говорят или пишут, а то, что она, эта таинственная политика, действительно существует, развивается и действует согласно своим и только ей присущим законам. Сегодня она решает судьбы народов, а завтра будет, по всей вероятности, решать судьбы мира.
Нам, военным, людям дела, а не слова, нужно твердо знать не только то, что хочет и как хочет политика, но и весь механизм ее действия. Другими словами — мы должны уметь делать политику.
Современному офицеру Генштаба необходимо, хотя бы в общих чертах, знать и уверенно ориентироваться в политике, то есть во всех возможностях следующих отраслей государственного аппарата: он должен разбираться в финансовой политике страны и в ее промышленно-торговом потенциале; он должен знать, что они могут дать, чтобы быть в курсе, какие им можно предъявить требования; он должен понимать и чувствовать идеологическую, пропагандистскую и социальную политику своего правительства; он точно должен уметь взвешивать морально-мобилизационную силу своего народа, его психологию и биологическую мощь.
Политика является прямой функцией каждого из указанных видов деятельности человека и, разбираясь в ней, он будет разбираться в общем ходе государственной машины, и благодаря этому не будет вслепую, опираясь только на количество дивизий, калькулировать и строить стратегические и оперативные планы.
Эти виды политики надо знать в общих чертах.
Иначе обстоит дело с так называемой классической политикой, которая до сих пор считалась исключительно монополией государственной дипломатии.
Только что было формулировано понятие политической деятельности, а потому, продолжая его, констатируем следующее правило: государственная политика, являясь функцией работы ее дипломатии, находится в прямой зависимости от потенциальной и динамической силы данного народа, с принятием некоторой поправки относительно его геополитического положения.
Выразителем государственной мощи народа является его армия, а потому ее сила и динамика — плюс географическое положение — дают тот фундамент, на котором должны строиться цели и задачи государственной дипломатии.
Каждая нация так же индивидуальна, как отдельно живущий человек.
Человек рождается, растет, развивается и, достигнув максимума своих возможностей, постепенно сходит вниз и умирает. Тоже явление мы наблюдаем и в жизни наций. Они рождаются, играют свою историческую роль и, дойдя до своего зенита, постепенно дегенерируют и сходят с международной сцены.
Человек индивидуален, и нет равенства в природе. Один рождается сильным и способным, другой — слабым и бездарным. Один долго живет и плодотворно работает, другой — умирает еще в раннем детстве или всю жизнь остается ни к чему не пригодным.
Также обстоит дело и с нациями.
Есть нации, которые сходят с исторической сцены, едва на ней появившись, другие развиваются в средние государственные организмы, но есть и третьи, которые, выявляя чрезвычайную биологическую и динамическую силу, идут вперед, покоряя и всасывая организмы слабого соседа, и, разрастаясь в великие империи, дают миру свою культуру и цивилизацию.
Сегодня эту национальную динамику клеймят модным словом «империализм», не понимая, что, согласно железному закону природы, сильный господствует над слабым, и что никакая сила не может ограничить саму себя.
Божественное иерархическое начало, построенное на абсолютном неравенстве, не является земным, человеческим изобретением — оно продиктовано нам с высоты небес.
На основании вышеизложенного выводим следующее правило: нации индивидуальны и каждой из них предназначена свыше какая-то историческая роль, а потому задачи государственной политики должны быть строго согласованы с исторической миссией данного народа.
Преследование дипломатией целей, не отвечающих духу нации или находящихся в прямой противоположности к ее исторической роли, приводят в конце концов государство к полному военному и дипломатическому поражению, а в окончательном счете — и к государственно-политической смерти.
Мудрая и острожная политика, умеющая сочетать историческую миссию нации, ее силу и геополитическое положение, ставящая соответствующие этому политико-стратегические задачи, может рассчитывать на полный успех в своей работе.
Вот почему сегодня политика дипломатии так тесно связана с политикой стратегии и нахождение динамического равновесия между ними, а также метода совместной работы, является одной из задач моей книги «Война и политика».
Какие же причины заставляли до сих пор столь важные отрасли политики, как политику государственной дипломатии и стратегии, маршировать отдельно, независимо друг от друга, а что еще хуже — часто вступать в войну, совершенно не согласовав свои возможности и цели?
Результаты такой нескоординированной работы этих основных элементов политики государственного аппарата, как показывает история, приводили к следующему. В первом случае дипломатия ставила стратегии, то есть своим вооруженным силам, задачу, явно превышающую их возможности в данный исторический момент жизни нации. Во втором случае дипломатия или не умела использовать побед своих армий или, будучи неправильно ориентированной в их еще неисчерпаемых силах, заключала слишком поспешно договоры, явно противоречащие достоинству и мощи нации.
Третий, теперь очень модный вид дипломатии — это конструировать трактаты, совершенно нежизненные и неприемлемые для какой-нибудь из сторон.
Договоры эти противоречат всякому здравому смыслу, нормальному духу истории, развитию, промышленно-торговому и политико-социальному биологическому положению, а в большинстве случае они абсолютно аморальны.
Эти договоры, заключенные, вернее, умышленно проведенные по принципу «Горе побежденным!», оскорбляя до крайности национальные чувства проигравшего, являлись до сих пор, и будут являться впоследствии исключительно материалом для разжигания шовинистических страстей и подготовки почвы для будущего, еще более кровавого вооруженного конфликта.
Историческим примером первого случая являются цели, указанные германской дипломатией своей стратегией во время Первой и Второй мировых войн.
Задачи в 1914 году — разбить англо-франко-русский блок, предварительно сбросив со счетов бельгийские части и установить гегемонию в Европе.
Одновременно захватить и получить политико-экономическое преобладание на Ближнем Востоке, выйдя к берегам Персидского залива.