В 1939–1941 гг. основной целью было дано сломать англофранцузское, с их европейскими сателлитами, сопротивление и, организовав под прикрытием штыков новую Европу, двинуться на Восток с задачей отбросить Россию — СССР — за Урал, захватить политическое и экономическое обладание территорией Западной и Южной России, а также кавказскими нефтяными источниками.
Оба раза поставленные политикой-стратегией задачи, и без вмешательства Америки, были не под силу германскому вермахту.
Знаменитый Берлинский конгресс является характерным примером для второго случая, когда русская дипломатия не сумела отстоять интересов своего государства и использовать блестящие победы русских войск над турецкими армиями.
Вторым примером будут позорный Портсмудский договор[14], заключенный в тот момент, когда Япония исчерпала все свои военные возможности, а Россия, оправившись от первых неожиданно-предательских ударов на своем колониальном театре военных действий, провела мобилизацию внутри империи и начала сосредотачивать превосходящие силы на Дальнем Востоке, готовясь к решительному наступлению.
Исторический миф японской победы правилен, но только не над русской армией, а над нашей дипломатией, ибо готовившийся разгром японских армий был сорван бездарной политической работой графа Витте.
Классическим примером третьего разряда деятельности дипломатии является сделавшийся пресловутым Версальский договор, составленный по всем правилам теперешнего дипломатического искусства. Как показала жизнь — так договоры составлять нельзя, больше того, заключать так договоры нельзя, — это значит совершать преступление по отношению к человечеству.
Версальский трактат в недрах своих таил кровь грядущей Второй мировой войны и стал прародителем Атлантической хартии, Ялтинских и Потсдамских соглашений. Он настежь распахнул исторические ворота в Европу для победоносно теперь марширующей всемирной революции.
В предыдущей главе мы задали вопрос: какие же причины разделяют столь трагическую по своим результатам работу дипломатии и стратегии?
Прежде всего, сам исторический процесс формирования политических истин. Политика, как и каждая наука, расширялась, но и осложнялась в своей работе, по мере того, как разворачивалась наша теперешняя техническая цивилизация. Из элементарных, несложных положений политики первых примитивных государственных образований она, проделав долгий путь, перешла в работу современной дипломатии, зависящей не так, как раньше, только от геополитического положения страны, количества населения и напряжения силы динамики данного народа, но зависящей теперь от целого ряда функций сложного государственного аппарата и от давящих на него в процессе исторического развития промышленности, торговли, финансов, форм государственного строя, а также от высоты достигнутого морального, политического и социального прогресса.
Прежде всего, вышеуказанные отрасли политико-хозяйственной жизни нации не имели своей историко-государственной деятельности явно выраженной и только им присущей политики. За них говорила и их интересы представляла государственная дипломатия, державшая в своих руках монополию политики целого.
Ход истории и все больший нажим на политику дипломатии новых политико-хозяйственных требований заставил ее в поисках денег, сырья, развития собственной промышленности, торговли, закрепления за собой колоний и новых рынков, указывать своей стратегии все новые и новые цели. И очень часто не считаться с ее возможностями или, вернее, с реальной военной мощью. Часто, не понимая основных законов военного искусства, политика их нарушала, за что народам приходилось впоследствии дорого расплачиваться.
Прикрываясь авторитетом верховной власти, дипломатия пытается подчинить себе стратегию или влиять на нее в полном смысле этого слова. Она начинает ставить стратегии совершенно невыполнимые военно-исторические задачи или указывать на недостижимо фантастические цели. Больше того, она пытается вмешиваться в чисто военную область стратегии, менять порядок задач, распределение средств или способов их выполнения. Однако тот же исторический процесс, расширив задачу и работу дипломатии, под влиянием грандиозного технического прогресса развернул до небывалых размеров тактические возможности вооруженных сил и, этим увлекая полет стратегической фантазии, чрезвычайно осложнил ее оперативную работу.
Стратегическая подготовка войны потребовала не только разработки сложных оперативных планов, но и мобилизации почти всей государственной промышленности, торговли, а также морально-психологической мобилизации всего народа.
Идя по линии обеспечения «свободы маневра», стратегии пришлось заняться организацией средств связи и передвижения, и не только в границах своего государства, но и далеко за его пределами. Вопрос свободы коммуникации по внутренним или внешним операционным линиям, в связи с возможностью хозяйственной блокады, сделался решающим фактором в условиях современной войны. Тактический афоризм гения войны Наполеона, что успех сражения зависит от занимаемых позиций, расширенный стратегически немецким генералом Хаусхофером[15] в науке о геополитике, заставил государственную стратегию искать новых возможностей, чтобы еще задолго до начала военных действий занять соответствующие исходные стратегические позиции или опорные оперативные пункты. Выход стратегии за границы собственного государственного образования для проведения подготовки будущей кампании, а также контакт ее с политикой промышленной, хозяйственной и социальной, плюс учет психологически-мобилизационного фактора жизни страны, заставил стратегию в поисках лучшего решения, поставленных ей исторических задач, искать новые методы своей работы или нового выхода из положения.
Сама жизнь подсказала решение вопроса и дала ей нового союзника. Родилась революционная доктрина военной политики и, таким образом, прежде чем быть научно установленной, начала действовать политика государственной стратегии.
Совершенно ясно, что новая и только что рожденная политика, как и каждая иная, начав действовать, стремилась в силу уже самой своей военно-тоталитарной сущности влиять или просто командовать всеми иными видами государственной политики, с которыми она приходила в соприкосновение во время своей работы, а потому трагический конфликт между обоими видами политики, то есть между работой дипломатии и стратегии, был с этого момента неотвратим. Но понадобился опыт двух последних войн со всеми их ужасами, чтобы этот конфликт понять, вывести его на чистую воду, разобраться в нем с научной точки зрения, и прийти к решению — искать то государственное равновесие, которое, создав в их работе гармонию, дало бы возможность нациям в мирное и военное время благополучно выходить из исторических бурь и кровавых испытаний.
Таковы вкратце исторические причины конфликта между дипломатией и стратегией.
Разбираясь в этом вопросе дальше и анализируя его глубже, мы увидим между ними вражду чисто морального характера, заставившую министерства иностранных дел относиться с большим подозрением к военной касте, а последнюю смотреть с огромным презрением на деятелей своей дипломатии.
Политики не шли навстречу военной политике. Офицерство в массе своей сторонилось и не понимало чуждой штатской среды. Военное дело, готовя армии еще в мирное время к победам, воспитывает своих солдат быть готовыми душу свою отдать «за други своя». Здесь надо резко подчеркнуть, что дух казармы закаляет солдата физически, а военное воспитание — облагораживает его, ибо действует на самые лучшие боевые, рыцарские качества его человеческой натуры. Дух же современной дипломатии, как раз наоборот, — это игра на самых низких инстинктах души человека.
Лозунг одной из могущественных организаций Западной Европы — цель оправдывает средства — сделался господствующим в канцеляриях современных министерств. Некогда гордый девиз старой английской дипломатии: «Honesty is the best Policy» — «Честь — это самая лучшая политика», — вот уже больше столетия как выброшен за борт дипломатии всего мира, и заменен следующим лозунгом: «Politik und Moral sind unvereinbar» — «Политика с моралью не уживаются».
Вот почему мы можем утверждать, что все несчастья, переживаемые теперь Европой, являются не столько результатом войн, как следствием всех заключенных политических трактатов и договоров. Принцип брать все, что плохо лежит, или «грабь, но и мне не мешай грабить», всецело теперь поглощает политику наших «гениальных» государственных мужей и дипломатов. Теперешнее равновесие мира, вернее, неравновесие, основано на вопиющем бесправии, а потому договоры его не имеют никакого смысла и не могут быть долговечны. В их основах уже вложены все элементы грядущего кровопролития.
До тех пор, пока наша дипломатия не начнет вести политику чистых рук и не займется разрешением основного вопроса мировой скорби, мы не увидим на земле прочного и справедливого мира. Мировая скорбь заключается в трех мировых несправедливостях, а именно: в несправедливости моральной, политической и социальной. Разрешение этих основных вопросов жизни разрешит и атомный вопрос.
Только освящая свою работу лучами мировой совести и поняв, что «Lüge hat küize Beine» — то есть в переводе на русский язык: «на лжи ничего не построишь», политика наших дней сможет восстановить утерянное равновесие и дать мир всему миру.
Иначе в Богом проклятом лозунге — «кровь за кровь» — захлебнется цивилизация белой расы.
Самое тяжелое в наше время — это писать правду. Мы живем в период заходящей эпохи, когда люди, разменявшись на мелкую монету, не хотят слышать правду или попробовать плыть против течения.
История времен упадка не приносит силы, в какой бы форме эта сила ни проявлялась. Правда является силой слова, а потому и она нетерпима, так же нетерпима, как сила и действие.