Психология как наука сравнительно поздно занялась изучением психики масс.
Военная психология еще и сейчас не вышла из своего младенческого возраста. Это наука ближайшего будущего.
Партизанская психика была до сих пор и, к сожалению, продолжает быть военно-психологическим уравнением с многими неизвестными. Вот почему, анализируя психологию движения, мне не приходится опираться на авторитет каких-либо научных трудов. Писать, имея под рукой уже готовые методы исследования. Я не нашел их ни в одном из источников серьезной военной литературы. Их нет и у мастеров партизанского дела, то есть в пособиях советского Генерального штаба; их нет в инструкциях Пентагона, Сандхэрста и Сен-Сир’а, и их также нет в записках возрождающегося германского института военных знаний. Попадаются, конечно, военно-психологические очерки, но нет ничего, буквально ничего, о психологии партизанских движений.
Поэтому, предпринимая попытку составления данного очерка о психологии «малой войны», мне пришлось в моей работе базироваться на личных наблюдениях и анализах опыта русской Гражданской войны и Второй мировой кампании. На докладных записках полковника, впоследствии генерал-майора Российской Освободительной Армии Шаповалова, бывшего начальника штаба Зондердивизион «Р». Это была русская дивизия специального назначения, входившая в состав германского вермахта, которой я командовал в 1942–1943 гг. на Восточном фронте. В задачу работы штаба дивизии входило: военно-оперативная разведка на Восточном фронте, освещение диверсионной деятельности советских партизанских соединений и организация, по директивам германской Главной квартиры, антисоветского партизанского движения в тылу советских иррегулярных армий. На основании штабных работ Генерального штаба полковника Месснера и полковника Истомина, начальников — первый оперативного, а второй — разведывательного отдела штаба Первой русской национальной армии, командующим которой я был в 1945 году, и в задачу которой, по приказу германского вермахта, входила организация малой войны в глубоком оперативном тылу действующих советских вооруженных сил. Подполковника Каширина, командира одного из школьных русских батальонов, вверенной мне «Северной группы», группы русских национальных соединений, боровшихся в рядах германского вермахта на северном участке Восточного фронта против советских армий. Капитана Клименко, одного из командиров русских национальных отрядов, действовавших в эпоху той же Второй мировой войны в составе германского вермахта на Восточном фронте против белорусских партизанских «банд», и оперативно входившего в состав вышеуказанного Зондердивизиона «Р».
Всем вышеуказанным господам офицерам за оказанную мне помощь приношу мою глубокую солдатскую благодарность.
Прежде всего, установим следующее положение. Психология «малой войны» — это сумма психологий толпы, политических движений и войсковых масс.
Из этого мы видим, как сложна ее психология. Партизанский солдат — это вооруженный гражданский доброволец. Доброволец — это означает, что он является членом толпы. Гражданин — значит, принимает участие в политическом движении. Вооруженный или, как говорят немцы, ваффентрегер — «оруженосец» — значит, в какой-то степени солдат, член какого-то войскового соединения. Отсюда и вытекает троичность психологических взаимоотношений, что так затрудняет психологический анализ бойцов малой войны.
Не подлежит сомнению, что человечество, населяющее наш земной шар, имеет свою универсальную общечеловеческую психологию. Психологические явления этой интернациональной психологии могут быть свойственны каждой нации и каждой массе.
Эти психические явления могут выявляться в той или иной форме в каждое историческое время Однако не приходится отрицать того факта, что каждая нация имеет свои, только ей одной присущие национальные психологические особенности. Во время войны, когда общность национальных интересов сливается особенно сильно, тогда каждая нация, вставая во весь свой исторический рост, с особенной яркостью и массово демонстрирует свои национально-психологические свойства и свои национальные возможности. Из этого теоретического заключения и на основании опыта последних войн, войн в Европе и других частях света, можно придти к следующему военно-психологическому выводу, что не каждая нация по своим психологическим свойствам может быть годна и психически подготовлена к ведению «малой войны» во всех ее политических и военных аспектах. Это положение чрезвычайно важно знать высшему военному командованию. Военная разведка должна еще в мирное время установить все национально-психические свойства, как возможных противников, так и эвентуальных союзников. Надо знать, до какой политически-военной степени можно нагреть данную нацию, и на какую высоту жертв можно ее поднять.
Приведу ниже степени военно-психологического состояния и военно-психических возможностей индивидуальных наций.
Опыт войны показал, что нации можно довести до пассивного политического и экономического сопротивления, подпольного террора, активных диверсий, явного партизанского движения с переходом потом в открытое национальное восстание или кровавую гражданскую войну.
Возьму для лучшего пояснения следующие исторические примеры.
Российская нация во время Второй мировой войны под советским водительством создала грандиозное партизанское движение. Зато акции пассивного политического сопротивления, террора, саботажа или открытого восстания были сравнительно редки и сравнительно слабы.
Поляки, исторически непревзойденные мастера подпольной работы, классически выявили почти все факторы малой войны. Сначала ими было создано пассивное политическое сопротивление германской оккупационной власти и промышленный саботаж. Постепенно они перешли к подпольному террору и к целому ряду отдельных очень активных диверсий. Все время не переставала блестяще работать польская разведка — по линии военной, политической и экономической. В конце концов, после организации в подполье полурегулярной армии, поляки начали открытую партизанскую войну, окончившуюся общенациональным Варшавским восстанием.
Французы ограничились пассивным сопротивлением и некоторой, очень слабой партизанской деятельностью. Правда, в своих воспоминаниях генерал Эйзенхауэр хвалит разведывательно-саботажную работу французских «маки», но мне кажется, что делает он это из-за союзной вежливости и по специальным политическим соображениям. Ведь германские военные источники полны исторических данных о деятельности советской партизанщины, польской диверсии и сербских четников, но упорно молчат о фактах большой партизанско-диверсионной работы французских подпольных «национальных героев».
Чешская нация оказалась вообще не способной ни к одной из вышеприведенных акций военно-политической работы. Во время германской оккупации чешская нация очень прибыльно работала и торговала, как с германской военной промышленностью, так и с германским торговым рынком.
Таких политических примеров различной национальной психологии и различной национально-психической реакции я бы мог привести очень много, среди всевозможных народов и даже рас нашего земного шара, но я ограничусь только некоторыми, хорошо нам известными европейскими нациями.
Однако, изучая военную психику национальных масс, надо всегда считаться со следующим историческим фактом, что во время войны в совершенно ненормальных психологических условиях нации могут быть способны к исключительным действиям, которые в мирных условиях жизни будут совершенно несвойственны их национальной психике.
Надо хорошо знать психологию данного народа, чтобы уметь ею командовать, ее поднимать и вести к тем или иным военным действиям.
Смею утверждать, что все ошибки каждой оккупационной власти вытекают, прежде всего, из того, что иностранцы не знают, не понимают и не стараются постичь психологию побежденной вражеской нации. Не умеют подойти к чуждой психике. К психике народа, которым им приходится управлять.
Отсюда вытекает чрезвычайно важный военно-психологический вывод: для организации партизанского движения, «малой войны» на вражеской территории во всей ее многогранности, необходимо пользоваться специалистами данной страны, то есть сынами той нации, в государстве которой собираются зажечь пламя национального активного сопротивления или гражданской войны.
Надо отметить на основании опыта истории войн и военной оккупации, что есть нации, которые вообще не способны или очень тяжело понимают психологию иных народов. Это чрезвычайно важно знать, чтобы не повторить ошибок прошлого. И как бы мне ни было неприятно, но я должен сказать, что в первую голову к этим нациям принадлежат Германия и США.
Германия много совершила политических ошибок в прошлом. США, по-видимому, хотят повторить эти ошибки в ближайшем будущем. Германия в свое время не сумела понять России, изучить ее военную историю и ознакомиться с ее военной психикой. Как результат — Германия проиграла войну. Проиграла войну политически. Проиграла блестяще начатую оперативную кампанию. Проиграла, хотя имела все шансы, при правильной политике, довести ее до победного конца. Германия не сумела создать на своем Восточном фронте Российскую Освободительную Армию и этим перевести, хотя бы отчасти, классически-национальную войну в войну чисто русскую, то есть гражданскую. Вышеупомянутым политическим актом Германия смогла бы облегчить военное положение своих армий на Восточном фронте и избежать борьбы на два фронта, то есть войны на фронте против регулярных советских армий и войны в тылу против партизанских «банд».
А ведь при правильной восточной политике Германия смогла бы в решающее время снять с Восточного фронта несколько десятков дивизий и перебросить их на Запад, против высадившихся в Нормандии англосаксонских войск. Это разрешило бы, по всей вероятности, ход военных событий в пользу Третьего рейха. Власова выпустили на политическую арену слишком поздно и со слишком большими военно-политическими ограничениями. Все остальные русские национальные воинские соединения, формировавшиеся в рамках вермахта, были военными частями исключительно оперативного характера, и поэтому никакой политической роли сыграть не смогли.