Во Вторую мировую войну немцы прошли церемониальным маршем не только «непроходимые линии», но и железобетон укрепленных полос линии Мажино.
Великобританская империя веками веровала в «морскую монополь» и в свою связанную с ним неуязвимость.
Германские люфтваффе нарушили и этот «морской монополь», и неуязвимость Великобританских островов. Этот же великобританский «морской монополь» не помешал вырастить первоклассные морские державы и Соединенным Штатам Америки, и Японии. В результате Великобритания потеряла целый ряд своих колоний и свое монопольное военно-политическое положение.
Германский «монопольный танковый блицкриг» с его блестящим тактическим воздушным прикрытием выдохся где-то на российских необозримых просторах между Москвой и Сталинградом.
И надо смело подчеркнуть, что не «воздушный монополь» или «морской» во время Второй мировой войны дал англо-американскому миру окончательную победу над Германией.
Эта победа была получена только координацией действий всех элементов войны и всех родов войск: войны моральной, политической, психологической и действием наземных морских и воздушных войск и, конечно, морем пролитой крови советских, читай русских, армий.
В Корее американский воздушный стратегический и тактический монополь повис в воздухе. Грандиозное воздушно-американское превосходство не дало войскам УНО желательную и решительную стратегическую победу.
И вот теперь западные демократии желают упорно верить в новый монополь. В монополь атомно-водородных бомб.
Американская военная мысль заболела новым «блицкригом». Заболела атомным воздушным «блицкригом». Американцы забывают, что желаемое далеко еще не является действительностью. Первоклассные германские армии заплатили государственной смертью за веру в желаемое без твердых к тому и реальных оснований.
Вера — великий и важный принцип военного дела. Но она должна быть построена на твердо обоснованном оперативном расчете. «Вера без дел — мертва есть»[41]. И вера в победу, без достаточного к этому приготовленной армии, является политической фантазией.
Военная история учит нас, как часто ход революционных движений изменял процесс военного мышления и вводил в методы борьбы новые формы огневого боя. Формы часто совершенно неожиданные и глубоко революционные. Вспомним хотя бы, в качестве анекдота, как австрийский военный совет возмущался стратегией Наполеона, уверяя, что генерал Бонапарт не воюет по классическим правилам военного искусства. Эти претензии не помешали, однако, Наполеону разгромить Австрию, а потом и всю коалицию, и сделаться на долгие годы властителем Европы.
Военные профессионалы должны, как общее правило, изучать войну во всей ее многогранности и совокупности. Малая война подлежит глубокому изучению. Она сделалась одним из решающих факторов современной военной и политической кампании. Можно рискнуть, высказать положение, что малая война — это современный ответ революции на психологическое взаимоотношение между человеком и техникой. Она ищет равновесия между военной технологией и человеческой массой, и возвращает нас к старому виду чистого пехотного боя.
Ее кровь учит нас и подтверждает принцип, что современная война является, прежде всего, общевойсковой кампанией, где гармоничное развитие операций, операций всех родов войск и всякого вида военной техники, при целеустремленном взаимодействии стратегии с политикой, как внешней, так и внутренней, сможет дать сознательно воюющей стороне полный и окончательный успех.
«Малая война» является как бы звеном, связывающим на полях сражений боевую акцию с акцией чисто политического характера.
Поэтому надо помнить и рассматривать современную советскую военно-политическую доктрину «малой войны» доктриной военно-политической и социальной, глубоко научной и исторически сдавшей свой военно-политический кровавый экзамен.
Глава IX. О возможностях координации действий оперативно-воздушных десантов с элементами «малой войны»
Продолжая дальнейший анализ стратегических возможностей «малой войны», мы должны прийти к совершенно ясному заключению, что сегодня мы не живем в эпоху профессиональных войн, а в те исторические времена, когда грандиозные войны сливаются с колоссальными интернациональными движениями.
Народы перестали быть историческими статистами. Они сделались активными участниками разворачивающихся событий. И только в этом аспекте делается глубоко понятной советская доктрина о «малой войне».
Будущая Третья мировая война, конечно, не будет войною исключительно классически-огневого характера. Это будет, прежде всего, грандиозное идеологическое, политическое и экономическое столкновение при поддержке целого ряда операций. Первую скрипку будет играть государственная политика. И только ей в помощь будут разворачиваться соответствующие стратегические акции. Война не является теперь только продолжением политики, как некогда сказал об этом генерал фон Клаузевиц. Политика сама теперь ведет войну и в разных видах. Мы видим идеологическую войну, чисто политическую, «холодную», экономическую, социальную и, наконец, открыто огневую. И вот почему современным профессиональным солдатам надо уметь глубоко разбираться в государственной политике. Знать экономику и понимать современные социальные задачи.
Будущая Третья мировая кампания потребует от воюющих сторон также знания национальной психологии противника. Знания более глубокого, чем, как это ни странно, требовали все предыдущие классические национальные войны.
Поэтому чрезвычайно важно отметить следующую военно-психологическую истину, истину, относящуюся к психологии российской нации. Эта нация на протяжении всей своей истории знала много блестящих побед и выигранных кампаний, правда, пила она, и часто пила, чашу горечи великих поражений, но она никогда не знала и никогда не переживала исторического факта полного национального или государственного разгрома. Разгрома, так хорошо известного многим другим нациям мира.
Чтобы хорошо понять военную психологию каждой нации и ее психологические и боевые возможности, надо старательно изучать военной уставы этой нации. Ведь уставы армии — это зеркало ее души. Через военные уставы можно не только почувствовать, но и полностью понять военно-психологическую доктрину каждой армии. Продолжая наше рассуждение дальше, мы приходим к следующему выводу: чтобы понять военно-революционные идеи, инспирирующие новые доктрины, надо хотя бы теоретически революционизировать наше мышление. Теоретически, а быть может, и практически. Как часто мы упорно держимся старых военных доктрин и консервативных политических идей, которые жизнь давно уже сдала в исторический архив.
Выше говорилось, что уже в Корее выявились новые закономерности войны. Новый вид боевого равновесия. Равновесия между военной машиной и человеческой массой. И перед классической стратегией стал вопрос: техника ли сметет стоящую перед ней человеческую массу или эта коммунистическая масса раздавит слабое пехотное прикрытие военной техники западных демократий?
Ни одна из сторон для разрешения вопроса не решалась вести в бой атомную энергию, как во Вторую мировую войну удушливые газы, и этим настежь открыть ворота к тоталитарной планетарной смерти.
Таким образом, классическая стратегия не разрешила главного вопроса: как выйти из статики «подвижного равновесия» и маневром и огнем побороть роковое стратегическое соотношение между «инертной силой» азиатского пространства, человеческой массы и свободного оперативного марша вперед смертоносной военной технологии.
В Первую мировую войну стратегический вопрос, как побороть «окопное равновесие», был разрешен появлением на полях сражений танковой машины. И во Вторую мировую кампанию, в эпоху германских «блицкригов», гении стратегии и военной технологии сдали экзамен. Танки победили инертность пространства и сокрушили человеческую массу.
Однако законы противодействия каждому действию сделали свое дело. Германские танковые дивизии постепенно потеряли и силу своего удара, и скорость продвижения. Инерция пространства и массы взяла реванш.
Вышеуказанный вопрос должен быть решен военной наукой, ибо от разрешения этого стратегического взаимоотношения и зависит разрешение шекспировского вопроса — «быть или не быть?»
Быть победительницей на безбрежных полях азиатского и российского континента западноевропейской военной технологии или она увязнет в глубине необъятных пространств, и человеческая масса в грандиозном контрнаступлении начнет заливать оборонительные позиции свободного мира.
Классические Канны являются редко достигаемым образцом военного искусства. В германской военной академии специально натаскивали в этом направлении, и оперативный охват флангов противника был излюбленным методом германской тактики и германского оперативного искусства.
В Первую мировую войну пробовалось достичь оперативных Канн охватывающими маневрами пехотных масс, при поддержке кавалерийских соединений, идущих впереди и освещающих общую боевую обстановку или преследующих уже разгромленного и отступающего противника.
Во Вторую мировую войну, во время германских блестящих «блицфельдцугов», танковые армии были охватывающими клещами всех германских тактических «котлов» и оперативных окружений.
Во время той же мировой войны военное искусство ввело в бой новое оружие — воздушные десанты, как средство для углубления тактических и оперативных прорывов, для удлинения или, вернее, растяжения вперед, охватывающих щупальцев или просто для опущения тылового замыкающего занавеса.
Опыт войны, однако, показал, что для удачного проведения вышеуказанной операции, то есть для сброски в тыл десанта, необходимо, чтобы противник был измотан предыдущими боями и психологически расстроен. В противном случае приходится рассчитывать посадку десантов на небольшую глубину, то есть непосредственно за укрепленной полосой или фронтом противника.