– Сколько верст до Тайгинска?
– По шоссе напрямую – шестьдесят.
– Лошади у вас верховые есть?
– Для тебя, братва, да не найдется! Свою отдам…
XXVIII. Еще замена
На окраине города Тайгинска, рано утром, недалеко от заставы, в пустынном переулке остановился закрытый автомобиль. Очевидно, что-то испортилось в машине. Несколько мальчишек подбежали было поближе, но механик и его помощник, возившиеся у коробки мотора, так шуганули мальков, что они все рассыпались по сторонам и больше не лезли…
Несколько времени спустя из города мимо заставы промчался по шоссе другой открытый военный автомобиль. В нем сидел шофер и один пассажир, видимо, военный.
У застопорившегося автомобиля шоферы, видимо, добились в конце концов толку. Он запыхтел, задрожал. Шоферы быстро вскочили на свои места, автомобиль двинулся с места и, усиливая ход, помчался тоже в сторону от города по шоссе вслед первому.
У верстового столба с цифрой «13» военный автомобиль что-то скиксовал, закапризничал, а потом и совсем остановился…
– Что там еще случилось?
– Не могу знать, ваше высокородие. Сейчас посмотрю слезу.
Солдат-шофер курбетом выкатился из-за руля и нырнул к мотору.
– Ну что? Надолго застопорились?
– Одним духом, ваше скородие…
– Поскорее, братец! Живо сделаешь – хорошо на чай получишь.
Послышался гудок. Нагоняла сзади какая-то машина. Офицер встал в автомобиле и поднял обе руки вверх… Международный автомобильный сигнал: «Стоп! Дай помощь».
Второй закрытый автомобиль подъехал к военному вплотную рядом.
– Господа, нельзя ли просить вас помочь моему шоферу?
– С удовольствием! Сейчас все оборудуем.
Из закрытого автомобиля сначала вышли два механика. Подошли к солдату-шоферу, затем…
Не успел офицер оглянуться, как был схвачен сзади тремя неизвестными.
– Что вы делаете? Как вы смеете? Да вы знаете, кто я? – заорал он, стараясь вытащить браунинг, но уже было поздно.
– Что делаем? Помогаем! Не смеемся! А кто вы – знаем прекрасно…
Когда шофера военного автомобиля связывали два механика из закрытой машины, он бормотал им:
– Не очень, черти, старайтесь! Ишь, разыгрались!
– Ничего, товарищ, потерпи! Завтра все равно вчистую отделаешься. К себе в Орловскую губернию поедешь. Потерпи, миляга! На папироску – затягивайся.
– Не зубоскальте, черти! Теперь опять развязывайте. Готово с князем-то?
Офицера действительно во время этого разговора уже успели раздеть и втащили его в закрытый автомобиль, напялив на него какую-то хламиду…
Через час после этого происшествия с аэродрома около станции Ланской в неизвестном направлении вылетел самый лучший аппарат эскадрильи. На нем, кроме пилота-летчика, сзади сидел, очевидно, наблюдатель…
А солдат-шофер Митюха, который привозил офицера, временно оставил машину на дворе отряда и пошел разыскивать своего земляка, друга закадычного Сашку Беспалого, тоже орловца.
– Ну, Саш, прощай! Кому в деревню кланяться?
– Да что ты, паря?
– Сегодня, брат, приеду, сдам машину и айда в Орловскую губернию! Пропадайте вы здесь пропадом! Будя с офицерами валандаться! В Рабоче-Крестьянскую Рассею поеду. Прощай, брат!..
XXIX. «Евтихий Беневоленский»
Часа в два дня около городской психиатрической больницы остановилась простая деревенская телега, запряженная парой лошадей.
На телеге сидели человека четыре.
Один из них, старичок, видимо, псаломщик или дьякон, пошел в контору и спросил главного врача.
– Буйного привез. Сынишка сбрендил. На людей бросаться стал. О, Господи! Себя разными званьями называет. А околесицу какую несет, что не приведи Бог! Летать, говорит, по небу хочу! Ну и грехи!.. Мать убивается дома. Ревьмя ревет. Ведь единственный! Семинарию окончил. Думали, попом будет, а он на вот, аки Навуходоносор, взбесился. Волосы на себе выдирает, так мы его обрили. Связывали да обрили! Начисто и голову, и бороду, и усы, и брови. Все под окно. Под мышками хотели брить, чтобы не выдирал волосья и себя не терзал, да бросили – возня! Дерется больно!..
Дьячковского сына прямо принесли в приемную. Вне очереди. Лопотал он – не приведи Бог, а ругался – ужасти!.. Доктор велел надеть ему смирительную рубашку и привязать к стулу, а затем перевести в отдельную комнату.
Когда больного перенесли туда, главный доктор и все, как есть, ушли. С больным остался молодой врач, ассистент с простецким, скуластым лицом.
– Послушайте, князь, что я вам скажу! Не орите хоть несколько минут.
Больной сразу стих и стал слушать, сделав удивленное, вполне осмысленное лицо.
– Князь, вы в сумасшедшем доме! Вы понимаете это?
– Да, конечно! Я не дурак и ясно вижу, где я!..
– Тогда продолжаю вопросы. Вы когда-нибудь сидели в сумасшедшем доме?
– Никогда! Клянусь вам!..
– Охотно верю, но очень жаль!
– Почему жаль?
– Потому что знали бы здешние порядки.
– Не знаю и знать не хочу!..
– Теперь вам придется узнать. Слушайте. Сообщу вкратце. Во-первых, раз вы душевнобольной, то что бы вы ни говорили, ни писали – все это ваш больной бред. Все это будет вноситься лишь в вашу историю болезни. Во-вторых, все ваши письма, записки, дневники будут передаваться только мне и пришиваться к вашему больничному листу. Поняли?
– Черт знает! Это невероятно!
– Невероятно, а факт. Поняли?..
– Понял…
– Далее условия такие: будете орать, ругаться или драться, переведут в буйное. Будете паинькой – оставлю в тихом. Разницу вы узнаете, пробыв в этом доме час. Далее уже на выбор. Если будете называть себя вполне нормально сыном дьякона, студентом семинарии Евтихием Беневоленским, то можете считаться выздоравливающим, к вам будут допущены ваши родственники, а если будете величать себя князем, графом или императором, то положение ваше в смысле психики будет угрожающим и вас придется долго лечить.
– А если буду считаться выздоравливающим, то сколько времени вы меня продержите?
– Самый разумный вопрос! Вот видите, как я успокаиваю даже самых буйных, между прочим, это моя специальность…
– Хороша специальность!..
– Да. Какая есть!.. Итак, продолжаю. Вас, как выздоравливающего, мы можем отдать отцу на поруки месяцев через шесть, а может, немножко раньше.
– Это же безобразие, издевательство!..
– Не орите, так как буйного мы будем держать гораздо дольше. Ну, до свиданья! Пока я вас отправлю в тихое отделение.
Затем доктор наклонился к больному и очень тихо сказал:
– А что лучше, быть застреленным в упор в затылок и валяться на шоссе или переждать несколько времени в сумасшедшем доме? Ручаюсь вам, что в тот самый день, когда войдут сюда красные, вы будете свободны, и я первым буду хлопотать, чтобы считать вас лояльным к Советской власти. Да… забыл! Как ваше имя и фамилия?
– Евтихий Беневоленский… – проскрипел сквозь зубы больной.
– Да нет, не это, а другое, как вы себя в бреду называли. Князь… граф…
– Князь Багратион-Мухранский!..
– Ну вот, видите, какая ерундистика! Я, например, прекрасно знаю, что князь Багратион-Мухранский сегодня в десять часов по приказанию начальника штаба фронта генерала Попелло-Давыдова, своего дяди, на аэроплане улетел к красным и уже, наверное, там. А вы в бреду уверяете, что вы он. Вы мебель не ломайте!..
XXX. «Князь» и поручик
А я сидел в аэроплане, как в санях, и был спокоен, как в корзинке. И теперь еще вспоминаю… знатно летел. Да что, в самом деле, было волноваться? Для генеральского племянника, да еще князя, дерьмовую машину не дадут, да и пилота-растяпу не посадят! Наверняка самый лучший материал предоставили и весь маршрут с местом посадки обмозговали – лети да посвистывай!..
Посмотрел я на часики, спасибо товарищу Ефремычу, свои на память подарил – браслетку. Третий час в пути… Наверное, скоро приземляться будем.
Так и вышло…
Летели, летели еще немного и действительно чувствую – спускаемся…
Ура! Теперь, значит, наверняка у своих! На советской рабоче-крестьянской территории!..
И в двух естествах: Его светлость князь Багратион-Мухранский, он же член Реввоенсовета Красной Армии тов. Лисичкин!..
Ну и переплет!..
Спустились благополучно. Только товарищ Лисичкин немножко лоб стукнул, а князь Багратион-Мухранский мурлеткой перекладину изволил задеть…
А теперь за дело: учиним пилоту допрос. Начнем по-благородному.
– Позвольте вас, поручик, от души поблагодарить за благополучную доставку.
– Я только исполнял приказание, князь!
Мы пожали друг другу руки. Я посмотрел при этом ему прямо в глаза. Наверное, парень хороший. Главное, деляга. Свою специальность знает. Да-а, дела…
– Я бы хотел вас спросить, поручик… Объясните мне, где мы находимся, где ближайшее селение? Вам это, наверное, известно. Мне передавал дядя, генерал Давыдов, что маршрут будет выработан самим начальником отряда и вами, как лучшим летчиком всего отряда.
– Так точно, князь. Я хорошо знаю эту местность, так как часто делал в тылу у красных глубокие разведки.
– Укажите на плане, приблизительно, место нашего спуска.
– Извольте смотреть. Вот Тайгинск, откуда мы вылетели. Вот Красень, где стоит штаб армии большевиков. Вот Омулево, крайний пункт нашей железнодорожной линии. Эти три точки дают треугольник. По линии Красень – Омулево мы и находимся, конечно, в зоне красных. От Красеня верст двадцать. От ближайшей деревушки верст восемь. Здесь самое глухое место. Я раз даже здесь спланировал. Мотор испортился. Починил мотор, снова поднялся – и никто даже и не подозревал.
– Какие были даны инструкции лично вам?
– Доставить вас приблизительно в эту территорию. В случае благополучного спуска вступить в ваше полное распоряжение, аппарат испортить, взорвать. Там под сиденьем есть заряд. Если вы не найдете нужным иметь от меня помощь, то мне приказано постараться перебраться обратно к себе. Явившись в отряд, сделать подробный доклад только начальнику отряда. А остальным объявить, что мы потерпели аварию во время глубокой разведки в тылу красных, что вы, князь, погибли, а я спасся.