— А вам известно, зачем я сюда прибыл?
— Совершенно не известно! Но я, конечно, догадываюсь.
— Ах, да! Какой я предложил вам нелепый вопрос!.. Вы правы. Догадаться очень просто.
— Конечно. Вы прибыли, чтобы переодетым пробраться в красный штаб и получить оперативные планы путем опроса или путем осмотра, так сказать, для разведки.
— Послушайте. Да вы читали мое предписание? — закричал я, сделав удивленное лицо.
— Ничего подобного! Честное слово! Я только логически мыслил.
— Приятно иметь дело с умным человеком!..
Я пожал ему руку с особой подчеркнутостью.
— Вы, поручик, откуда родом?
— Я? Из Иваново-Вознесенска. Из-под Москвы. Посад там такой есть. Фабрики.
— Где получали образование? Я разумею военное…
— Я сын рабочего. Отец родился крестьянином. Когда я кончил уездное училище, уехал учиться в Москву. В Комиссаровское техническое училище. Пошел по технической специальности. Был мобилизован в германскую войну в авиационную роту. Нижним чином. За боевые отличия получил офицерские погоны, Георгия и все ордена до Владимира включительно. Еще на германском фронте сбил 12 самолетов.
— Ваши родители живы?
— Когда уезжал, все живы были. А теперь не знаю. Четыре года не был.
— Когда же вы к ним, то есть к нам, — я улыбнулся, — к белым попали?
— Еще в 17 году в начале уехал в Приморск принимать самолеты из-за границы да так и остался. Потом пробраться в Москву было нельзя.
— А вам бы хотелось обратно к ним?
— То есть куда, к белым?
— Нет. К красным, тьфу, я хотел сказать, к своим родным!..
— Странный вопрос, князь!
— Так, значит, очень хочется?
— Да, если бы не служба!..
— Что же вам мешает именно теперь?
— Как что? Я снова должен служить!
— Кому?
— Как кому? Белым!..
— Зачем белым, когда вам хочется в Москву, к родным?
— Не понимаю вас?
— Почему вы не можете поехать в Москву повидать родных, именно теперь?
— Это невозможно!..
— Почему?
— Потому что я белый!
— Осторожнее! Теперь нам белыми себя называть нельзя. Мы красные. Поезжайте-ка лучше в Москву.
— Как в Москву?!
— Очень просто. Вы доставили меня. Вы в моем распоряжении. Я даю вам приказ ехать в Москву. Разрешаю заехать в Иваново-Вознесенск к родным. Сам я останусь здесь выполнять принятую на себя задачу согласно своего долга.
— Я поеду… А как же быть с документами? У меня никаких нет!..
— Я вам дам. У меня есть и для себя, дядя дал на всякий случай и для вас. Ну, согласны? Идет?..
— Один вопрос, князь! Что я должен делать в Москве? Когда я должен возвратиться?
— Я вам дам адрес, по которому вы явитесь в Москву, а затем вы получите там от меня дальнейшие распоряжения.
— Идет, князь!
— Бросьте! Что за «князь»? Теперь и вы и я товарищи! Одним словом «князь» вы можете погубить и себя, и меня, подведете под пулю. Вот вам документы на имя проводника вагона Василия Курносова.
— Я Василий Курносов?
— Да. Пока!.. Вы с этим документом явитесь к красным. Пройдете в штаб армии и спросите члена Ревсовета тов. Лисичкина. Предъявите ему документ и скажете, что вы бежали от белых, что вы проводник вагона. Я буду вертеться около штаба, собирать сведения. Мы еще там с вами увидимся.
Мы вдвоем стали с ним переодеваться и через несколько минут обратились в двух простых красноармейцев.
— Аэроплан мы портить не будем. Взрывать — будоражить население. Еще сюда прибегут. Черт с ним!.. — в виде приказания бросил я.
— Вы правы, князь, то есть товарищ. Зачем добро портить? По правде, мне даже жалко его взрывать. Пусть уж кто другой! Аппарат замечательный! У меня на него рука не поднимется…
Товарищ Василий Курносов попер пешком к красным, ко мне.
XXXIУ ГАЦА
А я, оставшись наедине и сделав маленькое изменение в своей физиономии, покатил на паре в деревню Горки…
Лошадей мне представил комендант этапа в ближайшей деревне.
Когда тов. Курносов ушел, я отправился в ближайшую деревню по направлению, противоположному прямой дороге к Красеню и, узнав, что там, то есть в деревне, стоит этапный комендант, отправился к нему.
Коменданту я сказал, что на поляне видел аэроплан. Он сейчас же послал туда своих ребятишек-красноармейцев для охраны, а мне за это дал лошадей и фамилии не спросил.
— Езжай, товарищ! Куда хошь на рабоче-крестьянских! А за аэроплан тебе благодарность!..
А я ему:
— Не на чем по пустякам-то!..
Пока лошадей запрягали, я пошел в пустую избу и произвел полную ревизию всех переданных мне дядюшкой-генералом посылок. Что нужно, положил обратно — заделал, что требовалось себе — на память взял.
— Вас куда везти, товарищ комиссар?
— Меня-то? Да в Горки! Только я пока, братишка, не комиссар, а красноармеец.
— В Горки, значит, к лесничему насчет леса? Туда много народу за последнее время ездют!
— Заворачивай к лесничему!..
— Угадал, значит?
— Угадал, старик! Вот тебе лошадкам на овес!
— Премного спасибо! Чай, недолго будете? Может, подождать? Я все равно кормить буду.
— Подожди, пожалуй, а там видно будет…
Принял меня лесничий Гац нельзя лучше. Не знал, куда и посадить, чем угостить.
А я говорил с ним, словно блевотину жевал.
Противно было.
Скрипучий такой. Чиновник старый. Гадина, одно слово.
Передал ему документы, и письма, и посылки.
— Вы разрешите, ваше сиятельс…
— Товарищ Гац, еще и еще прошу вас называть меня товарищем, а не сиятельством. Надо привыкать к конспирации!..
— Хи-хи-хи, товарищ. Ну, знаете, у меня язык не поворачивается князя товарищем назвать.
— А вы поверните!..
— Один вопрос, ваше… товарищ. Вы долго изволите у меня пробыть? Между прочим, забыл вам сказать: ко мне сегодня прибыл самый секретнейший деятель. Ну, да от вас секретов нет. Вы сами изволите быть наисекретнейшим!..
— Кто еще такой секретный? Наверное, обыкновенный доброволец-офицер?
— Офицер-то офицер, но не просто доброволец, а агент по установлению связи нашей с Тайгинском. Он из красного штаба сводки достает и пересылает в Тайгинск.
— Вот как!..
— Верно! Он специально ко мне и прислан.
— Мне пока это совершенно неинтересно. У меня есть другие задачи. Больше у вас ничего не будет такого, где мое присутствие необходимо?
— Послезавтра назначен съезд организаторов и начальников боевых дружин, которые будут действовать в тылу красных.
— Ну, тогда и я приеду…
— Как хотите! Это всецело зависит от вас. Когда же вы изволите уехать?
— Сейчас же уеду. Мне надо еще к вечеру в двух местах побывать.
— Не смею задерживать. Откушать не откажете?
— Нет. Не хочется. Я уже подзаправился в деревне!
— Нет-нет, ваше сиятельство, виноват… товарищ! Без хлеба-соли не отпущу. И компаньона пригласим. Пойду распоряжусь насчет закусончика. А вы пока с другим нашим деятелем познакомьтесь. А вот и сам он, легок на помине.
В дверях кабинета стоял очень молодой, почти мальчик, офицер, конечно, без погон, но во френче и галифе. Волосы гладко расчесаны, на пробор. Гац нас познакомил.
— Поручик Гессе! Князь Багратион-Мухранский!..
Лесничий убежал по хозяйству.
Пауза.
— Вы, поручик, наверное, иностранец?
— Да.
— Я тоже недавно из Парижа. Сегодня, только что.
— Знаю. Я случайно был в той комнате, в соседней, и слышал, князь, весь ваш разговор с нашим дорогим хозяином…
— Скажите, каким образом вы добываете сведения из штаба красных? Это очень любопытно!
— К сожалению, князь, извиняюсь! Часть своей работы я решительно скрываю от всех. Я одиночка… то есть, я хотел сказать, одиночный работник. Откровенно скажу, мне было очень неприятно, когда Гац выдал даже вам мою тайну. Вы сознаете, что для нашей работы тайна необходима?
Я сделал вид, что сконфузился и, протянув руки, крепко пожал его руку. Рука была совсем маленькая, как у женщины.
— Вы, князь, конечно, говорите по-французски?
— Безусловно!..
Он перешел на французский язык и стал расспрашивать меня о жизни в Париже…
XXXIIОПЯТЬ У СВОИХ
«Открыт я или не открыт?» — думал я всю дорогу…
Подъезжая к штабу, я разгримировался.
Велел вести себя прямо в штаб…
Прошел в кабинет командарма товарища Петрова.
Народу у него было много, очевидно, шло какое-то экстренное заседание.
Я подошел к нему и негромко отрапортовал о прибытии, а затем отправился к себе в кабинет.
Приказал немедленно принести пишущую машинку и никого не впускать, хотя бы даже самого наркомвоена.
Потом взял трубку, вызвал начальника особого отдела армии тов. Васильева и пригласил его к себе.
— Через полчаса буду, — бросил он в трубку.
— А меня тут совсем бумагами завалили! Почему-то и этот пакет ко мне попал в общую кучу. Вот растяпы-то! Читайте, кому он написан-то: «Начальнику Особого отдела в собственные руки»! Нако-сь, читайте, а я своим делом заниматься буду!
Почитал, почитал, пересмотрел все, что я ему заготовил. Так взволновался, что аж вскочил да по комнате забегал.
— Товарищ Лисичкин! Да это нечто феноменальное! Полный отчет о существующем белогвардейском заговоре! Списки, явки, пароли, оперативный план…
— Чай, брехня?
— Какое брехня! Этого всего из головы не выдумаешь: такие подробности. Вы только послушайте…
— А что мне слушать!.. У меня у самого голова от своего вертится. Потом, когда проверите да ликвидируете, тогда и доложите. А кто донесение подписал?
— Анонимное. Подписано: «С товарищеским приветом скромный коммунист. Партбилет №».
— Писал, значит, казначей, неизвестно чей. Дура черт, какой скромный! Жалко, я не читал пакетика. Я б за него подписался…
Начальник Особого отдела ушел, от радости даже не попрощался.
Только он из двери, как дежурный с докладом: