Из пещеры выкатывается круглый камешек, маленький и очень твердый. Отец берет его в руки и вдруг замечает, что это голова убитого старого Отца. Он в страхе бросает камешек на землю и бежит. Но камешек начинает расти, расти, пока не превращается в громадную круглую глыбу. Глыба медленно катится и догоняет Отца. Это равномерное, медленное, смертоносное движение неотвратимо, совсем рядом с крошечным бегущим человечком.
Теперь Отец вряд ли решился бы убить сына или отдать его медведю. Пока враждебный дух заключен в живом теле Сероглазого, он все-таки в его власти; с бестелесными духами хуже — от них уж не спасешься.
Мальчик рос, и чем взрослее он становился, тем острее ощущал неприязнь Отца. Если сначала мать еще как-то пыталась защитить его, то со временем ее интерес к сыну ослабел настолько, что Сероглазый стал чувствовать себя в родной пещере совсем одиноким и беззащитным.
Для своего возраста Сероглазый очень много думал. Он любил забираться в темный уголок пещеры, где была узкая расщелинка, в которую ни один взрослый не мог залезть; там он сидел часами, уткнув голову в колени и закрыв глаза, и рассматривал свои яркие детские мысли-картинки. Обычно это были просто мечты — совсем несбыточные или такие, исполнения которых нужно было очень долго ждать. Но это времяпровождение все-таки шло ему на пользу: мечтая, Сероглазый потихоньку начинал понимать, к чему стоит стремиться в жизни, и искать пути осуществления своих желаний.
Одна мысль больше всего нравилась Сероглазому, он любил разглядывать ее подолгу, раскручивать вперед, назад и во все стороны, тщательно вырисовывать детали, каждый раз другие…
Он вырос и стал Отцом. Он только что притащил в пещеру почти целую лошадь. У него в руке большое-пребольшое рубило, и он отдирает самые лучшие куски и отдает их детям. А потом — куски похуже, но тоже хорошие. Эти для матерей. А уж что осталось — ест сам, вместе с братьями. Мяса много, и все вокруг довольны и радостно улыбаются.
Это была невероятная, запретная мечта. Сероглазый очень хорошо это чувствовал и даже боялся думать так в присутствии взрослых, словно кто-то мог подсмотреть его мысли.
Голова Сероглазого, тяжеловатая для его тела, с низким, как и остальных, лбом и с круглым выступающим затылком — эта неспокойная голова не переставала работать и во сне. По ночам ему порой являлись такие картины, придумать которые днем он ни за что бы не осмелился. Однажды он увидел сон, взволновавший и испугавший его настолько, что он потом долго не мог успокоиться…
Он был Дарующим Жизнь. У него были огромные зубы и когти, но все тело — человеческое. Он сам догнал лошадь в степи, ударом руки сломал ей шею и принес добычу в пещеру, где ждала Семья. Здесь он раздал людям мясо, потому что был одновременно и зверем, и Отцом.
Проснувшись в сильнейшем возбуждении, Сероглазый (ему в то время было уже пять лет) осторожно, чтобы никого не разбудить, выбрался из пещеры. Начинало светать, пожелтевшая трава согнулась от тяжелых капель росы. В прохладном воздухе чувствовался запах приближающейся осени.
Мальчик побежал вниз, к реке. Ему и раньше случалось убегать из дома. Находиться в пещере, чувствовать всем телом ненависть Отца и безразличие остальных, постоянно получать пинки и затрещины, быть жалким, беспомощным и никому не нужным существом становилось для него с каждым днем все невыносимее. К тому же при разделе пищи ему порой доставались такие жалкие крохи, что хотелось выть от голода и жалости к самому себе. Время от времени ему было просто необходимо подкормиться на воле, где никто не вырвет изо рта пойманную лягушку или ящерицу. Но не только голод и отчаяние заставляли Сероглазого совершать эти долгие одинокие прогулки. Ему нравилось рассматривать жуков, бабочек, камни и траву; ему постоянно хотелось узнать, что за тем деревом? А за тем бугром? Кто живет в этой норе? Кто так звонко трещит в ветвях старого дуба? И он высматривал, подслушивал, вынюхивал, находя в этом необъяснимое удовольствие.
Но сегодня Сероглазый не стал искать новых невиданных мест. Он двинулся вдоль реки прямиком к логову Дарующего Жизнь. Еще не добежав до пещеры, он увидел медведя. Зверь стоял в воде в том месте, где реку можно было перейти вброд и где она громко шумела, вспениваясь у обкатанных камней.
Сероглазый с изумлением заметил, что по всей реке, от одного берега до другого, в воде мелькают темные блестящие спины огромных рыбин. То тут, то там они выпрыгивали из воды и падали, поднимая фонтаны брызг. Все они упорно двигались навстречу течению.
Дарующий Жизнь взмахнул лапой, ловко выхватил из реки здоровенного лосося и швырнул его на берег. Потом повернулся, не спеша вышел на сухое место, отряхнулся и начал есть. Когда от рыбы осталась одна голова, медведь снова залез в воду и продолжил охоту. После четвертой или пятой пойманной рыбы зверь, насытившись, побрел прочь от реки, продрался через кустарник и исчез в черной дыре своей пещеры.
Сероглазый, до сих пор находившийся под впечатлением своего удивительного сна, почти не чувствовал страха перед медведем. Поэтому он подождал совсем немного и спустился к реке в том самом месте, где только что охотился Дарующий.
Мальчик с любопытством разглядывал рыбьи головы. Некоторые из них выглядели очень необычно — ярко-красные, с мягким крючковидным носом. В головах оказалось довольно много мяса, такого нежного и жирного, что его вполне можно было есть прямо так, не дожидаясь, пока оно приготовится.
Сероглазый объел с поверхности рыбьей головы все мясо, так что стало видно каждую костяную пластинку, покрывающую череп. Теперь этот череп нужно было разгрызть — ведь внутри головы или кости всегда можно найти что-то вкусное. Но костяные щитки оказались слишком твердыми для зубов Сероглазого, да и руками он не смог разломать крючконосую голову. Мальчик задумчиво поглядел на недостижимое лакомство…
Отец короткими резкими движениями бьет по кости рубилом — в ней появляются трещины, и она разламывается вдоль.
Конечно же, нужно самому сделать рубило и разбить эту голову. Сероглазый, сидя в своем укромном уголке в пещере, много раз видел не только как взрослые пользуются рубилом, но и как его делают. Нужно точно повторить их движения, и у него будет такое же орудие. Оглядевшись вокруг, Сероглазый поднял подходящий камень — светло-серого цвета, продолговатый и немного прозрачный.
Придерживая найденный камень на валуне левой рукой, мальчик резко ударил по нему тяжелым обломком гранита, потом еще раз, сильнее, до тех пор, пока кремень не раскололся на несколько кусков. У Отца и братьев это получалось быстрее и лучше — камень раскалывался с первого удара, но Сероглазый все равно остался доволен своей работой. Один из осколков был вполне похож на те рубила, которыми пользовались взрослые. Нужно было только его немного доделать — заострить край и придать орудию более привычную форму. Мальчик кое-как справился с этим, и вот рубило готово. Сероглазый рассматривал свое неуклюжее творение и радостно улыбался, все же это был первый инструмент, который он самостоятельно сделал. Тем более, что на берегу его ждали недоеденные рыбьи головы. Теперь-то он сможет съесть их до конца.
Прикончив вторую голову, мальчик почувствовал себя таким сытым, каким ему давно не приходилось быть. Он уже собрался двинуться в обратный путь, как вдруг картина из недавнего сна возникла у него перед глазами: он, Дарующий Жизнь, убивает лошадь.
Недолго думая, Сероглазый встал на четвереньки и медленно, подражая медвежьей походке, вошел в воду. Идти так было неудобно; руки мальчика соскользнули с круглого камня, он потерял равновесие, течение перевернуло его и потащило прочь. С большим трудом, наглотавшись воды, он выбрался на берег. Присев на траву, Сероглазый недоуменно морщил нос и почесывал затылок…
Медведь сидит на корточках и пытается сделать рубило. Все когти себе обломал, но так ничего и не получилось.
Ну, конечно! У медведя когти, у человека рубило. Глупо было подражать Дарующему Жизнь в таких мелочах, как способ передвижения. Мальчик приободрился и снова полез в воду, но уже не по-медвежьи, а как подобает человеку. Зайдя по пояс, он почувствовал, что дальше нельзя — течение сильное, камни скользкие, можно опять бултыхнуться. Он подождал немного, и вот прямо перед ним в воде мелькнула рыбья спина. Размахнувшись, он изо всех сил ударил по ней, потом попытался схватить рыбину обеими руками. Но добыча была слишком велика для маленького охотника. Огромная рыба выскользнула из рук Сероглазого, чуть не повалив его мощным ударом хвоста.
Мальчик сдался не сразу, и какое-то время еще продолжал безуспешно кидаться на проплывающих рыб. Наконец, отчаявшись, он вылез на берег, мокрый, продрогший и несчастный, подобрал оставленные медведем рыбьи головы — их надо было отдать Отцу — и побрел домой…
На вершине холма лежит огромная, очень вкусная рыба, и ее можно есть сразу, не дожидаясь, пока она приготовится. Но до этого холма он никогда не доходил и не знает, что там, за ним.
Да, мечта Сероглазого, явившаяся ему во сне, была прекрасна, и он был уверен, что ее можно осуществить. Но как — он пока не знал, и ему оставалось только одно — ждать.
Сероглазый все больше времени проводил вдали от дома. С тех пор как мать совсем перестала о нем заботиться, жизнь с Семьей не приносила ему ничего, кроме горя. Один его вид приводил Отца в ярость. Когда взрослые приносили из пещеры Дарующего Жизнь мясо, и вся Семья радовалась, предвкушая пир, Сероглазый чувствовал себя особенно несчастным. Он прекрасно знал, что сейчас будет: Отец оторвет себе первый кусок и будет долго и громко жевать, исподлобья следя за Семьей, чтобы никто не нарушил раз и навсегда заведенный порядок: сначала едят братья, и только потом объедки достаются матерям и детям. Особенно пристально глава рода следил за Сероглазым, и стоило тому взять какую-нибудь жилку или хрящ