Мне не было их жаль, но и радостного чувства от вида мертвых врагов я в себе тоже не обнаружил. Душа моя была пуста.
Рядом с ними была найдена сумка с запасами еды и питья. В их карманах лежали заграничные паспорта на имена отца и сына Куприяновых с эстонскими и финскими визами. Похоже, инсценировав пожар и собственную гибель, они хотели отсидеться несколько дней в подземном ходе, пока не уляжется суета вокруг, а потом тихо смыться через сухопутную границу.
Вряд ли бы их смогли задержать. Тем более что в «дипломате», который чуть позже был обнаружен в глубине подземного хода, лежало несколько пачек долларов, которые могли бы успокоить самого придирчивого контролера. Да и о профессиональных связях Фотиева не стоило забывать.
Скорее всего, Фотиев заранее позаботился о том, чтобы им был приготовлен чистый «коридор». На каком-нибудь спокойном участке границы.
Они не предусмотрели только одного — что дым от подожженного ими дома устремится за ними в погоню, словно по вытяжной трубе и застигнет их раньше, чем они смогут открыть дверь, ведущую если не к свободе, то хотя бы к жизни. И что задохнутся они как крысы, загнанные в угол, откуда нет выхода. Крысы в таких случаях бросаются на загонщика. Они же загнали себя сами...
Мы с Грязновым для начала решили ехать на Петровку. Надо было выяснить все обстоятельства, связанные с задержанием трейлера в Нарве.
Грязнов позвонил туда, и начальник Нарвского РОВД Макшаков, с которым они еще ночью обсудили все детали, сообщил, что трейлер стоит в очереди на таможне. Подойдет эта очередь часам к четырем. Они специально не стали вокруг таможни мельтешить, чтобы не упустить ценный груз. В кабине грейдера — шофер и женщина лет сорока. Как только закончится таможенный осмотр груза, в дело включатся сотрудники милиции, у которых на руках есть ордер на обыск трейлера.
Майор Макшаков признался, что взять трейлер со всем содержимым они могли бы и раньше. Но уж очень ему хочется поймать за руку начальника таможни Пронина, на которого он давно имеет зуб. Так как на Нарвской таможне давно нечисто, и сигналы регулярно поступали. Но вот так, с поличным, поймать возможности не было.
Мы конечно же не могли лишить его такого удовольствия. Трейлер все равно никуда не денется. В конце концов, он пока еще на нашей, родной территории. А в том, что картины там, я был уверен.
Степашин не соврал, я готов был дать голову на отсечение.
Оставив Грязнова на постоянной связи с Нарвой, я набрал номер Рути Спир.
Она подняла трубку так быстро, как будто сидела прямо рядом с телефоном. Не иначе как ждала вестей из тех же краев, откуда их с тем же нетерпением дожидался Грязнов.
— Госпожа Спир? Это Турецкий вас беспокоит.
Рути молчала, поэтому я продолжил:
— Мне необходимо вас увидеть сейчас же.
— Я занята, — сказала Рути хрипловатым голосом.
— Я вынужден настаивать. Буду у вас через полчаса. Или предпочтете, чтобы я вызвал вас повесткой?
— Хорошо, приезжайте. — Она бросила трубку.
Когда я вошел к Рути и она пригласила меня в гостиную и предложила присесть, я поблагодарил и сел. И тут же посмотрел на часы. Было ровно четыре.
— Так что у вас за такое срочное дело ко мне, господин Турецкий?
— Вот именно в эти минуты, — сказал я ей, постукивая пальцем по циферблату наручных часов, — в далеком городе Нарва... Знаете такой город?
Она напряженно кивнула.
— Так вот, в городе Нарва задержан трейлер с декорациями мифического театра, а среди этих декораций...
— Не продолжайте, — резко оборвала меня Рути — Что вас конкретно интересует? Только не забывайте, что я американская гражданка. И что мы говорим с вами конфиденциально. Если это допрос, то я отказываюсь отвечать в отсутствие адвоката.
Я так и думал, что она будет своим гражданством, как флагом звездно-полосатым, размахивать.
Да знаю, знаю, что не очень-то тебя укусить могу, но на хрен ли ты, богатая и красивая, картинки воровала да с бандитами, дура, связалась, а?
Конечно, все это я сказал только про себя. А ей как можно вежливее улыбнулся и стал задавать свои нехитрые вопросы.
— Это не допрос, так что можете отвечать смело... Первым делом меня интересует, каким образом из московской квартиры Нормана Кларка в Плотниковом переулке исчезла коллекция картин русских художников-авангардистов, которую Кларк, как было всем известно, собирался передать в новый Музей частных коллекций?
Она закурила свою длинную коричневую сигарету, резко щелкнув клапаном зажигалки.
— О смерти Нормана мне сообщил Семен Филин двадцать четвертого июля часов в двенадцать дня. До газет эта новость еще, конечно, не дошла. Семен приехал ко мне и сразу заговорил о коллекции. Он сказал, что они с Фотиевым все организуют. Мне же нужно только вывезти картины на своей машине из квартиры Кларка... У меня были ключи от нее, а консьержке мы хорошо заплатили. Так что нас никто не видел...
Рути нервным движением указательного пальца стряхнула пепел мимо пепельницы. Я обратил внимание, какие у нее красивые, холеные и длинные пальцы.
— Вы удивлены, господин Турецкий, что я так легко согласилась обворовать квартиру своего давнего друга Нормана Кларка?
— В общем-то да. Но меня больше сейчас интересует, кто такой Фотиев?
— Фотиев? Полковник из Службы внешней разведки и по совместительству убийца моего мужа, Самюэля Спира.
— Откуда вы это знаете?
— Мне об этом рассказал Кларк и советовал опасаться этого человека.
— Почему Фотиев убил вашего мужа?
— Он не сам его, конечно, убил, он организовал автомобильную катастрофу. Самюэль легкомысленно влез в какие-то секреты, связанные с интересами внешней разведки. Норман предупреждал его, чтобы он прекратил частное расследование, но Самюэль не послушал его. И был убит.
— А Кларк в деле убийства тоже был замешан?
— Он утверждал, что нет. Но в этом я не уверена.
— Почему же вы вступили в сговор с убийцей вашего мужа?
Ее лицо стало жестким:
— Вы не знаете, как женщины умеют мстить. А у меня появилась возможность отомстить сразу всем. Назло Самюэлю я все-таки хотела быть по-настоящему богатой — почти все свое состояние он завещал фонду, а ведь я была его женой. Кларк постоянно обманывал меня — через фонд проходили громадные деньги, из которых мне перепадали жалкие крохи. Этими картинами я прекрасно возместила бы причиненный мне моральный и материальный ущерб.
— А как бы вы отомстили Филину и Фотиеву?
— Они бы от этой коллекции не поимели бы ни цента. Картины бы просто исчезли из их поля зрения. И я тоже. У меня все было подготовлено.
Я, честно говоря, поразился наивности этой одержимой женщины. Может быть, Филин с Фотиевым действительно бы ничего не получили, но у нее этот шанс был еще меньше. Вряд ли бы Буцков и Степашин выпустили из рук такой лакомый кусок.
Так что ее денежки плакали горячими и солеными слезами в любом случае.
— Когда вы отбываете из Москвы?
— О, вы даете мне совет убраться подобру-поздорову?
— Ну что-то вроде этого...
— Завтра вас устроит?
— Думаю, что это устроит вас.
— Позвольте уж тогда мне на прощание сделать красивый жест. — Она говорила уже совершенно спокойно, видимо окончательно взяв себя в руки.
Затем она вышла в другую комнату и через минуту вернулась, держа в руках тонкую папку для бумаг:
— Здесь все подлинные документы, подписанные Норманом Кларком и заверенные по всем правилам. Они касаются передачи картин Музею частных коллекций.
— Спасибо, — кратко сказал я, принимая бумаги.
Удивительно, но на эту женщину зла у меня не было. Мы расстались едва ли не друзьями.
Когда я приехал в прокуратуру, рабочий день уже закончился. Я вошел в свой непривычно пустой кабинет.
Я сидел за столом и машинально перекладывал с места на место бумаги. На душе у меня было еще более пусто, чем прежде. Все-таки даже моя служба, из-за которой я постоянно сталкиваюсь со смертью, не приучила меня относиться к ней спокойно. Особенно когда гибнут близкие люди...
Казалось бы, я уже должен превратиться в бездушную машину, настроенную на разгадывание запутанных преступлений. Но я почему-то не превратился. И каждая следующая смерть не закаляла меня, нет, она скорее как бы выбивала почву из-под моих ног.
Я знал, что и в этот раз я, конечно, переживу. Все переживу. Но шрамы на сердце остаются навсегда.
Если честно, то, по большому счету, меня в данный момент уже не волновала даже загадка смерти Нормана Кларка-Бородкина. Он все равно был для меня немножко абстрактным, этаким героем грандиозного шпионского романа. Его глянцевая улыбка с обложки «Парадоксов Кларка» так и не стала улыбкой реального человека.
Примерно так же мы читаем сообщения светской хроники, истории сложных отношений между принцами и принцессами, сенсационные статьи о загадках пиратских кладов и таинственных нюансах большой политики. Все это происходит вроде бы в том же самом мире, в котором живем и мы, но дотронуться рукой до этого мира, чтобы убедиться в его реальности, практически невозможно.
Мои глубокомысленные раздумья, которыми я спасался от слишком тяжелых воспоминаний о гибели Марины и Сережи, прервал телефонный звонок.
Если бы это звонил другой телефон, то я сделал бы вид, что меня здесь нет. Но это был телефон прямой связи с Меркуловым.
— Так ты, оказывается, на службе? — раздался серьезный голос Кости. — А я тебя повсюду разыскиваю.
— Да, Костя, вот сижу тут размышляю. Я хотел завтра с утра доложить тебе обо всех обстоятельствах...
— Да я уже и с Романовой беседовал, и с Грязновым. Так что я в курсе событий. Хотя твои комментарии были бы, конечно, не лишними. Но сейчас я о другом. Собери, пожалуйста, все материалы по делу Нормана Кларка и поднимайся ко мне.