– И что? К чему ты?
– Да к тому, что новое чувство приедается гораздо быстрее, чем ты можешь себе представить. А желания, будучи удовлетворенными, истощаются. Вот я сейчас посмотрел на нас с Майкой молодых и с ужасом – ты понимаешь? – с ужасом сам осознал, что я потерял.
– Ну ты же вроде бы сам… такое решение принял?
– Да какое решение? Какое? О разводе с Майкой?
– Ну да! И о разводе, и о новом браке… Разве нет?!
– Ой, да при чем тут «сам – не сам». Кто принял? Что принял? Я же тебе не о действиях говорю! О чувствах! Понимаешь? Вот смотри! Смотри! – и Саня вновь и вновь хватал фотографии и, жадно вглядываясь в них, внушал другу:
– Казалось бы, и там, и там только начало семейной жизни! И там, и там свадебная церемония! Но здесь – искренность и любовь! А тут? Что тут? – он ткнул пальцем во второй снимок.
– Ладно, Сань! Что ты сравниваешь? Между этими кадрами почти двадцать лет жизни! Ты стал другим. Понятно, что и состояние твое внутреннее другое. Не можешь же ты чувствовать себя так же, как в двадцать лет.
– Не могу. Это точно.
Он как-то резко сник, перегорел как будто, устал.
– А что Майка? Где она сейчас? – спросил Виталий.
Ответа не было.
– Видитесь вы с ней? Нет?
Саня молчал. То ли не слышал вопросов друга, то ли слышал, но не желал отвечать.
Сказать, что Майе было тяжело, это не сказать ничего. Тяжело, плохо, страшно, сложно! Какими словами можно передать то, что она переживала?
Ну вроде бы подумаешь, развод? Сплошь и рядом! Ничего экстраординарного! Тысячи людей разводятся, расходятся, разъезжаются, начинают новую жизнь, строят взаимоотношения с другими людьми. Ничего необычного! Грустно, конечно, это. Непросто, но не смертельно.
Майе же казалось, что она умерла. Оболочка телесная существовала еще кое-как, а внутренне она будто бы затаилась, затихла и еле дышала. Сначала она кинулась в псевдохозяйственную деятельность. Вернувшись в старую квартиру, которую они с Саней оставили в непригодном состоянии, переехав в загородный дом, Майя начала тотальную уборку и даже затеяла было ремонт… Но очень быстро выдохлась, опустилась на диван и практически месяц не вставала с него. Ну в туалет, понятно… Телевизор не работал, радио она не любила.
Лежала целыми днями, иногда листая старые журналы, непостижимым образом сохранившиеся на антресолях с незапамятных времен. Иной раз ей казалось, что сегодня у нее много сил, прямо прилив какой-то энергетический. Тогда она бралась за старый хлам и выволакивала его к мусоропроводу. Но энтузиазм внезапно кончался, она вновь валилась на диван и каждый раз натыкалась на одну и ту же мысль: надо бы поменять постельное белье. Но фраза эта, звучащая у нее в голове, неизменно проваливалась куда-то глубоко и до действия никак не доходила. Это ж надо было встать, достать из шкафа свежий комплект, снять старое, переодеть в новое… Но и это еще не все. Потом грязное белье надо было собрать в кучу и нести в прачечную. На такое не то что сил, даже мыслительной энергии не хватало. Стиральной машинки в их старой квартире не было, а о стирке руками не могло быть и речи.
Майя смотрела на потрескавшийся, посеревший от времени и пыли потолок, на выцветшие шторы, устаревшую люстру и никак не могла взять в толк: как получилось, что она оказалась в этой старой, запущенной квартире? Почему она одна? Где дети? Муж? Куда подевалась ее семейная жизнь? У них же отличный дом, перед домом зеленая лужайка и уютная беседка во дворе, у них есть все, что нужно для счастливой жизни. Почему она вдруг оказалась вне привычного для себя образа существования?
Мозг придумывал какие-то отговорки, какие-то объяснения, пока она вдруг сама себе не признавалась, будто бы вспоминая неприятную мысль: «Ах, да! Мы же развелись!» И тут же опять непонимание: «Как развелись? И что делать теперь? Как жить?» Жить, лежа на диване и глядя в потолок, ее не устраивало. А ни на что другое не было ни сил, ни желания.
Заходила соседка Марина, приносила продукты.
– Эй, подруга! – Маринка была бодра, бесцеремонна и очень преданна Майе.
Они жили в соседних квартирах с детства, дружили еще девчонками. Потом Майя, выйдя замуж, уехала жить к мужу, а Маринка так и жила безвылазно в их изношенной девятиэтажке. С мужем, со взрослой дочерью, которой все никак не удавалось выйти замуж, хотя она стремилась туда безудержно.
Когда Майя, бледная, несчастная, с огромными баулами и неподъемным чемоданом, появилась на их лестничной площадке, Марина вопросов задавать не стала:
– Ой, Майечка вернулась! – она вытерла руки о полотенце, перекинутое через плечо, и ринулась помогать с вещами. – Ты погоди пока разбирать-то! Давай сначала пыль по всей квартире соберем, окна помоем, проветрим кругом! У тебя ж вещи-то небось богатые, нельзя их так сразу в старую пыль.
И она, невзирая на сопротивление подруги, взялась за тряпку. Майя поначалу тоже вроде бы зажглась идеей уборки, но… увы. Вещи так и не были разобраны, и, сколько Марина не порывалась помочь их распаковать и развесить, Майя вяло махала рукой и устало отнекивалась:
– Ой, Мариночка, не сейчас! Что-то сил нет.
Марина заходила каждый день, носила еду, проветривала квартиру. Состояние подруги вызывало у нее сначала сочувствие, потом недовольство, затем раздражение и в конце концов сильную тревогу.
– Так, Майка, все! Подъем! Давай мыться, переодеваться! Потом чай будем пить. Я вон торт купила. Захотелось чайку попить… знаешь, не просто так, а со вкусом, по-настоящему! Вставай, вставай! Я уже воду включила, ванна набирается… – и она, не слушая возражений, волокла полуживую подругу в ванну, меняла постельное белье и бежала заваривать чай.
По дороге заглянула в ванную, все ли нормально. Майка лежала в клубах пены с закрытыми глазами.
– Ну как водичка? Не холодно?
– Хорошая вода, спасибо!
– Ну лежи, лежи! Наслаждайся!
Пока шумел чайник, Марина набрала номер Сани. Мобильного она не знала, а вот домашний помнила наизусть. Уж сколько лет они с Майкой перезванивались, и не захочешь, а запомнишь.
К телефону подошла какая-то женщина. То ли жена, то ли прислуга. Спросила: «Как вас представить?» Марина представилась официально: «Марина Ильинична».
Саня не брал трубку долго. Марина успела и чай заварить, и заглянуть еще раз к Майе.
– Я слушаю! – раздалось вдруг официально и сухо.
– Саша, добрый день! Это Марина, соседка Майи по старой квартире.
– Да, Марин!
– Саш! Я не хотела тебя беспокоить. В конце концов, это ваше семейное дело… Только волнуюсь я за Майку…
– А что с ней?
– Плохо, Саш! Не ест толком, не выходит из дома. Целыми днями только лежит. Худая, бледная!
Он молча слушал.
– Сань! Помоги чем-то… Ну не знаю… Может, доктора посоветуй или какую-то помощницу по хозяйству пришли. Я пытаюсь помочь ей с уборкой, но сам понимаешь… У меня и работа, и семья своя. Я и так у нее каждый вечер бываю. Только толку от меня мало.
Он по-прежнему молчал.
– Саш, ты не молчи! Саш! Вы прожили больше двадцати лет. К кому мне обращаться, как не к тебе? Вдруг какая депрессия у нее или, не дай бог, болезнь серьезная.
– Марин… – он все же ответил. – У меня теперь другая жизнь. Что я могу?
– То есть как это «что могу»? – Марина вдруг разгорячилась. До сих пор она говорила тихо и более-менее уравновешенно, а после этих слов разволновалась и перешла на повышенный тон: – Что значит «не могу»? А кто ей поможет? Где Виктор? По заграницам мотается? Где Светлана? В женихах запуталась? Никто мать навестить не может?! Жила-была семья и все! Нет никого! Хоть криком кричи, хоть помирай!
– Марин! Ты перегибаешь палку! Дружишь с Майей – дружи, а в чужую семью не лезь!
Он пытался еще что-то внушить ей в своем благородном, как он считал, порыве, но она со свойственной ей бесцеремонностью отчеканила чуть ли не в приказном порядке:
– Имей совесть, Саня! Пришли уборщицу и врача! И детей научи, как надо в беде относиться к родителям!
Потом добавила чуть мягче:
– Ты классный мужик, Саня! Всегда ты уважение во мне вызывал. Имей совесть!
И, не дожидаясь ответа, повесила трубку.
За чаем Майя спросила подругу:
– С кем это ты так жарко спорила?
– Я не спорила. Я вызывала тебе уборщицу и врача.
– Мне? Зачем? Я не просила.
– Ну и что, что не просила! А я вызвала. Хватит дурака валять! Ишь, чего удумала: в глазах ни жизни, ни мысли!
Майя вяло махнула рукой:
– А зачем она мне?
– Кто? – удивилась Марина.
– Не кто, а что… Жизнь. Зачем она мне?
– Так… Все понятно! Я, конечно, не врач, но сдается мне, подруга, что накрывает тебя депрессия.
– Да и ладно…
Майя без аппетита ковыряла торт, без всякого желания пила чай, и было понятно, что все, что бы она ни делала сейчас, ей в тягость.
Марина, собираясь уходить, крикнула с порога:
– Белье забираю! Постираю в машинке. А гладить сама будешь!
Майя не ответила, продолжая крошить и без того разваленный на мелкие части кусок торта.
– Марин! – вяло отозвалась Майя. – Возьми торт. Мне не съесть. Я и кусок-то не одолею. Куда мне столько?!
– Оставь! Завтра, надеюсь, уборщица придет. И доктор обещал быть. Угостишь их.
Саня прислал не только женщину-помощницу по хозяйству, но и двоих рабочих. Они, не слушая Майю, споро измерили дверные и оконные проемы, записали все размеры, сорвали старые обои и плинтуса. Майя только руками разводила и молча наблюдала за процессом.
Через два дня те же рабочие с той же женщиной уже клеили обои, меняли ковролин, прибивали новые наличники, обновляли проводку. К концу недели квартира приобрела вид не просто свежий, а поистине новый.
– Хозяйка! Выбирайте светильники, шторы! – весело командовали рабочие, которые на привычных работяг не были похожи. Чисто одетые, уважительные, быстрые. «Как в сказке», – подумала Майя.