Ю. Н. Емельянов
I
Из истории журнальной деятельности А. Н. Радищева (1789 г.)[110]
Вопрос о журнальной деятельности А. Н. Радищева имеет важное, существенное значение не только для освещения литературного развития этого великого писателя русского XVIII века, но и для истории нашей общественности и литературы вообще. Если и до сих пор не установилось истинно научного и строго исторического отношения к жизненному и литературному труду Радищева, то причины этого явления нужно искать, главным образом, в том изолированном положении, которое создано вековым преследованием сначала автора, а потом книги. Когда Радищев в 1790 году держал ответ в канцелярии Шешковского, он настойчиво отрицался от каких-либо сношений и знакомств и представлял себя «уединённым» литератором. Неслыханная кара, постигшая Радищева, и последовавшее за ней систематическое подавление общественной мысли наложили печать молчания на всех, кто действительно находился в общении с осуждённым вольнодумцем, и скрыли от нас радищевские традиции. Со временем утратились и источники наших возможных сведений, и нам остались скуднейшие известия и неясные слухи. Правда, остаётся ещё путь историко-литературного изучения знаменитого «Путешествия», но и до сих пор мы ещё не имеем специального исследования, которое выяснило бы отношение книги Радищева к современной литературе и журналистике.
Вопрос о журнальной деятельности Радищева поставлен давно, ещё в 1868 г. А. Н. Пыпиным[111]. Она имеет целую литературу, но мы не имеем никакого определённого решения по той простой причине, что слишком скромны те данные, которыми мы располагаем. Имя Радищева связывается с именем И. А. Крылова и с журналом «Почта духов»[112], которому принадлежит видное место в истории общественной сатиры[113]. Пред историками литературы стоят два вопроса: 1) один ли Крылов был автором всех писем «Почты духов»[114], изложенной в виде переписки между духами, или он имел сотрудников и 2) был ли в числе его сотрудников А. Н. Радищев. Для нашей цели не так важен первый вопрос. Не имея в виду останавливаться на нём, укажем, что наиболее вероятным представляется нам мнение Я. К. Грота, по которому весь журнал принадлежит одному автору[115]. Сохранилось, правда, идущее от самого Крылова известие о том, что издатель и собственник журнала Рахманинов давал ему материал; но речь тут, очевидно, не о готовых статьях, а именно о материалах, сообщениях. И в современной периодической печати мы нередко наблюдаем эти явления: материалы доставляются со стороны одними лицами и обрабатываются в статью постоянными сотрудниками. Но, перечитывая теперь «Почту духов» — ряд писем, которыми обмениваются духи и которые рисуют картину общественных пороков,— трудно допустить, что они писаны разными авторами: если же допустить это, то всё-таки надо представлять себе дело так, что все авторы действовали по указке одного, выработавшего форму изложения и наблюдавшего за применением правил и распределением тем. Но главным лицом в журнале был 20-летний Крылов. С трудом верится, что по его указанию действовал 40-летний Радищев. Но допустим даже, что в «Почте духов» работало несколько лиц. Какими доказательствами мы располагаем для зачисления в их число Радищева? Все фактические данные приведены А. Н. Пыпиным, и позднейшая литература их совершенно не увеличила. Они заключаются в двух указаниях.
Первое — на слова Крылова своему сослуживцу Быстрову о причинах закрытия журнала и типографии: «Знаешь, мой милый,— говорил Крылов,— тут много причин… полиция, и ещё одно обстоятельство… кто не был молод и на веку своём не делал проказ». Эти слова Пыпин приводит по статье Кеневича, делающего к ним следующее дополнение со слов Н. И. Греча: кажется, Крылова «подозревали в том, что он напечатал у себя книгу Радищева. По крайней мере, лет десять спустя после появления её в свет, один полицейский чиновник сам рассказал ему, что являлся в его типографию с поручением разведать, не у него ли печатается эта книга, и прикрыл это поручение желанием узнать, как вообще печатаются книги»[116]. Пыпин сам признал, что из подобных сообщений трудно извлечь что-нибудь кроме тёмного представления о каких-то связях, существовавших между ним и Радищевым. Но это сообщение Быстрова — Греча — Кеневича не годится для утверждения даже тёмного представления. Пыпину не были ещё в то время известны данные о начале преследования против Радищева и о том, что факты его авторства и печатания книг в его собственной типографии обнаружились, можно сказать, тотчас же по возбуждении расследования. Но, главное, мы знаем теперь, что у Крылова не было в то время собственной типографии, что «Почта духов» печаталась в типографии Рахманинова[117], что издание прекратилось в 1789 году на августовской книжке скорее всего за отсутствием подписчиков и что во всяком случае прекращение не было ни в какой зависимости от появления книги в июне 1790 года.
Второе указание, приводимое Пыпиным, — свидетельство Масона[118], автора известного сочинения о России в царствования Екатерины II и Павла I. Масон прибыл в Россию в 1786 году, сначала преподавал в артиллерийском корпусе, а с 1789 года состоял адъютантом при президенте военной коллегии Н. И. Салтыкове, был воспитателем его детей и жил во дворце; в 1796 году он был выслан за границу имп. Павлом I. В. А. Бильбасов даёт высокую оценку его работе, вышедшей в 1800 году под заглавием «Mémoires secrets sur la Russie et particulièrement sur la fin règne de Catherine II et le commencement de celui de Paul I» (Paris, An VIII)[119]. Во втором томе (p. 188—190) мы находим следующее известие о Радищеве.
«Среди многочисленных жертв политических преследований Радищев заслуживает в особенности сожалений друзей разума. Известно, что Екатерина II нередко отправляла на свой счёт за границу русскую молодёжь путешествовать и учиться; в большинстве случаев выбор был удачен, молодые люди становились достойными людьми и приносили в своё отечество знания философии и гуманные идеи. Самым выдающимся и самым несчастным из этих воспитанников Екатерины был Радищев. По своём возвращении он был определён директором таможни, и в этом положении сборщика податей (dans cet emploi de publicain), его честность, любезность в обращении, мягкость характера заставили ценить и дорожить им. Он занимался литературой и уже издавал „Почту духов“ (Potschta Doukow), периодическое издание, самое философское и самое острое (la plus piquante), подобного которому никогда не осмелились издавать в России. Но его совсем не трогали; когда же во время революции он осмелился напечатать маленькую работу, он решился обнаружить свою ненависть к деспотизму, своё негодование против фаворитов и своё уважение к французам. Особенно замечательно тут то, что многие экземпляры его книг имели разрешение полиции. Рылеев (Kléïef), начальник полиции, столь же известный в России своими нелепостями, как д’Аржансон, Ленуар, Сартин во Франции своими хитростями, был потребован к ответу по поводу этого одобрения. Он не знал, как отвечать, потому что он не читал книги, да и ничего в ней не понял бы. Но почтенный Радищев, также спрошенный, сознался, что самые резкие отрывки его книги не были в рукописи, когда он представлял её в цензуру, но что он сам напечатал их у себя. Он заслуживал бы того отношения, которое Екатерина высказала в других случаях — прощения, но Радищев был отправлен в Сибирь.
Он попросил разрешить ему обнять последний раз жену и детей; когда его вывели из тюрьмы, чтобы отправить, ему разрешили остановиться на берегу Невы, чтобы подождать их: но была ночь; подняли мост, чтобы пропустить суда, и в этот момент его несчастная супруга прибыла на другой берег. Радищев умоляет задержать его отправление, пока не пройдёт судно, или пока жена не найдёт лодки. Напрасно, безжалостный конвой заставляет его сесть и запирает его в возок, на глазах его растерявшейся жены, простирающей с воплями к нему руки через реку. Ах! если он ещё жив в далёкой пустыне (dans ces vastes desertes), в которую он брошен, или если он ещё дышит в Колыванских рудниках, пусть он найдёт утешение в философии и добродетели! Его смелость не прошла без пользы для родины. Несмотря на конфискацию, его книга существует у многих его соотечественников, и память о нём дорога всем рассудительным и чувствительным людям».
К этому рассказу Масон делает следующее примечание: «Труд Р<адищева> озаглавлен „Путешествие в Москву“. Русским книгопродавцам платили до 25 руб. за то, чтобы иметь на час эту книгу и прочесть. Я читал только отрывки, и среди них тот, в котором он разоблачает надменность и глупое величие деспота, окружённого презренными льстецами. Вот фраза, которая особенно возмутила Екатерину: „puisqu’elle était directe. J’entre à Tzarskoé Célo; je suis frappé du silence effrayant qui y régné: tout se taut, tout tremble; c’est îci la demeure du despotisme“[120]. И эта фраза стоила Сибири для несчастного Радищева».
Вот единственное известие, называющее Радищева даже не сотрудником, а единственным автором «Почты духов». Сообщения Масона достоверны в общих чертах, но не в частностях. И рассказ о Радищеве тоже только в общем соответствует действительности, но отступает от неё во многих частностях. Пыпин не обратил на них должного внимания. Уже первое сообщение об его исключительно авторстве «Почты духов» должно бы внушить сомнение. Масон не держал в руках даже книги «Путешествия»; поэтому-то он и называет его небольшой работой, брошюрой. Рассказ о прощании тоже не верен: и жены