о воззрения вашего императорского величества, как на вышеизложенные обстоятельства, так и на преклонные лета мои, повергаюсь священным стопам вашего величества и умоляю благость вашу, всемилостивейший государь, о высочайшем повелении учредить для распоряжения помянутыми имениями попечительство с определением в оное членами вместе со мною действительного тайного советника Оленина и тайного советника Булгакова, которые изъявили на сие своё желание.
Попечительству сему поставить в обязанность, действуя с полною властию по распоряжению имением, удовлетворить долги, ежели нужным найдётся, и продажею назначенных частей имения; просить о перезаложении сделанного займа в С.-Петербургском Совете на больший срок, и учинить заём; вообще исполняя все меры в вышеупомянутой доверенности, данной Раевскому, изложенные, стараться о возможном благосостоянии имения, совершая на случай приобретения имения в пользу невестки моей законные на то акты.
Монаршее снисхождение к сей моей всеподданнейшей просьбе доставят мне душевное спокойствие в продолжение немногих уже лет земного моего существования.
Всемилостивейший государь, вашего императорского величества верноподданная княгиня Волконская, урождённая княжна Репнина. 23-го ноября 1832 года».
Затруднения статс-дамы Волконской вытекали из того обстоятельства, что ни одна инстанция не решалась засвидетельствовать доверенности, выданной женой государственного преступника княгиней Волконской. На основании точного смысла предписания тайного советника Лавинского, жена, последовавшая за мужем в каторгу, теряла права прежнего звания, и должна была быть признаваема женою ссыльно-каторжного и, следовательно, лишалась права состояния. Но предписание, вводившее радикальные изменения в законодательство о правах состояния, не было объявлено и держалось под секретом; немудрено, что сами власти останавливались в недоумении перед приведением в исполнение бумаги Лавинского. Мы уже видели, что по поводу дел Давыдовой и Стройниковой, был заявлен принцип непричастности жён государственных преступников вине их мужей. Следовательно, просьба статс-дамы Волконской могла бы быть решена на основании прецедентов, но на этот раз император Николай заблагорассудил приказать произвести пересмотр положений о правах жён декабристов.
26-го ноября 1832 г. граф А. X. Бенкендорф, по высочайшему повелению, препроводил просьбу кн. Волконской министру юстиции Д. В. Дашкову с просьбой дать по содержанию этой просьбы заключение, имеет ли жена государственного преступника Сергея Волконского право на распоряжение имением, по кончине сына её Николая Волконского оставшимся. Министру юстиции оказалось неизвестным предписание Лавинского; правда, основное положение о том, что жёны государственных преступников, признанные жёнами ссыльно-каторжных, теряют права состояния, находилось ещё и в правилах, сообщённых московскому военному генерал-губернатору, но эти правила были знакомы министру юстиции только по частной копии[462], оказавшейся в делах департамента министерства юстиции. Таким образом, при ответе графу Бенкендорфу, министр юстиции должен был основываться на существующих узаконениях, которые, как мы видели, не содержали никаких ограничений прав жён, следующих по собственной воле за лишёнными прав мужьями, на относящихся к сему вопросу постановлениях, из которых министру юстиции было известно только одно, и на бывших примерах (дела Давыдовой и Стройниковой). Действующие узаконения и бывшие примеры коренным образом расходились с «постановлением», и министр юстиции, знакомый лишь из частной копии с актом, изменявшим действовавший закон, не решился придать ему буквальное толкование. Пытаясь согласить постановление с законом, министр юстиции старался основать свои мнения на том, что «в правилах не сказано, чтобы жёны государственных преступников, разделяющие судьбу своих мужей, безвозвратно теряли права своего прежнего состояния»[463]. Бывшие же примеры (дела Давыдовой и Стройниковой.— П. Щ.) давали возможность министру юстиции истолковывать высочайшую волю в том смысле, что невинные жёны преступников могут по желанию сохранять своё прежнее положение в обществе; следовательно, и те из них, которые добровольно разделяют участь мужей, не лишаются совершенно пользования собственностью и ограничиваются в этом праве особыми мерами, имеющими в виду не жён, а самих преступников. На основании всех этих соображений, по данному вопросу министр юстиции полагал, что жена преступника Волконского, располагавшая доселе имением, доставшимся ей по завещанию мужа её, «не лишается прав наследства и может располагать доходящими ей на законном основании имениями, посредством способов, законом дозволенных».
Таким образом, мнение Д. В. Дашкова оказалось в значительной мере противоречащим основному пункту правил, одобренных государем. Все свои соображения и заключение министр юстиции изложил в отношении от 30-го ноября 1832 года.
Граф А. X. Бенкендорф доложил мнение Д. В. Дашкова государю. В официальном письме от 24-го декабря 1832 г. (№ 6196) граф Бенкендорф сообщил Д. В. Дашкову следующее:
«Отношение вашего превосходительства от 30-го минувшего ноября № 14500… я имел счастие представлять государю императору.— Его величество, усматривая из оного, что к разрешению вопроса: имеют ли жёны государственных преступников, в работу сосланных, последовавшие за их мужьями,— не существует положительного постановления, отчего впоследствии времени могут возникнуть многие тяжебные дела, и находя, что удовлетворение настоящей просьбы княгини Волконской может подать повод ко многим подобным просьбам, высочайше повелеть мне соизволил: всеподданнейшее прошение княгини Волконской передать вашему превосходительству с тем, чтобы вы, милостивый государь, представили об оном Комитету гг. министров с мнением вашим насчёт прав жён государственных преступников, последовавших за мужьями, располагать своими имениями, — на тот конец, дабы Комитет гг. министров, учинив по сему предмету постановление, разрешил на основании оного и всеподданнейшую просьбу княгини Волконской, причём не должно терять из виду условий, на основании которых дозволено было жёнам следовать за преступниками мужьями, и которые не были доселе отменяемы.
О такой высочайшей воле сообщая вашему превосходительству для вашего к исполнению по оной распоряжения, имею честь препроводить при сём к вам и всеподданнейшее прошение княгини Волконской в подлиннике. С совершенным почтением и преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорнейший слуга граф Бенкендорф».
Из этой бумаги мы вправе заключить, что государю не понравилось заключение Д. В. Дашкова. Понятно, почему не понравилось: Д. В. Дашков потерял из виду условия, на которых жёнам декабристов разрешено было следовать за мужьями. Но в то же самое время, принимая мнение министра юстиции о том, что не существует положительного постановления к разрешению вопроса о правах жён государственных преступников, император Николай Павлович сознательно закрывал глаза на изменение коренных законов, сделанное, с его одобрения, в предписании Лавинского. Уж слишком легко оно было совершено; получив высочайшую санкцию, это изменение не могло возвыситься на степень закона по той причине, что оно не было объявлено, не было даже известно министру юстиции. Нельзя забывать и того, что в предписании Лавинского, это изменение законодательства было сделано в форме внушения, угрозы: «если вы пойдёте за своими мужьями, то знайте, что с Вами поступят так-то и так-то». Но ведь не всякое внушение, не всякая угроза приводится в исполнение. По всей вероятности, эти соображения были у императора Николая, когда, рассмотрев отзыв министра юстиции, он поставил вопрос — не общий, о правах состояния жён декабристов, а частный — о праве распоряжаться имением.
Министр юстиции, получив бумагу графа Бенкендорфа, прежде всего должен был ознакомиться с условиями, на которых было дозволено жёнам декабристов следовать за мужьями в Сибирь. 30-го декабря 1832 года министр юстиции обратился к военному министру с просьбой доставить ему сведения об этих условиях и других изданных в разное время правилах. 16-го января 1833 г. при отношении за № 125 военный министр граф Чернышёв препроводил Д. В. Дашкову в копии самый главный документ — предписание Лавинского — и выписки из состоявшихся по бывшему Главному штабу его величества в разное время и по особым случаям высочайших повелений насчёт тех жён государственных преступников, которые, несмотря на все убеждения, пожелали жить с своими мужьями. Только два документа давали материал для решения общего вопроса о правах жён декабристов; они известны нам: предписание иркутскому губернатору от имени Лавинского и одобренное государем мнение князя Долгорукого о детях дворян-преступников. Остальные же постановления касались регламентации быта жён декабристов на каторге; сущность их известна из записок декабристов, а некоторые опубликованы в подлинниках в разное время и по разным поводам. Сделаем краткий обзор всех мероприятий по отношению к жёнам декабристов.
Первой по времени мерой является инструкция коменданту при Нерчинских рудниках, высочайше утверждённая 19-го сентября 1826 года. Относительно жён в ней сказано, что жёны, желающие жить с мужьями в остроге, не могут иметь прислуги, а желающие жить отдельно, вне острога, получают свидание со своими мужьями через два дня один раз и могут держать прислугу, но не более одного мужчины и одной женщины. Коменданту предписывалось «строго наблюдать, чтобы преступники и их жёны не могли привезти с собою или получать после от кого бы то ни было больших сумм, ни в наличных деньгах, ни в ценных вещах, исключая только такой суммы, которая необходима для их содержания, но и то не иначе, как чрез коменданта, который отдаёт им таковое пособие по частям, смотря по надобности». Переписку жёны декабристов вели через III Отделение и через коменданта. Крепостным людям, пришедшим с жёнами в Сибирь, инструкция разрешала возвратиться в Россию, если бы они не пожелали остаться с своими господами. Более подробные указания о переписке и суммах, которые могли быть выдаваемы жёнам декабристов, даны в высочайших повелениях, объявленных генер