. Полиция волей-неволей проговорилась.
Закрытие журнала поставило издателя и редакторов перед необходимостью выполнения обязательств перед подписчиками. Вместо невышедших 11 и 12-й книг журнала был выпущен исторический сборник: «Наша страна» и указатель-роспись Д. П. Сильчевского к 22 книгам «Былого».
Решено было создать новый журнал. Было ясно, что органа, аналогичного «Былому», не возродить. Следовало организовать журнал, не делая упора на вопросах освободительного движения, основные публикации посвятить русской истории и культуре. Новый орган «Минувшие годы» оставался единственным изданием, который в какой-то степени напоминал прежние издания революционной поры, и прежде всего «Былое». Это определило круг авторов и проблематику предлагаемых материалов, которая, как правило, была обширной и выходила за рамки издания.
«Минувшие годы» начинали свою жизнь в условиях менее всего для этого благоприятствующих. Щёголев находился в ссылке, а Богучарский, по словам секретаря редакции Л. П. Куприяновой, по возвращении из-за границы работой в новом журнале «не горел», как это было во времена «Былого»[56]. Основная тяжесть работы по ведению журнала лежала на Щёголеве[57], несмотря на особые обстоятельства, в которых он находился. Кроме загруженности по редакторской части, он активно проявил себя и как автор. В органе сосредоточивался богатый литературный материал, но многому не суждено было осуществиться. В условиях спада революции и этому журналу была уготовлена судьба предшественника — «Былого». Журнал просуществовал ровно год. Ни один из его двенадцати номеров не оставался без внимания цензуры[59]. К сожалению, гонения на журнал не ограничивались только подобными курьёзами. Положение было более серьёзным. Аресты и конфискации следовали одни за другими. Уже в июле 1908 года Богучарский был вынужден признать в письме к Щёголеву, что «дела журнала отвратительны»[60]. В конце концов редакторы «Минувших годов» были вынуждены осознать тщету своих надежд и прекратить издание на двенадцатой книге. Вышедший в 1909 году исторический сборник «О минувшем» подвёл окончательную черту под надеждами Щёголева и Богучарского воскресить в какой-либо форме собственное издательское дело, стало ясно, что в создавшихся условиях журнал, подобный «Былому», невозможен.
Годы тюрьмы и ссылки не сломили творческой энергии Щёголева. Его научная и общественная деятельность в предвоенные годы была столь же активна и разнообразна. Так, в 1912—1913 годах он сотрудничает в журналах «Голос минувшего» и «Современник». К 1913 году относится начало активного сотрудничества Щёголева в издательстве «Огни», где он редактирует завоевавшую широкую популярность серию «Библиотека мемуаров». Учитывая высокую компетентность Щёголева, издатели предложили ему полное право выбора публикации тех или иных воспоминаний. Под редакцией Щёголева издаются дневник В. С. Аксаковой, дочери С. Т. Аксакова, воспоминания Г. Винского, В. П. Колесникова, Е. Ф. Комаровского, В. М. Хижнякова, записки декабристов Н. В. Басаргина и братьев Бестужевых. Успешная предварительная работа над материалами семейного архива Аксаковых позволила Щёголеву приступить к выпуску сочинений С. Т. Аксакова в издательстве товарищества «Деятель», но издание было приостановлено разразившейся первой мировой войной.
Накануне войны Щёголев сотрудничал в газете «День», интересно организовав работу литературно-критического отдела и редактируя еженедельное прибавление «Отклики», где поместил ряд публикаций о жизни и деятельности декабристов.
Продолжая публикацию декабристских материалов, он издал записки жён декабристов — М. Н. Волконской и П. Е. Анненковой-Гебль, подготовил к печати мемуары декабриста И. И. Горбачевского.
С началом первой мировой войны Щёголев принимает участие во вновь организованном журнале «Отечество», бывшем, по определению А. А. Блока, «„недурным“ среди тучи журналов». Блок также свидетельствовал, что редакторами этого журнала были художник 3. И. Гржебин и П. Е. Щёголев[61]. С этого времени большая дружба со Щёголевым, начавшаяся ещё в 1905—1906 годах, получает новый импульс, о чём свидетельствуют и письма самого поэта[62].
Революционные события 1917 года не оставили П. Е. Щёголева в стороне. С марта 1917 года он становится членом учреждённой Временным правительством Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию преступлений бывшей царской администрации. Он был назначен председателем Особой комиссии для расследования деятельности департамента полиции, получив тем самым возможность проникнуть в тайны охранного отделения, «святая святых» российского самодержавия. Впервые стала достоянием деятельность охранки и правительственного аппарата. Перед комиссией прошли такие «известные» фигуры последнего царствования, как фрейлина Вырубова, премьер-министр Горемыкин, директор департамента полиции Белецкий, Золотарев, ведавший с 1911 по 1915 год министерством внутренних дел, и последний министр внутренних дел Протопопов. Сохранившиеся архивные документы говорят об активной работе в комиссии самого Щёголева. Об этом свидетельствуют, например, его письмо министру внутренних дел, в котором Щёголев предлагал усилить работу по разоблачению бывших агентов и провокаторов, а также переписка, содержащая любопытные оценки деятельности бывших правителей России и материалы, характеризующие работу Особой комиссии[63].
Как исследователь Щёголев получил богатый материал, что дало ему возможность впоследствии выполнить монументальное издание «Падение царского режима»[64], явившееся одним из первоисточников для изучения краха самодержавия. Кроме этого, в 1924 году им была опубликована статья «В. И. Ленин на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства»[65], посвящённая показаниям Ленина 26 мая (8 июня) 1917 года по делу о провокаторстве Р. В. Малиновского[66].
Деятельность в составе Чрезвычайной следственной комиссии определила и новое направление в дальнейших исследованиях Щёголева. Видное место в его творчестве стала занимать тема функционирования органов политического сыска в конце XIX — начале XX веков, вернее, провокация как метод борьбы царизма с революционным движением. С 1917 года, когда стали доступны материалы бывших царских архивов и прежде всего архива департамента полиции, в печати стали появляться многочисленные публикации. По существу, все работы на эту тему с 1917 по 1930-е годы связаны с именем Щёголева. Большинство опубликованных документов впервые появилось на страницах журнала «Былое» и в целом ряде отдельных изданий. Современниками отмечался тот факт, что публикация этих материалов не только раскрывает дела царской тюрьмы и охранки, но и является историей русского самодержавия.
Работы Щёголева заложили основы в изучении деятельности органов политического сыска в дореволюционной России. Дальнейшая разработка этой темы получила своё развитие лишь в 60-е годы.
Колоссальный опыт исследователя, эрудиция и великолепнее знание архивных материалов давали возможность советским государственным органам привлекать Щёголева в качестве эксперта по целому ряду политических процессов, разоблачавших бывших «деятелей» царской охранки. Так, в 1925 году во время процесса по делу провокатора Окладского прокурор Н. Б. Крыленко возбудил ходатайство перед судом «о расширении прав эксперта Щёголева, являющегося почти единственным в своём роде специалистом по истории революционного движения в России и знатоком архива департамента полиции», и поэтому предлагает «предоставить Щёголеву право на всём протяжении процесса, наравне со сторонами, задавать вопросы обвиняемому и свидетелям»[67]. Эрудиция Щёголева в этих вопросах, по существу, определила и поведение того же Окладского на суде, который только одному участнику на своём процессе не возражал. И им был Щёголев, знаток «тех самых секретных архивов департамента полиции, где нашлось и дело о потомственном почётном гражданине Петровском». «Да и что можно ему возразить? — писал корреспондент „Красной газеты“, освещавший ход процесса. — Оказывается, Щёголев знает всё. Он знает, например, что некий Миллер, с которым свёл Окладского сам Дурново, не кто иной, как знаменитый провокатор Гогельман-Ландензан-Гартинг, который и работал вместе с Окладским по выяснению террористических групп среди интеллигентов Петербурга в начале 90-х годов (кружок Истомина — Фойницкого)»[68].
Вполне естественно, что с этой темой была связана и другая — история царской тюрьмы. Щёголев выступил пионером в разработке этой темы ещё в годы первой русской революции[69], рассматривая её как часть общей проблемы — борьбы самодержавия с революционным движением.
В весенние дни 1917 года Щёголев находится в гуще событий. Он выступает инициатором создания Общества Дома-музея памяти борцов за свободу. Его инициатива была поддержана А. М. Горьким, В. Н. Фигнер и многими другими общественными деятелями.
Великую Октябрьскую социалистическую революцию Щёголев встретил с энтузиазмом. С самых первых шагов молодой советской науки Щёголев откликается на все её нужды. 8 декабря 1917 года Совет Юрьевского университета по представлению историко-филологического факультета утвердил Щёголева в степени почётного доктора русской словесности, и 26 января 1918 года ему был вручён соответствующий диплом