Снова появилась женщина в белом фартуке. Приветливая и веселая, она принесла с собой вкуснейший запах котлет, и у путешественников засосало под ложечкой.
— Девочки, накрывайте на стол! — хлопнув в ладоши, приказала мама всех Дружиных. — Дети, пустите ежика на кухню и вымойте руки. Нюра, умой Марусю. Папа немного задержится на фабрике, так что мы начнем обедать без него.
— А где бабушка Уля? — спросил Паня у Владика.
— У Дружина-маркшейдера, дяди Коли… Мы с бабушкой шли от Дружина-забойщика, а дядя Коля ехал в своей «победе», посадил бабушку в машину, будто покатать, и до сих пор не отдал. Потом ее еще кто-нибудь утащит… А я знаю, зачем вы приехали. За папиным малахитом, правда? Теперь все Дружины ходят к нам смотреть на светец.
Умывались ребята по очереди, как пассажиры в поезде, а потом пошли в столовую. За длинным столом на председательском месте сидела мама и наливала в тарелки суп, а Нюра и Шура ставили тарелки перед ребятами и говорили каждому: «Ешь с хлебом!» И начался обед — веселый, вкусный и довольно шумный обед под руководством ласковой мамы. Она расспросила гостей, как они учатся и почему Паня такой отчаянный, что падает в шахтенки. Храбрый крохотный Алик решительно заявил: «А я тоже в шахтенку упаду!» — и все стали его отговаривать. На сладкое ребята получили по алма-атинскому яблоку.
— Красивое яблоко, даже жалко кушать, — сказал Вадик, но управился с яблоком первый.
В столовую быстро вошел человек в сером костюме, небольшой, но широкоплечий. Ребята закричали: «Папа, папа!» — и стали наперебой ему услуживать.
— Слыхал о твоих приключениях, Паня, — сказал Петр Александрович, когда суматоха улеглась. — Нога зажила? Ведь это ваши велосипеды стоят в передней? По-моему, было бы гораздо проще приехать в автобусе, но все зависит от вкуса, не так ли? — Он вытер губы салфеткой и встал. — Теперь, Паня, пойдем ко мне…
Конечно, все ребята тоже захотели пойти с отцом, но мама напомнила им о ежике, они заволновались, собрали огрызки яблоке и вместе с Вадиком отправились на кухню.
Вслед за Петром Александровичем Паня вошел в его кабинет.
Одну стену уютной комнаты занимали полки с книгами, на другой стене висел ковер, покрывавший заодно и низкую оттоманку, а на полу лежала медвежья шкура. Медведь, оскалившись, держал в желтых длинных зубах охотничий нож — в знак того, что шкура снята со зверя, убитого самим хозяином дома. Взгляд Пани мельком коснулся всего этого и вцепился в самое главное: возле окна на высоком трехногом столике лежала плоская глыба темнозеленого камня, вся в полукруглых наростах, точно отепленная из биллиардных шаров.
Малахит! Вот он, желанный малахит, точно такой, каким рисовался Пане в мечтах: плотный, увесистый…
У него даже во рту пересохло…
— Итак, ваш рудник хочет соорудить малахитовую доску почета? — сказал Дружин. — Неплохо задумано!.. Как видно, суждено этой штуке вернуться на родину.
Усадив Паню на оттоманку и устроившись в кресле возле стола, Дружин рассказал историю камня.
С давних времен Дружины работали на Железногорском медном руднике, а потом хозяева насильно переселили их, вместе с другими рудокопами, в тайгу, где зарождался новый богатый рудник. У тех, кто сопротивлялся жестокой хозяйской воле, отняли огороды и развалили дома. Железногорский медный рудник существовал лишь до 1911 года, когда забастовавшие рабочие бросили штреки. Рудник затопило… А новый медный рудник, Таежный, как его сначала назвали, быстро рос. Рудокопы-новоселы перебороли суровую тайгу и обжили богатые угодья.
— Наш дом построен на том самом месте, где стояла изба одного из переселенцев, моего предка Семена Карповича Дружина, — сказал Петр Александрович. — Когда строители снести старую избу, они нашли в подполье этот малахит. Вероятно, Семен Карпович привез его из Железногорска, как переселенцы привозят в новые места горсть родной земли. Я думаю, что на старом медном руднике Семен Карпович работал в малахитовых забоях, а в свободное время тайком копал железную руду. — Из ящика письменного стола Петр Александрович достал медный светец и поставил его на малахитовую глыбу. — Спасибо, Паня, за памятку о Семене Карповиче. Медный светец служил моему предку под землей. Дорогой это подарок для всех Дружиных…
— Когда ты дашь мне его почистить? — сказала мама, вошедшая в кабинет с Вадиком.
— Не надо, Вера! — воспротивился Петр Александрович. — Пускай он останется таким, каким явился из шахтенки. Почетная зелень!.. Горжусь я родом Дружиных, прямо говорю — горжусь! Сейчас в черной металлургии работает семь дружинских семей и на медной руде десять. Наш род дал много участников Великой Отечественной войны, много командиров производства, стахановцев. Две трети Дружиных — коммунисты и комсомольцы. Расцвел старинный горняцкий род, который до 1917 года знал только нищету и темноту. Вот о чем напоминает этот светец… Забирай малахит, Паня!.. Ты хочешь увезти его на велосипеде? Глыба тяжелая…
— Ничего, я сильный.
— А не лучше ли, друзья, заночевать у нас? Утром я отправлю вас домой на рудничной машине.
— Пань, останемся! — умоляюще шепнул Вадик.
Этого еще не хватало: явиться домой на машине, чтобы железногорские ребята подумали, что Пестов не осилил обратной дороги!
— Надо сегодня ехать, а то дома беспокоиться будут, — решительно заявил он и вполголоса предложил Вадику: — Останься, если хочешь…
— Я тоже поеду… — буркнул Вадик и отправился сажать ежика в мягкое отдельное купе, то-есть себе за пазуху.
Петр Александрович помог Пане вывести велосипеды на улицу и привязал к багажнику малахитовую глыбу, завернутую в мешок, а мама Дружиных заставила Паню взять и дорогу четыре краснощеких яблока.
Но где же Вадик?
Паня заглянул в кухню.
Из-под стола высовывалось четыре пары ног.
— Вадик, по седлам!
Одна из восьми ног нетерпеливо дрыгнула. Паня схватил ее и вытащил своего недисциплинированного спутника на середину кухни.
— Что тебе нужно, я же еду! Вечно ты мешаешь! — раскричался Вадик. — Ежик спрятался за плитой, пыхтит и не выходит. Достань-ка его!
— Ну и пускай всегда живет за плитой, — сразу нашел выход Паня. — Ребята. Вадик дарит вам ежика на память. До свиданья, ребята!
— Ура! До свиданья! — раздался дружный крик под столом, и три пары ног забили радостную дробь.
— Ребята, слушайте, ребята! — крикнул Вадик, отбиваясь от Пани. — Кормите его… главным образом растительной пищей… Не мешай, Панька!.. Морковкой, капустой, яблоками и репой… Мышей он сам будет ловить, потому что еж — полезное суще…ство! — уже за порогом кончил он инструктаж и, увлекаемый безжалостным руководителем экспедиции, очутился на улице.
Едут победители!
Со взгорья Паня в последний раз благодарно посмотрел на шахтные копры и корпуса обогатительной фабрики. А теперь вперед!.. Снова мягко стелется под колесами дорога и в лицо дышит ветерок, пахнущий травой и немножко бензином. Малахит утроил Панины силы, и он жмет, жмет на педали, приближая с каждым оборотом колеса час своего торжества.
— Да-а, тебе приятно чужими ежиками распоряжаться… Подумаешь, какой щедрый — моего ежика всем на память дарить… — заныл Вадик.
— Не приставай! В другой раз никуда с тобой не поеду.
— Ух, очень ты мне нужен!
Назвав товарища тираном, Вадик уехал далеко вперед. Тем лучше, потому что Пане надоело его брюзжанье. Но по тону Вадика чувствовалось, что дело не только в ежике. Так и есть!.. Вадик остановился на границе большого поля и пристально вглядывался в сосновую рощу, черневшую впереди.
— Тяжело порожняком ехать? — поравнявшись с ним, насмешливо спросил Паня.
— Посмотрим, далеко ли ты уедешь, — многозначительно произнес Вадик, присоединился к Пане и стал его уговаривать: — Знаешь что? Давай попросимся в попутную машину, доедем до лесопарка, а там опять на своих колесах покатим. Ну, Пань, почему ты не хочешь? Очень глупо! Если бы твой батька уже купил «победу», ты привез бы малахит на «победе». Ну и считай, что он уже кути, понимаешь?
— Понимаю, только не желаю. Пока батька машину не купил, я на велосипеде еду да посвистываю.
— У тебя совсем нет логики!
— Зато у тебя такое есть, что противно сказать…
К вечеру перестали шуметь золотые волны хлебов, задумчиво склонились колосья, затихли птицы, но этой тишине не верилось.
— Давай спорить… Ставлю за то, что нас ждут те ребята, — сказал Вадик, впервые в жизни желая проиграть спор.
— Слушай боевой приказ, — ответил Паня: — как только доедем до большой сосны, нажмем и проскочим. Понял?
— Угу…
До первой сосны остается метров сто.
Велосипедисты набирают воздуху перед решительным броском, дают полный ход и… От сосны отделяется толстая жердь, плавно опускается и, как шлагбаум, перегораживает дорогу.
— Держи, держи их!.. Попались!.. Держи!..
Сзади по дороге бегут три мальчика. Откуда они взялись? Должно быть, прятались в кювете. Впереди на дорогу выбежали еще четыре паренька и тоже вопят: «Держи их!» Для того чтобы атаковать неприятеля в тылу, нужно потерять время на разворот, а через жердь, конечно, не прыгнешь.
— Все стало ясно… Мы попали в окружение, из нас сделают блин и отнимут машины, — бледно улыбаясь, предсказывает Вадик.
— Как же, отнимут! — храбрится Паня, тоже изменившийся в лице. — Это колхозные ребята. Мы в колхоз на них пожалуемся.
— Готовься, Панька! Погибаем, но не сдаемся!.. Хорошо, что я без ежика, а то и ему попало бы.
Своего друга Паня знает отлично. Он знает, что Вадик трусит лишь до тех пор, пола чего-нибудь боится и надеется увернуться от опасности, но как только опасность становится неотвратимой, он превращается в отважного бойца. Такая перемена произошла с ним и теперь. Он спешился и стал вплотную плечом к плечу с Паней, готовый ко всему.
Семеро ребят окружили пленников. Сильно загоревшие, беловолосые, они рассматривали путешественников молча и недружелюбно.
Слово взял подросток с острыми рыжеватыми глазами, в старенькой фуражке военного образца. Положив руку на руль Паниного велосипеда, он зловещим тоном спросил: