ь?
— И Вадика позвать?
— Нет, не надо. Ребята не хотят, чтобы Колмогоров был в карауле, не годится двоечника в такой караул брать.
— Тогда и меня не надо, — заупрямился Паня. — Ты слышал, как Егорша сегодня кричал, будто Вадька из-за меня двойку получил? И ты тоже, наверно, сегодня меня на сборе ругал.
Ему показалось, что Федя медлит с ответом, и он проговорил с вызовом:
— Ну что, совесть не позволяет сказать: ругал ты меня, да?
— Че-го? — протянул Федя. — Кому совесть не позволяет? Разве я тайком тебя ругал? Я при всех… Только я тебя не за то ругал, что Колмогоров двойку получил. Он сам виноват, и нечего ему спускать.
— А за что? За что ты меня ругал, ну?
— За то, что ты плохой товарищ и до звена тебе дела нет. Вот за что… Из-за тебя у нас поражение получилось. Мог ты вчера проверить Колмогорова? Мог, а не проверил. Правда? Хорошему ты его не учишь, а плохому он сам у тебя научился. Хвастается, спорит…
У Пани в глазах потемнело.
— Спасибо тебе, честно ты поступаешь! — деланно рассмеялся он. — Лезешь в друзья, а сам напакостил мне перед Николаем Павловичем. Сам говоришь, что за Вадькину двойку я не виноват, так ты все другое припомнил… А самозванцем меня не назвал?.. От такого ждать можно… Вместо того чтобы товарища защищать…
В сумерках он не мог разглядеть выражения Фединого лица, но вздрогнул, когда Федя шагнул к нему.
— Ты знаешь что? Ты лучше молчи, слышишь!.. А то плохо тебе будет… — глухо и хрипло сказал Федя.
— Чего ты грозишь? — вырвалось у Пани. — Думаешь, я испугался? Идем, если так, хоть сейчас на поле кулаками драться, руками друг за друга не хвататься. Не испугались тебя!
Несколько секунд Федя стоял неподвижно, и Паня почувствовал, что противник борется с сильным искушением. Почувствовал и запоздалый страх: сейчас его необдуманный вызов будет принят, и тогда…
Нет, Федя повернулся, сделал несколько медленных, нерешительных шагов вниз по улице и остановился:
— Значит, правду говорить нельзя?
Не получив ответа, Федя с усмешкой сказал:
— Генка хочет, чтобы я тебе ничего не прощал, а ты хочешь, чтобы я тебе все прощал да еще защищал бы тебя, да? Умные вы оба, только дураки все-таки. Не будет по-вашему!
Снова наступило молчание.
Теперь Пане стало тяжело, тоскливо при мысли, что сейчас Федя уйдет и ссора закрепится.
Федя не ушел.
Он снова возле Пани, он протягивает ему руку:
— До завтра, Пестов! Ну, давай лапу, чудак-чудакович!
Он берет руку Пани, поворачивает ладонью вверх и дает такого хлопка, что по всей руке до плеча бегут огненные мурашки.
И уходит…
Вернулся Паня за письменный стол, освободил из заточения оловянную юлу и запустил ее на странице учебника.
В рудоуправлении
Площадь Труда стала праздничной.
От рудоуправления до Дворца культуры протянулись гирлянды хвои и кумачовое полотнище с золотыми буквами: «Дадим больше металла мирному строительству!» А возле подъезда рудоуправления появился громадный щит с проектом рудничной новостройки. Пунктирная линия, в которой вместо черточек были изображения вагонов и паровозов, шла из второго карьера через Крутой холм и долину реки Потеряйки к сортировочной станции.
Музыканты самодеятельного духового оркестра уже сидели на широком крыльце Дворца культуры. Они шумно продували трубы, и получалась веселая разноголосица. Лоточницы в белых халатах готовились торговать пирожками, бутербродами и мороженым. Радисты проверяли трансляцию: «Раз, два, три, даю пробу, даю пробу!..»
Пионеры собрались у общерудничной доски показателей и осмотрели друг друга: все они были в черных брюках, в белых рубашках, с шелковыми галстуками и пионерскими значками.
Егорша отрапортовал Роману:
— Отряд в полном сборе! — И скомандовал: — Цепочкой за мной!
Пионеры вошли в здание рудоуправления. Посередине вестибюля стояла электрифицированная модель домны; из летки бесконечной огненной струей лился металл.
Ребята зашептались:
— Ловко сделано!..
Гена объяснил:
— Стеклянная спиралька вертится, и световой эффект устроен. Ничего особенного…
Красные стрелы показали мальчикам дорогу в отдел кадров, и, стараясь не топать, они вошли в комнату, убранную коврами и цветами.
— Уже караул явился! — сказал секретарь парткома Борисов.
Мальчики увидели не только Борисова, но и управляющего рудником генерал-директора Новинова и еще нескольких знатных людей Горы Железной. Это были почетные табельщики нового строительства.
Теребя свои рыжеватые усы, Борисов окинул ребят внимательным взглядом и похвалил:
— Выправка у вас бравая, просто суворовцы!.. Насчет караула вам все ясно, ребята? Сегодня мы нанимаем рабочих для срочной рудничной стройки. Безработных у нас нигде нет, все граждане трудятся. И эти люди придут наниматься на строительство, чтобы в свободное от своей основной работы время по-коммунистически помочь руднику… Надо встретить их с уважением, поприветствовать пионерским салютом. Горнякам будет приятно видеть в карауле юных ленинцев, нашу смену в строительстве коммунизма. Занимайте посты!
Вскоре Паня, Федя, братья Самохины заняли самый почетный, наружный пост у дверей рудоуправления.
— Всю площадь видно! — сказал Федя и искоса взглянул на Паню: сердится еще или не сердится?
Но Паня сделал вид, будто вчера между ними вообще ничего не произошло, и ответил:
— Да, повезло нам… Ребята, Миляевы идут. Смирно!
На крыльцо поднялся первый посетитель — персональный пенсионер забойщик Миляев, маленький старичок. За ним следовали со своими женами три его сына, кузнецы ремонтно-механической мастерской.
— Был уже народ? — ревниво спросил старик.
— Вы первый, Михаил Иванович, — почтительно ответил Паня.
— А то как же! — приосанился Миляев. — Отцу кланяйся…
Электрические часы на автобусной остановке показали девять. Самодеятельный оркестр, не жалея барабанов, грянул марш, динамики усилили музыку до грохота, и народ пошел к рудоуправлению все дружнее и дружнее.
— Это мастер бурового станка Полуянов, — называл Паня пришедших. — Он первый начал на руднике скоростное бурение… Усатов из лаборатории, руды изучает… Таня Прохорова, мотористка на промывочной фабрике…
Он знал всех горняков, а братья Самохины знали всех металлургов Старого завода.
— Орест Дмитриевский, сталевар второй печи, мотоциклетный гонщик, — сказал Толя.
— Костя Уклеев, листокатальщик-дублировщик. Его в кино показывали, — сообщил Катя. — Старый завод от Горы Железной не отстанет!
Федя молча слушал товарищей и провожал глазами пришедших, будто вел счет горнякам, металлургам, железнодорожникам, их орденам, медалям и комсомольским значкам.
Пришедшие непременно здоровались с почетным караулом:
— Привет, ребята!
— Будьте готовы!
К рудоуправлению подкатили два автобуса и несколько индивидуальных машин. Это приехали люди с Ново-Железногорского металлургического завода. Гости столпились возле высокого старика с Золотой Звездой на груди.
— Это Дружин, обер-мастер доменных печей. Герой Социалистического Труда, — сказал Паня. — Он самый лучший доменщик на всем Урале.
Федя еще больше подтянулся.
Когда на крыльце появился генерал-директор Новинов, старик Дружин проговорил высоким, немного дребезжащим голосом:
— Это наш первый отряд, стахановцы доменного цеха, товарищ генерал-директор. Пришли к вам с подмогой. Принимаете?
— Вашу братскую помощь примем с благодарностью, — ответил Новинов. — Но прошу иметь в виду, что горняки и старозаводцы штурмуют табельщиков, так что свободных табелей осталось немного.
— Все нашими, будут!
Дружин подал знак рукой, и доменщики двинулись за ним, как бойцы за командиром.
— Что, озорной, угодила я тебе малахитом? — послышался голос бабушки Ули. — Примечай, сын милый, что ворон старый не каркнет даром… А где тут на работу берут? Покажи…
К тому времени, когда Егорша привел смену караула, у Пани созрела смелая мысль. Он пошептался с Федей, и они пошли в отдел кадров. Там мальчики протолкались к столам, за которыми сидели почетные табельщики.
— Не можем, Сергей Арсеньевич, дать вам табель на пять смен, — прогудел Юрий Самсонович. — Табелей почти не осталось. На одну смену вас наймем, если хотите.
— Протестую и протестую! Много ли за одну смену сделаешь, только себя раздразнишь, — стал спорить с ним Дружин и вдруг рассмеялся: — Ох, хитер! Табели от меня прячет — мол, велика ли в старике корысть. Зря, зря ты! Ради такого случая я обязуюсь срочно помолодеть. И помолодею, верьте слову!.. Разве плохо старики на Урале в военные годы работали? — обратился он к горнякам, стоявшим в очереди. — А теперь? С колошника домны мы, металлурги, все мирное строительство видим. Куда уж тут руки складывать… Ну, пиши, пиши табель, товарищ Борисов, не задерживай народ. — Он по-стариковски далеко отставил от глаз розовый листочек-табель и прочитал вслух: — «Я, Дружин Сергей Арсеньевич, обязуюсь отработать одну шестичасовую смену на втором участке срочного строительства Железногорского рудника». Число и час выхода на работу указаны, ясность полная. Беремся за траншею, товарищи горняки!
Он расписался в дубликате табеля, встал, поклонился горнякам и вышел, сопровождаемый доменщиками.
— Совсем не дал бы старику табеля, да ведь обидится, — сказал Юрий Самсонович. — Ну, молодежь, кто на очереди?.. А вам, ребята, что нужно? — обратился он к мальчикам.
— Наниматься пришли — я и еще Федя, — как можно солиднее проговорил Паня. Но смех горняков его смутил, и он умоляюще добавил: — Мы по воскресеньям будем работать…
— Еще могучие помощники нашлись, — пошутил Борисов. — Надо будет принять меры, чтобы ребята держались от строительства подальше, но пионерам из караула можно показать стройку. Хорошо стоят на посту, просто гвардейцы… Уж так и быть, для вас сделаем исключение. Ты, Паня, и ты… Как тебя зовут?.. Полукрюков? Брат Степана? Вы сможете побывать на втором участке.