[526]. В такой ситуации любой человек, переехавший в незнакомую область Британии или Ирландии, мог почувствовать себя неуютно, осознав, что местные уроженцы не только иначе произносят названия мест[527], но зачастую используют для их обозначения свои, непонятные чужаку имена, передающиеся по традиции из уст в уста. Должностные лица редко учитывают такие тонкости: достаточно посмотреть на списки названий, составленные служащими Картографического управления в XIX веке[528]. Можно предположить, что поселения и элементы ландшафта имели по нескольку названий, но в письменных источниках VIII века и более поздних сохранились только «официальные» варианты. За 300 лет, прошедших со времени ухода римлян до той поры, когда Беда писал свою «Историю», сменилось много поколений; старые названия могли выйти из употребления и смениться новыми, более соответствующими новому политическому и социальному климату.
Многие топонимы были созданы путниками как отражение возникших ассоциаций, воспоминаний и эмоций — как «узелки на память», мнемонические подсказки или «тропы сновидений» австралийских аборигенов[529]; другие могли появиться вследствие разговоров с соседями, которые и себя, и свои поселения могли называть как-то иначе (скажем, более лестно, чем Калдикот (Caldicot, «холодная хижина») в Монмутшире или этнически уничижительное именование бриттов — wealas[530]).
Специалисты по топонимике чаще всего не готовы обсуждать социальные и политические реалии, определявшиеся географией и антропологией локальных центров власти и сбора дани в тот период, когда сформировалось большинство названий. Они считают, что так называемые «функциональные» топонимы со вторым корнем — tun стали отражением общественного устройства VIII века[531][532], и полагают, что они появились в этот период. Но более вероятно, что их фиксация в письменных источниках просто закрепила традицию именования, сложившуюся в предыдущие века. Наречение имен в пространстве своего мира — столь же неотъемлемое свойство человеческой культуры, как и поиск знакомых образов в облаках.
Мелкие властители получали бо́льшую часть продуктовой дани и отработок от окрестных жителей; радиально расходящиеся дороги и тропы вокруг многих ранних поместий свидетельствуют о том, что в течение долгого времени они исполняли роль центрального вилла. Дань в форме продуктовой подати и отработок порождала замкнутые сообщества. Но горизонты властителей были шире. Обильные ресурсы Британии распределены неравномерно. Места, где имеются дерево, железо, соль, хорошая глина, сланец и гагат, а также свинец, серебро, медь и олово, не вписываются в идеальную систему концентрических кругов, возникающую в головах специалистов по исторической географии. Реки, болота, холмы и римские дороги искажают простую модель распределения ресурсов и поселений раннего Средневековья самым причудливым образом. Высокое мастерство ремесленников и особые местные традиции ткачества, строительства, ювелирного и гончарного дела ценились в то время не меньше, чем сейчас. Властители V и VI веков, желавшие жить так, как, по их мнению, подобало жить людям их положения, стремились получить ценные вещи, привезенные издалека, и с этой целью обращали свои взоры вдаль.
Дройтвич-Спа (Droitwich Spa; «грязный рынок» или, может быть, «благородный рынок») расположен на реке Солуорп (Salwarpe; «вода, выбрасывающая соль»), притоке Северна на севере Вустершира. Это поселение на перекрестке римских дорог, некогда носившее латинское название Салина (Salinae), в ранний период играло важную роль как необычайно продуктивный и чистый источник дешевой соли, добывавшейся из бьющих здесь соленых ключей[533]. И в доримский, и в римский период соль была ходовым товаром. Ее добывали также в солеварнях Болотного края и в нескольких соленых источниках на побережье. Соль использовали как консервант для сливочного масла, сыра, мяса и рыбы и добавляли в пищу. Латинское слово salarium, от которого произошло современное salary (зарплата), напоминает о том, что солью иногда платили солдатам.
Соляные источники Дройтвича особо ценились, потому что здесь содержание хлорида натрия в десять раз превышало его количество в морской воде[534]. Добыча соли в Салине, как и разработка других месторождений минеральных ресурсов, была монополией империи, но, вероятно, имперские власти передали эти права торговцам и местным куриалам. Судя по тому, что в начале VIII века поселение у соляных источников, входившее в состав королевства Хвикке, носило название Солтвич (Saltwich), оно сохраняло прежнюю роль[535]. В IX веке составитель «Истории бриттов» назвал эти источники одним из чудес Британии[536].
Чтобы получить соль из раствора, его кипятили до испарения воды, используя в качестве топлива древесный уголь или дрова; полученный осадок сортировали и просеивали в корзинах[537]. По поводу прав на добычу и продажу соли разворачивалась яростная борьба, а те, кто их добивался, ревностно их отстаивали. В XI веке сорок поместий, записанных в «Книге Страшного суда», предъявляли права на долю доходов от производства и продажи соли, и не исключено, что короли считали соль королевской привилегией, достойной быть частью дани и даже поводом для войны.
Сведения о региональной торговле в Британии V и VI веков практически неоткуда получить. Остатки недолговечных товаров не обнаруживаются при раскопках; гипотеза о том, что производство керамики на продажу продолжалось в Британии даже после исчезновения имперской рыночной экономики, не получила дальнейшего развития: гончарные изделия производились традиционными способами, и при отсутствии регулярной чеканки монет (попадающихся в культурном слое или кладах) керамику сложно датировать. Но археологи находят все больше подтверждений того, что в V–VI веках местные гончары продолжали успешно работать; а поскольку черепки специфической местной керамики, такой как чернолощеная керамика из Юго-Восточного Дорсета, находят в самых разных местах, можно предполагать, что в Британии сохранялись торговые связи, выходившие далеко за местные границы. Судя по форме многих изделий, их изготавливали не как самостоятельный товар, а как тару для перевозки ценных продуктов. Некоторые исследователи предполагают, что гончарное производство сохранялось благодаря торговле солью[538]. В качестве подтверждения этой гипотезы ландшафтный археолог Делла Хук на основе имеющихся фактов[539] составила карту маршрутов, по которым соль доставлялась из Дройтвича в соседние поселения, в другие области и по Темзе — еще более далеким потребителям[540].
Соль обычно перевозили на вьючных мулах, караван вез до 2–3 тонн[541]. У перевозки соли в мешках имелся очевидный недостаток: вспоминается история Эзопа, в которой торговец нагрузил на ленивого осла тяжелые мешки с солью, а тот научился окунаться в воду на броде, избавляясь от большей части своей ноши. В запечатанных керамических сосудах одинакового объема, подходящего для нужд тех, кто мог себе позволить такую покупку, можно было без ущерба перевозить ценный товар на далекие расстояния. Торговля солью, в свою очередь, способствовала обмену другими товарами. Для изготовления чанов для вываривания соли требовался свинец — возможно, добывавшийся в мендипских шахтах или посредством утилизации ставших ненужными водопроводных труб из римских городов и вилл; наличие на соляных маршрутах поселений, в названиях которых имеются элементы — grœfe и — tun, позволяет предположить, что чаны с рассолом кипятились на дровах, которые привозили возвращавшиеся домой вьючные караваны[542]. Возможно, в будущем археологам удастся прямо связать гончарные мастерские с солеварнями.
На дальние расстояния путешествовали не только торговцы, возившие в другие регионы сырье и изделия местного производства — соль, красильную марену, ткани или гончарные изделия, — но и мастера, странствовавшие в поисках заказчиков. Гильда жалуется, что паломники не могут добраться до могил почитаемых мучеников, таких как святой Альбан, из чего следует, что подобного рода путешествия были вполне реальны[543].
Археологи, пытающиеся определить этническую принадлежность людей, захороненных с оружием или украшениями, порой забывают, что не только люди, но и ремесленные приемы, материалы и готовые изделия могли попадать из одной местности в другую. Лучшие мастера, умевшие делать мечи, шлемы, золотые фибулы с красным камнем и отличные бронзовые котлы, скорее всего, путешествовали, останавливаясь в резиденциях разных властителей. Несколько важных дорог обеспечивали путешественникам доступ в отдаленные части бывшей провинции: в первую очередь доисторическая Икнилд-Уэй, ведущая от побережья Ла-Манша в Дорсете к Норфолку — по беркширским холмам и по краю Чилтерн-Хиллс; и Фосс-Уэй, римская дорога, протянувшаяся примерно на 290 километров между Эксетером и Линкольном. Многие крупные римские дороги — в частности, Уотлинг-Стрит, Эрмин-Стрит и Дир-Стрит — и судоходные реки — Северн, Трент, Уз, Темза и реки Болотного края, такие как Нин и Уэлланд, — по-прежнему использовались как транспортные пути: по ним передвигались паломники и епископы, торговцы солью, гончарными изделиями и экзотическими тов