Однако короли главенствовали над другими знатными вождями, а те, в свою очередь, повелевали своими подданными. Если король принимал христианские добродетели и обряды, это предполагало обращение всего gens, что было гораздо сложнее. В начале лета 601 года папа Григорий призывал своего нового протеже, короля Этельберта: «Запретите служение идолам, низвергните их храмы и капища». Но вскоре он понял, что такие действия в отношении «народа англов» едва ли принесут нужные плоды. Не прошло и месяца, как он написал Меллиту, входившему во вторую группу священников, отправленных в помощь Августину:
Я решил, что храмы идолов этого народа не должны быть разрушены. Уничтожив находящихся в них идолов, возьмите святую воду, и окропите эти капища, и воздвигните в них алтари, и поместите святые реликвии. Ибо если храмы выстроены прочно, весьма важно заместить в них служение идолам службой Истинному Богу. Когда эти люди увидят, что святилища их не разрушены, они изгонят заблуждения из своих сердец и с большей охотой придут в знакомые им места, чтобы признать Истинного Бога и молиться Ему. Также можно заменить каким-либо праздником присущий им обычай закладывать быков в жертву демонам. Так, в день освящения даров или в праздники святых мучеников, чьи реликвии помещены в храме, следует позволить им возводить вокруг храма шалаши из веток и праздновать там. Не давайте им приносить животных в жертву дьяволу, но пускай они сами употребляют их в пищу, благодаря Творца всех созданий за Его щедрые дары[845].
Аббаты, аббатисы, епископы и священники как инициаторы нового социального договора с формирующимися королевствами англов должны были адаптировать свои идеи к местным представлениям и политике. Их успехи, начиная с середины VII века, зависели от того, насколько им удавалось включить церковные институты в систему территориальной власти. Для этого им надо было стать преуспевающими и предприимчивыми властителями, выстроить систему покровительства и дани, поддерживать и расширять сеть связей с соратниками и подопечными, защищать свою территорию и своих людей от притязаний соперников, королей и мощных сил секуляризации. Они должны были стать полезными — как помощники в управлении, законотворчестве и судебной деятельности и как вдохновители экономических инноваций и вложений. Они должны были обеспечить людям пастырскую заботу, причастие и присутствие священников, отмечавших своими ритуалами рождения, браки и смерти. И прежде всего им надо было изменить древние ландшафты, введя в них свои церкви и монументы, хранящие память о святости, а также распаханные поля, где росли селекционные злаки, водяные мельницы и прочие достижения умелого, если не сказать прогрессивного, землепользования. Их заслугой стало появление в VIII веке грамот на землю и системы приходов, обеспечивавших повсеместную доступность церковных служб[846].
Рассказ Беды о долгих размышлениях и колебаниях короля Эдвина перед обращением выглядит убедительно: король должен был найти баланс между политическими интересами традиционалистской воинской знати, властью верховного короля, личным духовным опытом и перспективами (рискованными или блистательными) дипломатических отношений с папой, который в письмах поощрял его и его королеву и предлагал поставить архиепископа в Йорке[847]. В итоге Эдвин решил, что, приняв христианство «римского образца», он не только продемонстрирует лишний раз свое политическое и военное могущество, но и войдет в круг европейских монархов. Но он, похоже, не очень заботился о том, чтобы приобщить к благам новой веры своих подданных, украсив нортумбрийский ландшафт церквами и монастырями. Редвальд, его предшественник в качестве носителя imperium, когда-то укрывавший Эдвина у себя и сражавшийся рядом с ним, столкнувшись с той же дилеммой, решил действовать по принципу «и вашим, и нашим», о чем красноречиво повествует Беда и свидетельствует погребальный инвентарь захоронения Редвальда в Саттон-Ху. Для того чтобы реализовать ту модель церковной организации, которую предлагали Августин и его преемники, нужны были городские центры и административные структуры. В Британии и Ирландии ничего подобного не было. Христианство монашеских общин, неразрывно связанных с клановыми территориями и их правителями, имело гораздо больше шансов на успех, поскольку оно в определенном смысле перекрывало пропасть между народом и его верховным повелителем.
Идеи территориального правления и память об исконных местных клановых и родовых идентичностях настолько глубоко вошли в практику королевской власти в Британии, что для появления прототипа христианского государства в ранних английских королевствах требовалось уникальное стечение обстоятельств. После смерти первых верховных королей-христиан — Этельберта, Редвальда, Эдвина и Освальда — все достижения и ирландской, и римской миссии в Британии оказались под угрозой в силу неизбывного закона, по которому культ короля и авторитет поддерживаемого им религиозного культа обращались в прах с его гибелью на поле битвы. После мученической смерти Освальда на валлийской границе в 642 году от руки убежденного язычника Пенды, военного вождя Мерсии, судьба христианской королевской власти повисла на волоске.
И тут на сцене появляется младший брат Освальда — Освиу, первый из Идингов, умерший в своей постели. Он, как и его брат, научился в Ирландии воинскому искусству и христианским истинам и взял наложницу из клана Эогайн: их ребенку предстояло стать первым грамотным королем в Нортумбрии — и во всей Англии. Далее в игру вступает Эанфлед, дочь Эдвина и Этельбург. Ее сразу после рождения посвятили Богу в знак благодарности за спасение ее отца от наемного убийцы в день ее рождения. После гибели Эдвина в сражении у Хэтфилд-Чейз в 632 году епископ Паулин привез ее в Кент, где она росла в доме своего дяди, короля Эадбальда, — отступника, возвратившегося в лоно церкви, который, как и его отец Этельберт, женился на франкской принцессе. Какое-то время она провела при дворе франкского короля Дагоберта I, где усвоила взгляды и утонченную политическую культуру франков. Они с Освиу заключили брак сразу после того, как тот взошел на престол в 642 году, скрепив союз двух самых сильных английских королевств, и прожили вместе почти 30 лет — судя по всему, все это время Эанфлед была помощницей и советницей своего супруга.
Им вдвоем пришлось решать непростые проблемы. Агрессия мерсийского короля Пенды, сложные отношения с ирландскими аббатами королевского монастыря на Линдисфарне, трения с римской церковью из-за даты Пасхи, усиление влияния монастырей, споры за право назначать архиепископа Кентерберийского, и — не в последнюю очередь — необходимость соединить систему социальных связей Освиу в Берниции (его родных землях) и Эанфлед в Дейре — все эти препятствия они с успехом преодолевали. Политический и религиозный прагматизм определил их позицию на соборе в Уитби в 664 году, когда они предпочли Европу и папу своим давним привязанностям и Ирландии. Они основывали монастыри на своих землях в обоих королевствах и даровали эти угодья в вечную собственность аббатам и аббатисам королевской крови, обеспечивая нужную географию распределения королевских земель и одновременно оказывая покровительство церкви. Это создало блестящий прецедент. К моменту смерти Освиу в 670 или 671 году английские королевства твердо встали на путь христианской государственности, в которой письменное слово законов и грамот было важнее традиционных устных свидетельств. Прецеденты создавались и могли приводиться в спорах как доказательства. Законы были записаны на языке «медовых залов», а не только монастырей. Власть стала христианской, а христианство укоренилось в древнем ландшафте.
В 410 году Британия порвала с Римом. В результате политического и теологического кризиса 430-х годов различные части бывшей провинции пошли по пути разнообразных социальных и культурных экспериментов. Как бы мы ни оценивали, оглядываясь назад, следующие полтора века: как катастрофу или как удивительную лабораторию, где можно наблюдать, как общество проделывает захватывающе интересный, полный риска путь к неизведанному будущему, — нельзя не восхищаться оригинальностью и разнообразием найденных решений. Трения, порожденные чувством региональной идентичности и разнородностью, ощущаются до сих пор и рождают творческую энергию. Каковы были бы выводы, если бы у нас имелось больше письменных источников того периода — вопрос другой.
При постройке крипты монастыря Хексама, основанного святым Вилфридом, были использованы резные строительные блоки из римского города, располагавшегося на месте нынешнего Корбриджа
Благодарности
Пионеры археологических исследований раннего Средневековья, которые спасли «культуру бумажных стаканчиков», как ее презрительно именовали до 1960-х годов, — это гиганты, за плечи которых цепляется каждый дурак, бросающийся в мутные воды темных веков. Мне посчастливилось учиться у многих из них, а другие оказали на меня значительное влияние: Филипп Ратц, неутомимый труженик раскопов и наставник множества студентов; Розмари Крэмп и Таня Дикинсон, совершившие настоящий прорыв в археологии англосаксонского периода; Лесли Алкок и Чарльз Томас, обнаружившие места и ландшафты, на фоне которых могли разворачиваться известные исторические сюжеты; Томас Чарльз-Эдвардс, выдающийся исследователь кельтского Запада; Джон Моррис, создавший идола, против которого ополчились последующие поколения иконоборцев; Брайен Хоуп-Тейлор и Филип Баркер, разработавшие новые принципиальные подходы к археологии темных веков; Доминик Паулсленд, продемонстрировавший преимущества ландшафтной археологии; Ричард Моррис и Джон Блэр, детально описавшие исторический контекст, в котором проходило распространение христианства; Ник Хайем, разглядевший за христианизацией политическое содержание; Маргарет Джеллинг, одна из первых исследователей ранней английской топонимики; и многие другие — я с благодарностью думаю о тех, чьи потрясающие научные знания позволили создать доступные пониманию английские переводы первоисточников, без которых лингвистические недотепы вроде меня не могли бы и шагу ступить.