К своему удивлению, он обнаружил, что направляется в сторону палубы
для шаттлов. Достаточно простая операция втягивания обломков кометы на борт корабля оказалась даже более шумной, чем он ожидал. Транспортный луч производил почти что ультразвуковой шум, вентиляция с дополнительными фильтрами стонала, раздробленная порода обрушивалась на палубу, и грохот разносился далеко по кораблю.
К тому времени, как Джим достиг наблюдательного порта, луч втянул на палубу слой грязи толщиной в полметра. Конечно, это не была прямо-таки «грязь». Она не содержала перегноя, никакой органики, за исключением, быть может, нескольких микрограмм случайных аминокислот. Она была стерильной и мертвой. Джим задумался, сколько времени нужно, чтобы превратить простерилизованные вакуумом и фотонными лучами обломки в живой поверхностный слой почвы.
И поймал себя на мысли, – а сколько нужно времени биолаборатории «Энтерпрайза», чтобы заиметь дождевых червей.
Стряхнув набежавшие фантазии, он спустился по трапу, который вел в ремонтный блок.
– Линди?
– Мы тут, внизу – номер шесть. – Звук гулко раздался в помещении, отражаясь от стен и плит палубы.
Линди потрепала Афину по холке и пошептала ей в ухо, чтобы успокоить ее. Плечи и бока Афины покрывал пот; она нервно переступала на месте.
Джим перегнулся через поручень, который отгораживал шестой ремонтный бокс от туннеля. А куда подевался Стивен? – подумал он, но решил не спрашивать.
– Все в порядке?
– Проблема в том, – сказала Линди, – что, когда лошадь испугана, ей надо бежать. А здесь она не может бежать. Так что она пугается еще больше.
– Палуба уже засыпана, – сказал Джим. – Шум скоро прекратится.
И, словно повинуясь его приказу, словно бы он взмахнул волшебной
палочкой, зудение транспортного луча ослабло и затихло. Афина фыркнула и встряхнула крыльями, но затем сразу успокоилась.
– Спасибо, – сказала Линди Джиму.
– Ничего особенного, – сказал он и улыбнулся.
– Скажи, Джим… – сказала Линди неуверенно. – Насчет этого… Стивен – он… хм, немного театрален. Многие артисты такие. Мы любим эффектные вещи. Мне жаль, что он испугал тебя…
– Дело не в том, что кто-то испугался! – сказал Джим, уязвленный. – Но это… – Он сделал широкий жест рукой, имея в виду корабль. – Это большая ответственность.
Ему казалось, будто ее пристальный взгляд видит его насквозь, все – вплоть до его воспоминаний и его страхов.
– Да, – сказал она. – Я знаю. – Афина ткнулась ей носом в бок. Она протянула экираптору протеиновую галету.
– Откуда это взялось? – спросил Джим, он был рад сменить тему. – Мне всегда кажется, что у тебя в руке ничего нет, – а потом ты берешь морковку или сахар прямо из воздуха.
Линди подняла руку, показала ему пустую ладонь, вытянула ее и взяла из ниоткуда целое яблоко.
– Именно это я и делаю, – сказала она. Она скормила яблоко Афине. Яблоко громко хрустело, оно явно было твердым и реальным. – Я взяла его из воздуха. Оно волшебное.
– Неплохой трюк, – сказал Джим. – А еще что-нибудь умеешь?
– Конечно. Паршивой же я была бы актрисой, если б только и умела, что творить яблоки. – Она искоса посмотрела не него. – Ты все знаешь про других актеров, а про меня не спросил. Я – волшебница.
– Что ж, учитывая демонстрацию, – сказал Джим, – если я смогу достать билетик на представление на Звездной базе 13, я буду в первом ряду.
– Компания могла бы дать представление и на «Энтерпрайзе», если бы кто-нибудь нас об этом попросил, – сказала Линди.
Джим подтянулся.
– Джеймс Ти Кирк, капитан звездолета «Энтерпрайз», просит Амелинду Лукариэн и Ворп-скоростную классическую водевильную компанию дать представление его команде. – Он снова расслабился. – Только если ты уверена, что это не вымогательство.
– Мы все только и ждали, когда вы попросите! – Она засмеялась. – Джим, мы же привыкли давать по два представления в день! Мы привыкли, дав вечернее представление, бросаться грузиться на поезд, чтобы, пропутешествовав всю ночь, начать следующий день с утреннего представления. А сейчас у нас больше свободного времени, чем мы имели за многие годы – и это уже начало действовать нам на нервы.
– Только скажи, что вам понадобится.
Она перестала оглаживать экираптора и хлопнула его по боку. Копыта Афины с шорохом переступили по соломе; она отошла в угол, где у нее были протеиновые галеты.
Линди оперлась о поручень.
– Нам нужен театр с задником… – И она несколько минут перечисляла все то, что необходимо для представления.
– А многое нужно, чтобы все организовать, да? – сказал Джим. – И ты неплохо с этим справляешься.
– Я долгое время этим занимаюсь.
– Ты помогала твоему отцу?
– Ну, можно и так сказать… – Она боком села на поручень. – Мой папа был одним из основателей. Он первый начал этим заниматься – и даже было что-то вроде выборов на менеджерскую должность… Но, когда все раскрутилось, ему эта работа стала уже неинтересна. Ну, такой человек. И дела у компании пошли не совсем так, как он рассчитывал. Это тоже не разожгло его энтузиазм. И кому-то надо было всем заниматься.
– И это была ты.
Она пожала плечами.
– Выборы?…
– Ага. Компания принадлежит нескольким людям. Я состою в ней, но я не совладелец.
– А куда подевался твой отец?
– О… травка-цветочки… – Она пыталась говорить небрежным тоном, и это ей почти удалось.
– Это, должно быть, было непросто – вся эта ответственность…
– Нет, по правде говоря, теперь это проще. По крайней мере, сейчас у меня есть какая-то власть, кроме ответственности. А то, что он ушел, не явилось таким уж сюрпризом. Кроме того, он подождал, пока мне не исполнилось восемнадцать, прежде чем исчез. Ему, наверное, тоже было непросто, – быть связанным, все эти годы.
Ей неплохо удавалось скрывать свою боль. Или, может, она действительно
не чувствовала себя покинутой отцом. Может, Джим позволил своим собственным чувствам окрасить восприятие ее чувств.
– И не слишком-то все изменилось, – сказала Линди. – И все, в конце концов, перестали думать обо мне как о ребенке.
– Он должен был хоть что-нибудь тебе сказать, прежде чем исчезнуть.
– Может, он боялся, что мне тогда придется делать выбор между ним и компанией. Может, он знал, что я выберу. – Она подтянула колени и устроила обе ноги на ограждении, не обращая внимания на опасность своего положения. – Я люблю компанию, Джим. Я люблю всех, кто в ней. Актеры не похожи ни на что другое в мире. Они могут делать вещи, которые никто больше не может сделать. Когда мы даем представление, мы делаем людей счастливыми. И я думаю… –нет, я знаю! – что, если мы сможем продержаться так долго, чтобы получить известность, то и настоящий успех скоро придет!
– Я бы не хотел поменяться с тобой местами, – сказал Джим. – Было бы странным отдать приказ и потом созывать общекомандное собрание, чтобы мой приказ одобрили.
Линди улыбнулась.
– Да, такое случается. Но не всегда ведь. Артисты любят, когда
организацией занимается кто-нибудь – за них. Они не любят, когда им говорят, что делать, но любят, когда о них заботятся.
– А почему ты решила пойти в волшебники?
– Потому же, почему стала менеджером – из-за папы. Джим, он просто
мастер! Вот бы ты на него поглядел. Он может делать такие фокусы – не поверишь! – Она засмеялась. – То есть, я хочу сказать – люди, которые приходят на это посмотреть – верят, но те, кто хоть что-то знают о том, как делаются сценические фокусы, не верят, что такое возможно. Даже после того, как сами все посмотрят. С половиной его иллюзий я до сих пор не здорово справляюсь.
– Похоже, неординарный человек, – сказал Джим.
– Да, это про него. Если бы ты мог с ним познакомится… – Она замолкла
и устроила подбородок на коленях. – Нет, беру слова назад. Я не уверена, что хочу, чтобы вы познакомились. Не знаю, смогли бы вы иметь дело друг с другом.
– Почему ты так говоришь?
– Ну, он бывает… сложным.
– А я?
Она улыбнулась.
– И ты тоже можешь быть сложным.
– Думаю, это правда, – сказал Джим. – Влияние профессии.
Афина, которой надоели протеиновые галеты, вернулась и принялась шарить по Линди носом в поисках морковки. Линди сотворила одну.
– А откуда вообще взялась идея компании? – спросил Джим. – Возродить трехсотлетней давности представление, – такое не каждому может прийти в голову.
– Самое смешное то, что многие выступают в этом стиле. У некоторых из нас это началось с хобби. Некоторые номера были просто адаптированы к современности: Марцеллин изучал искусство мимов на драматическом отделении в университете Монэш в Австралии. На свете есть клубы иллюзионистов и клубы чечеточников. И многие люди жонглируют.
– Да-а, это я уже для себя открыл, – сказал Джим.
– Просто долго никому не приходила в голову мысль, что можно собрать всех этих любителей вместе и основать вот такую компанию. Когда папе, Марцеллину и Ньюланду пришла в голов эта идея…
– Ньюланд? Ты имеешь в виду мистера Рифта, того, со «щеночками»?
– Да.
– Никак бы не подумал, что у него хватит… – Тут Джим приостановился.
Он явно начал говорить, не подумав. – Ну, то есть, мне не показалось, что у него предпринимательский склад ума, – неубедительно поправился он.
– Да у нас ни одного настоящего предпринимателя, – сказала Линди. –
Даже папа им не был. Это одна их наших проблем. Но Ньюланд… он самый верный и надежный и самый отзывчивый в нашей компании. Он ведет себя глупо, только когда речь о его собаках, – он это и сам признает. На его счет очень легко ошибиться.
– Да уж, вижу, – сказал Джим.
– … но мы бы никогда не продвинулись так далеко без него. Он и подбил
меня стать менеджером. Он бы сам мог занять это место, если бы хотел. Он сказал, что, с его и Филомелой детьми, и с его собаками, он ну никак не сможет выкроить на это время. Но я думаю, что он просто не хотел соревноваться за место со мной, потому, что он знал, что победит.