Никита Сергеевич отказался жить в гостинице на площадке № 2, которая фактически была общежитием офицеров, работавших на ближайших площадках. Там приютились маршалы и высший генералитет, которые оказались фактически в условиях коммунальной квартиры с её прелестями. Правда, клопов там не наблюдалось, что могу подтвердить личными впечатлениями. Иногда приходилось там провести ночь, другую, чтобы с раннего утра двигаться вместе с ракетой на стартовую позицию. Однако на этажах круглосуточно дежурили младшие офицеры, выполнявших обязанности своего рода «камердинеров». Они были настолько заинструктированы, что иногда ограничивали свободу даже передвижения генералитета, – случались казусы. Однажды один из маршалов пытался прошмыгнуть с шахматной доской в соседнюю комнату к партнёру, но был остановлен старшим лейтенантом Борей Е., который непроизвольно обратился к человеку в пижаме с грозным вопросом:
– Вы куда?
Пожилой человек хотя и был в пижаме, но на полигон-то прибыл Маршал Советского Союза. Военачальник даже опешил, – не ожидал подобной строгости к сохранению имущества. Однако он не вышел из себя, не стал читать мораль, а только примирительно сказал:
– Сынок, мы поиграем, и я верну доску назад. Ты не волнуйся, я тебя понимаю.
Этих «камердинеров» строжайше инструктировали из видов обеспечения безопасности. Надо было бдительно следить и не допускать вноса, выноса каких-либо предметов, в том числе и для досуга. Поэтому маршал и ограничился клятвенным заверением вернуть шахматы на место. Карьера этого офицера не пострадала, он служил под моим началом на командном пункте полигона, ушёл на пенсию в звании подполковника.
А тогда, во время показа ракетного вооружения мне довелось быть в группе офицеров, дежуривших на случай каких-либо нештатных операций, их последствий на стартовых площадках. Мне предлагали даже вести репортаж по громкой связи для высокого начальства. Однако одним из моих командиров было сделано предупреждение, что Иконников обязательно «будет нести отсебятину», не придерживаясь написанного и утверждённого сценария. Вёл репортаж майор Микенелов, ведущий специалист наземной системы радиоуправления дальностью полёта ракеты.
Первый секретарь ЦК КПСС и Предсовмина Хрущёв обитал в вагоне, оборудованным со всевозможным бытовым комфортом. Возникла проблема водоснабжения этого «жилья». Вода, как мы знаем, нужна не только для омовения, но и для кухни, и для канализации. Важную задачу по её доставке поручили офицеру Соболю, мол, вагон – это твоё хозяйство. Надо заметить, что начальник полигона генерал Вознюк отменно знал своих подчинённых и не раз поручал офицеру Соболю неординарные задания, не сомневаясь в успехе дела. На этот раз дело было настолько важным, что Соболя инструктировал и наставлял начальник всемогущего КГБ, затем начальство пониже, – где и как заправлять воду и какого качества. Специальных цистерн не догадались пригнать из Москвы, поэтому пришлось использовать оборудование ракетного комплекса. Взяли машину поновее, с индексом 8Т311, то есть обмывочно-нейтрализационный агрегат на колёсах (универсальная принадлежность первых ракетных комплексов). Они применялись в качестве пожарных машин при подготовке ракет к пуску, а также для нейтрализации пролитых компонентов топлива. На них стояли мощные насосы, которые в короткое время могли выбросить много воды, да и закачивали ёмкость также быстро.
Соболь был человеком решительным и смелым, он зачастую не оглядывался на начальство, а самостоятельно принимал решения. Не подкачал он и на этот раз. Срок ему был поставлен сверхкороткий, высокий гость собирался отдохнуть с дороги. Поэтому Борис Моисеевич не поехал на насосную станцию в военный городок (туда и обратно – это более тридцати километров), а прибыл на ближайший берег Ахтубы, и закачал воду прямо из реки. Опломбировал ёмкость, как его инструктировали, и под расписку сдал «качественную» воду на нужды руководителя страны. В то время о холере в тех краях слышно ещё не было, поэтому риск был невелик. Всё обошлось благополучно и Соболь, как участник обеспечения такого ответственного мероприятия, получил благодарность. Надо заметить, что водопроводная вода в городке была настолько хлорирована, что её практически невозможно было сразу пить. Более-менее чистая вода появилась только в шестидесятые годы. В это время на площади перед главным штабом стояли автоматы с газированной водой, и поздно вечером в жаркую погоду к ним ходил народ наслаждаться холодной газировкой.
Мне тоже пришлось испытать на себе доброкачественность воды в Ахтубе. Однажды, в шестидесятые годы, летним днём так нажарило, что я зашёл в речку поглубже с чайником в руках, наполнил его до краёв, чтобы вскипятить на костре. Жажда одолевала, ждать было долго, и я почти весь чайник выпил там же, стоя в воде. Ощутимых последствий отрицательного характера не наблюдалось. Это место называлось Гнилушей, своеобразная заводь и течения там почти не было. В этом можно убедиться, взглянув на фотографию. На Гнилуше автору данного очерка несколько лет в семейной компании довелось рыбачить, и даже сочинить песню:
Встаём сегодня очень рано,
Быстрей бежим за КПП,
Там на Гнилуше, месте старом
Нас ждёт рыбалка на заре.
Ветераны помнят Ахтубу, Гнилушу,
Костёр, палатку, ночёвку, судаков.
Бросай подальше, дальше закидушку,
Ведь счастье есть,
ведь есть у рыбаков.
Кстати говоря, забор воды из этой речной идиллии вряд ли мог нанести вред здоровью «нашему дорогому товарищу» Хрущёву. Борис Соболь не зря слыл разумным человеком, он умел расчётливо рисковать.
В 1963 году на полигоне после успешного испытательного пуска из шахты ракеты Р-14У произошла авария с выбросом окислителя – концентрированная азотная кислота. Ядовитая жидкость сжигает органику тела человека, а при вдыхании её пары поражают лёгкие. Страшноватая карти на возникает, когда парит окислитель – тяжёлые бурые облачка или струйки паров постепенно оседают. Бывало, воробьи влетали в такое облако и выпадали из него безжизненным комоч ком. Как будто кто-то сбивал воробушка палкой. Осторожные вороны эти облачка облетали стороной, подозревая опасность.
Вот как описал то событие участник залпового пуска трёх ракет Р-14У полковник Васильев Вячеслав Николаевич. Он в то время в составе боевого расчёта занимался шахтным стартовым оборудованием.
«Осмотрев последний стол [на который ставится ракета] только с уровня 5-го этажа (ниже опускаться не стал, будучи уверенным, что там всё в порядке), я [пишет Васильев] поспешил выбраться наружу. Было жарко, одежда прилипла к телу. Спецкостюм усугублял усталость. Хотелось курить. Я разоблачился и с облегчением направился в курилку. Выкурить успел только половину сигареты, как увидел вдруг поваливший из двух шахт бурый туман. Это значило только одно – концентрированная азотная кислота поступила в эти шахты. И действительно, в шахты попали остатки азотной кислоты из заправочных магистралей через открывшиеся заправочные клапаны. Прои зошло это по вине малоопытного техника, работавшего на пульте управле ния заправкой, и недосмотру контролёров: нашего офицера управления и представителя промышленности.
В третьей шахте выброса окислителя не произошло, так как начальник команды этой ШПУ шахту успел обесточить. В каждую из двух пострадавших шахт было выплеснуто кислоты не так уж и много. Но этого количества вполне хватило, чтобы люди погибли от отравления или полученных тяжёлых ожогов».
В то время автоматизация ракетной техники ещё не достигла такого уровня, при котором неверная, нештатная операция была бы заблокирована автоматикой. Система управления просто не реагировала бы на ошибочную команду, хотя бы оператор продолжал манипулировать на пульте.
Далее мемуарист Васильев остановился на организационных вопросах о происшедшей трагической случайности.
«Генерал Вознюк [начальник полигона] расформировал наш отдел. Офицеров распределили группами по другим отделам. Полковник Яцюта [начальник отдела испытаний наземного оборудования. Участник первого пуска ракеты на полигоне в 1947 году] получил перевод в так на зываемую «Экспедицию» под Загорском Московской области… После Яцюты непродолжительное время нами командовал под полковник Соболь Борис Моисеевич, ранее возглавлявший железнодорожное хозяйство полигона. Соболь зарекомендовал себя деловым и энергичным руководителем. Вне службы – простой и доступный для общения человек. Умница, каких поискать. Жаль, что довелось так мало поработать под его командованием. Между прочим, Борис Моисеевич был беспартийным и его назначение на должность начальника отдела – явление из ряда вон выходящее».
От себя добавлю, что мне довелось участвовать в постановке на боевое дежурство на Дальнем Востоке шахтного ракетного комплекса с ракетой Р-12У. Там старшим контролёром расчёта заправочного оборудования был майор, который упустил возможность предотвращения указанной аварии с гибелью людей. На меня он произвёл впечатление своей грамотностью, был уверен в своих действиях при выполнении технологического графика. В его поведении не наблюдалось какой-либо закомплексованности, связанной с трагической случайностью в Кап. Яре.
Отдел испытаний наземного оборудования, который возглавил наш товарищ Соболь, связан с работой по обеспечению подготовки и пуска ракеты на стартовой позиции. Наземщики, как их величали в обиходе, занимались транспортировкой, всеми видами перегрузок ракеты с одного средства на другое, пристыковкой головной части к корпусу ракеты, установкой на пусковой стол на позиции или в шахте, заправкой компонентами топлива и сжатыми газами, а также наведением ракеты на цель. Естественно, работа наземщиков на стартовой и технической позиции считалась менее престижной, «не интеллигентной», нежели у специалистов, которые трудились на борту ракеты, то есть имели дело с системой управления, двигательной установкой, аппаратурой их настройки и проверки. Именно такой наземщик – испытатель Вячеслав Васильев вспоминал: «Выглядели мы замарашками, так как трудно было не испачкаться, постоянно «общаясь» с агрегатами наземного оборудования, заглядывая во все «дырки» грубого по сравнению с конструкцией ракеты железа. Но таков был наш хлеб, и мы не роптали. Правда, в моральном плане мы были ущемлены: продвижение по службе у наземщиков шло более трудно, чем, например, у электриков [специалистов по системе управлению и электропитанию на борту ракеты и наземного электропускового оборудования], то есть ведущей ракетной профессии. Ведь они были комплексниками, а мы играли как бы вспомогательную роль, правда, без которой невозможно обойтись».