Первое ракетное соединение нашей страны — страница 35 из 73

Начальник штаба дивизии полковник Михаил Иванович Романюк, был энергичным, подтянутым, с образцовой строевой выправкой, офицером, которого несколько тяготила штабная служба. Его коньком были проведение строевых смотров, парадов, прохождений и построений. Он умел проводить эти мероприятия с блеском.

Мне вспоминается, как мы вместе с начальником ВШМС дивизии подполковником М. Н. Яковлевым решили отметить юбилей ветерана дивизии майора В. М. Дорофеева. Как положено, купили подарок, подготовили приказ и грамоту, и осталось только определиться, кто из командования дивизии проведет это мероприятие. Доложив о подготовке мероприятия командиру, я получил указание обратиться к М. И. Романюку. Михаил Иванович, еще не дослушав сути вопроса, уже набирал номер телефона начальника оркестра, а потом отдал всем исчерпывающие указания. В ВШМС на плацу нас уже ждал личный состав в парадной форме с развернутым знаменем. Все было организовано на высшем уровне, но в то же время очень тепло, по-человечески. Офицерам очень понравился ритуал поздравления, а сам В. М. Дорофеев был безмерно счастлив. Такое не забывается.

В 1975 году мне была предложена должность в управлении кадров РВСН, и вскоре состоялся приказ о моем назначении. Расставание было нелёгким, так как я считал очень важным, кто займет должность, от которой зависят судьбы многих офицеров и прапорщиков, которых я знал лично.

В коротком очерке трудно сказать о многих хороших людях дивизии. За рамками очерка остались многие знаменательные события не только в жизни нашего соединения, но и в жизни моей семьи, незримо связанные с Гвардейском. Гвардейск остался в жизни местом рождения моего младшего сына – Виталия, а его уютные улочки и брусчатая мостовая часто с теплотой возникают в памяти.

Я рад, что ветераны дивизии не растворились в повседневных делах, не забыли славную историю нашего героического соединения, которого, к сожалению, уже нет в боевом строю Ракетных войск.

Как это было

Иванченко Юрий Васильевич, полковник в отставке


– Гвардейск, бывший Тапиау, по тому времени, был небольшим городком, мало пострадавшим от войны, т. к. его, освобождая от немцев, взяли без боя, и старожилы-фронтовики рассказывали, что, войдя в город, они в квартирах находили на столах горячий, приготовленный к завтраку кофе. Таким стремительным, мощным, а главное неожиданным оказался бросок наших атакующих сил, что немцы с большим трудом успели убежать, побросав всё.

Городок утопал в зелени. Улицы, аккуратным образом вымощенные брусчаткой, поддерживались в идеальном порядке. Кроме того, сплошные потоки дождевой воды смывали всю грязь и пыль. Дожди же здесь являлись явлением частым. Мне и моей супруге Гвардейск нравился, но находиться в нём лично мне приходилось мало, что объяснялось служебными обязанностями (боевое дежурство, командировки, наряды).

Достопримечательностями городка были богатейший книжный магазин, «морской» кооперативный магазин, в котором продавались всякие заграничные товары и продукты. Ещё имелась колония строго режима. Всё это, составляло, так скажем, внешний фон, но служба – есть служба. Отпуск мой закончился. Мне предстояло на довольно длительное время убыть на «точку», т. е. туда, где находились наши боевые, стартовые и технические, позиции. Там мы изучали ракетную технику и несли боевое дежурство.

Вернувшись в Гвардейск, я услышал от своей любимой жены:

– Юра, я так не могу жить. Я, наверное, уеду домой.

– Что ж, уезжай, – ответил я, – только решай окончательно и сразу, дабы людей не смешить.

На следующее утро я вновь отправился на «точку». Описать всё, что я в то время чувствовал, невозможно, поэтому делать этого и не стану.

В городок на этот раз уже не спешил, но ночевать-то где-то надо, и я пришёл на свой чердак, где мы с женой сняли комнатку. Каковы же были мои радость и счастье, когда на нашем чердаке я увидел и обнял свою жёнушку. Она никуда не уехала, и разговор на эту тему больше никогда не возникал между нами.

Вернёмся, однако, в Калининградскую область 1959 года. Служба и наши «посиделки на точках» продолжались. Их неэффективность стала очевидна к концу лета. Ютились мы в палатках без какого-либо намёка на уют. Ракетная техника находилась под открытым небом. Стало ясно, что наскоком настоящего боевого дежурства нам не организовать. Необходимо строительство капитальных комплексов и для личного состава, и для техники.

Для начала отделения боковой радио коррекции (БРК) были отведены с точек в расположение полевой дислокации дивизионов. Задумка состояла в том, что в случае объявления тревоги дивизион БРК совершит марш и успеет занять боевую позицию. Правда, даже нам, молодым лейтенантам, было ясно, что совершение 60-тикилометрового марша колонной специальной техники, составляло определённую сложность, учитывая трудно проходимые лесные дороги, особенно в дождливую погоду, которая имела место почти каждый день. Однако правила игры задавались не нами и даже не нашими непосредственными командирами.

Пятая батарея второго стартового дивизиона, где я служил, имела на редкость уравновешенный коллектив офицеров. Тон задавал комбат капитан Виктор Гранкин. Это был сероглазый, внешне спокойный, улыбчивый человек, но с железной хваткой, особенно, когда дело касалось боеготовности, судеб подчинённых ему людей, службы и быта всего его личного состава. Имел он к тому времени уже основательную житейскую мудрость и обычно всегда находил правильные решения вопросов в очень сложных ситуациях. Его опыт стартовика, прошедшего службу на ракетном полигоне Капустин Яр, был просто бесценным учебным пособием для всех наших офицеров и солдат.

Начальником стартового отделения нашей батареи являлся лейтенант, молодой по званию, но уже опытный специалист-ракетчик, Василий Олесь. Это тот самый Олесь, который затем стал начальником штаба ракетной дивизии в посёлке Ясное (Оренбургская область). Худощавый, поджарый, сероглазый Василий был исключительно остроумным человеком, но и командовать умел умело и грамотно, не сюсюкал с подчинёнными, но об их быте заботился на все, как говорится, сто процентов. Его жёсткой и принципиальной оценки каких-то фактов служебной деятельности побаивались даже наши начальники.

Начальником двигательного отделения был Вениамин Абрамов. В нём просматривалась природная мягкость интеллигентного человека. Правда, он её пытался скрывать, считая покладистость неуместной в довольно-таки суровых, армейских (с ракетным уклоном) условиях жизни. Специалистом он был отменным, имел высшее образование, но вот служба у него как-то не складывалась.

Должность начальника электроогневого отделения занимал старший лейтенант Вячеслав Калинин. Высокий, стройный парень, дамский сердцеед, анекдотчик, душа любого застолья и мастер преферанса, но специальность свою знал прекрасно и службу правил очень хорошо.

Несколько слов о преферансе, об этой не игре, как мы тогда говорили, а науке. По большому счёту РВСН должны поставить памятник тому, кто придумал сие увлекательнейшее времяпрепровождение, если в нём, конечно, отсутствовал элемент обмана и наживы. Преферанс спасал от смертной тоски и глубоких депрессий многие поколения ракетчиков, особенно на самой ранней стадии становления РВСН.

Помню, как урезонивал командир дивизиона подполковник, фронтовик Чуняев замполита капитана Зайцева. В офицерском общежитии, созданного путём разделения сборно-щитовой (как её мы окрестили – сборно-щелевой) казармы на клетушки, слышимость была абсолютной. Замполит стучал в дверь и требовал её открыть. Проходивший мимо общежития подполковник Чуняев одёрнул капитана за руку и сказал:

– Слушай, Зайцев, оставь ты, ради Бога, их в покое.

– Так они, товарищ подполковник, в карты играют и спирт пьют.

– Давай, замполит, – перейдя на шёпот, сказал командир дивизиона, – пойдём ко мне, выпьем немного, посидим…

Середина августа в прибалтийских лесах – это уже настоящая осень, а в 1959 году, вообще, над нами «разверзлись хляби небесные». Непрерывные и холодно-нудные дожди превратили лесные дороги в непроходимые огромные лужи, в наших палатках стояла вода по щиколотку, техника, несмотря на постоянно проводимые парковые дни, потихоньку ржавела. Сидение в лесу постепенно превратилось в самоцель, становясь непонятным всему личному составу. Тонус людей падал. Даже вопросы примитивного быта для солдат и офицеров становились неразрешимыми. О бане не было и речи. Командиры по субботам. загоняли голых солдат в речку Дейму с кусочком мыла – видимость помывки. Это привело к массовому заболеванию – фурункулёз. Воинская дисциплина падала.

Однако, невзирая на «тяготы и лишения военной службы», молодые и отчаянные офицеры находили выход и здесь.

Когда личный состав после отбоя затихал, в наших палатках начиналось движение. Направление движения лейтенантов имело вектор на Дейму. Это внешне было похоже на всеобщую любовь к ночным купаниям в свинцовых водах прибалтийской реки. Суть же заключалась в том, что, переплыв реку, можно было оказаться в городке, правда, после двухчасового марш-броска. Схема отличалась простотой и находчивостью. На противоположном берегу Деймы (под заветным кустиком) лежали спортивный костюм и кроссовки, а бег по пересечённой местности для офицеров, подготовленных в «кузницах» маршала Жукова, был так же естественным, как обычное дыхание.

Напомню, что по приказу министра обороны Г. К. Жукова существовал обязательный ежедневный, как правило, перед обедом в течение целого часа бег вперемежку с ходьбой для всех военнослужащих (от рядового солдата до командира полка).

Таким образом, ночь распадалась по схеме «туда – там – оттуда» на следующие этапы. Заплыв, марш-бросок, общение с девушкой, женщиной, уж как кому повезёт, затем в обратном направлении марш-бросок, снова заплыв, с таким расчётом, чтобы точно в срок успеть на утренний развод.

Ничего не попишешь: молодость, энергия, желания.

Несколько циклов такого «офицерского многоборья» в течение месяца приводили лейтенанта в состояние душевного равновесия, в сочетании с измотанностью и лёгким головокружением. «Батя», командир дивизиона, конечно, знал об этих супермарафонах, но как офицер-фронтовик совершенно отчётливо понимал нужность подобной разрядки, не предпринимая никаких суровых мер, в отличие от штабников, которые сочиняли и присылали нам грозные приказы, указания, директивы, находясь, при этом, заметьте, рядом с любимой женщиной и в тёплых квартирах.